Страница 42 из 49
Испуганный Роберт протянул руку к терновому лицу.
Но на полпути остановился. Опустил руку. Губы Короля растянулись в улыбке.
— Вот именно. Потому что ты не хочешь узнать, кто я такой. Кто тот человек, которого Хлоя любит.
— Она любит меня!
Король пожал плечами:
— Ты уверен? — Он приблизил губы к уху Роберта. — Она приказала мне перерезать бобовый стебель. Вместе с тобой.
— Врешь!
— К сожалению, нет. Она не та Хлоя, которую ты знаешь, Роберт, не та, которую ты себе придумал. Такой Хлои никогда раньше не существовало.
Совсем близко послышалось рычание. Они обернулись.
Под низко нависшей веткой дуба припал к земле огромный зверь. Его крохотные глазки горели красным огнем, свет луны выхватывал из мрака длинную морду, нацеленную прямо на них.
Роберт замер. «Что это?» — хотел спросить он, но шепот застыл на губах. Он ощутил леденящий ужас Короля и тоже похолодел, стоял, не в силах шевельнуться.
Зверь зевнул.
Встал, не торопясь вышел на поляну, залитую лучами лунного света. Оказалось, это волк, огромный, серебристый. Длинный нос принюхивался, внимательные острые глаза перебегали с Роберта на Короля. Зверь уловил их страх, понял, что добыча не сможет убежать, выбирал, кого из них сожрать первым.
— Слушай меня. — Роберт заговорил очень тихо, однако уши волка всё равно насторожились. — Подойди ближе. Попробуем вскарабкаться на дерево позади меня. Двигайся медленно. Не поворачивайся к нему спиной.
Он вытащил ногу из трясины. Сделал осторожный шаг. Под ногами хлюпнуло.
Король оцепенел от страха.
— Пошли.
— Не могу. Только не на деревья.
— Деревья не…
— Деревья — мои враги. Я вышел из них. Они хотят вернуть меня!
— Да брось ты…
Волк припал к земле. Роберт не стал мешкать. Отскочил, нащупал твердую кору дерева, повернулся и вспрыгнул. Как только нога коснулась побега плюща, позади него в ночи раздался громкий всплеск. И чудовищный вопль.
Хлоя тоже его услышала.
К этому времени она уже спешилась и вела Калли по меловой тропинке к Плетеному Замку, но, услышав крик, остановилась, оглянулась. Крик донесся еле различимо, издалека, но она догадалась, чей это голос. Она уже привыкла слышать его, привыкла чувствовать в нем страх.
— Нет! — с обидой воскликнула она.
Зазвонил колокол. Его гул донесся откуда-то у нее над головой, и Хлоя испуганно вздрогнула. Глубокая нота далеко разлетелась в морозной тишине, и от нее холод показался еще злее, ее дыхание повисало ледяным облачком, трепещущий лунный свет застывал причудливыми ледяными силуэтами, исполненными белой красоты.
Живет ли кто-нибудь в этом каэре? Все предыдущие были пусты. Защищают ли его?
Она оглянулась на темную аллею и сказала:
— Я только хочу замедлить их продвижение. Не хочу их убивать. Понятно?
Лес Потустороннего мира заскрипел, зашелестел. Как будто тянулся к ней. Как будто прислушивался.
Нож Короля бешено метался в воздухе; но волк не отступал ни на шаг. Он склонил голову, свирепо рычал. С клыков капала слюна, губы приподнялись, обнажив розовые десны. А среди чащобы колыхались призрачные тени, и Роберт был уверен — на помощь волку идет, крадется неслышно вся грозная стая.
— Пошли! — заорал он, похолодев от страха. Король бросился бежать. Сделал всего три шага — и волк нагнал его, еще шаг — и зверь всей тяжестью повалил несчастного на мягкую землю. Он перекатился на спину, попытался скинуть с себя зверя, но хищная пасть зарычала, челюсти ухватили его за руку, встряхнули, увернувшись от ножа.
— Роберт! — закричал он. — Роберт!
Роберт сорвал с шеи мешок из журавлиной кожи, сбросил его вниз, потом сам прыгнул за ним. Приземлился он жестко, упал на руки, и острая боль пронзила бок.
Он пинком оттолкнул зверя, заорал что есть мочи. Волк отскочил, рыча, и тогда Роберт подхватил Короля, поставил на ноги.
— Пошли!
Он подхватил полуживого Короля, обнял его за талию, закинув его покусанную руку себе на плечо, потащил к дереву, однако понимал: втащить его даже на нижние ветви ни за что не удастся.
Серая кора отступила назад; он развернулся, прижался к ней спиной.
Вместе они встретили волка лицом к лицу.
Этот каэр был не похож на другие.
У него не было стен — по крайней мере твердых. Этот замок был целиком соткан из веревок или из чего-то похожего. С деревьев, с шестов, с деревянных столбов свисали толстые мотки пряжи, скрученные и слегка пушистые на ощупь, они, словно пчелиные соты, складывались в густой лабиринт из отверстий и туннелей.
И цвета тоже различались. Чаще всего пряжа казалась красной, но встречались вкрапления синего, желтого и зеленого. Замок был словно связан на гигантских спицах из шерсти, увеличенной в сотни раз. Будто она разглядывала спутанные волокна в микроскоп.
Отверстий было так много, что она не знала, какое выбрать. Этот каэр походил на лабиринт. Пока она стояла в неуверенности, где-то в глубине опять зазвонил колокол, на этот раз более настойчиво.
Хлоя прикусила губу. Неправильно это. Какую бы дорогу она ни предпочла, выбор будет правильным, потому что этот мир — ее. Она — писательница, создающая свой собственный рассказ. Она выбрала один из входов, направила Калли в него, но всего через несколько шагов перед ней предстали четыре или пять темно-красных отверстий, они вели в разные стороны, а сквозь плетеные стены можно было заглянуть в глубину замка. Ничего не разберешь!
— Ну и что дальше? — сердито вскричала она. Ответ пришел откуда-то сзади, хотя она знала — там никого не было.
— Вот так оно всегда бывает у поэтов. Вечно приходится выбирать, принимать решения.
Она обернулась, вспыхнув от ярости.
Он сидел в одной из петель этой вязаной мешанины, небрежно раскачиваясь, будто на качелях, точно таких же, как стояли у нее в саду… Лицо его скрывалось в тени, но она разглядела на лбу отметину в виде звезды.
А на руке темнели три шрама.
Oi. ОЙНДЛЕ — БЕРЕСКЛЕТ
Можно подумать, она сражается с нами. Врачам удалось запустить ей сердце, и мозговая активность тоже появилась, но начинать надо было не с этого. Даже просто глядя на ее лицо, я вижу перемены.
— Хлоя, — повторяет Кэти. — Хлоя! — Она склонилась над дочерью, целует ее в лоб.
Существуют ли глубины столь дальние, что туда не может добраться даже любовь?
Среди колючек, шипов, ветвей?
Я не верю.
Никогда не поверю.
Хоть я и мал, я сражался
В рядах лесных деревьев.
Роберту никогда не доводилось драться. В школе он пользовался успехом, и никто к нему не цеплялся. Он был высок ростом и всегда ходил, с головой погруженный в свою живопись, и, хоть однажды и прозанимался целый семестр в секции боевых искусств, до настоящих драк дело никогда не доходило.
Кроме того, перед ним был зверь. Он не знал ни жалости, ни страха.
Не знал сомнений.
Роберт почувствовал, что тяжесть у него на руке уменьшилась: Король выпрямился.
Волк трусцой направился к ним, опустив голову. Уши прижаты, в оскале торчали желтые зубы. Когда он прыгнет, удар будет сокрушающим, могучие зубы разорвут мускулы, раздробят кости.
Роберт пошарил под курткой. Потом в отчаянии метнул взгляд вбок.
Мешок из журавлиной кожи лежал под деревьями, там, куда он его отшвырнул.
Он осторожно сделал шаг к мешку. Волк ощетинился, в горле заклокотал протяжный рык.
И тут, к удивлению Роберта, дерево, стоящее перед ним, склонилось к земле, закрыв его от волка. Сначала ему показалось, что дерево наклонилось само собой, но потом он понял, в чем дело: на верхнюю ветку опустилась какая-то птица, и под ее тяжестью тонкий ствол согнулся. Потом села еще одна птица, потом третья.