Ворон(переводы)

It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore-

Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore."

Quoth the Raven, "Nevermore."

"Be that word our sign in parting, bird or fiend," I shrieked, upstarting-

"Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore!

Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!

Leave my loneliness unbroken!- quit the bust above my door!

Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!"

Quoth the Raven, "Nevermore."

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting

On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;

And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming,

And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;

And my soul from out that shadow that lies floating on the floor

Shall be lifted- nevermore!

ДМИТРИЙ ГОЛЬДОВСКИЙ (1931-1987)

Как-то раз до поздней ночи я читал, слипались очи…

Вдруг в дверь тихо постучали… Потерял я мысли нить…

"Это путник запоздалый", – я сказал себе устало,

Ночь в пути его застала, просит дверь ему открыть.

То, конечно, гость усталый просит дверь ему открыть.

Кто ж еще там может быть?"

На полу и в стенах в зале тени-призраки плясали.

Тот декабрь, холодный… мрачный… никогда мне не забыть!

И ученых истин море не могло развеять горе

О прекраснейшей Леноре, той, что перестала жить.

Ты, чудесная, отныне будешь с ангелами жить.

Где ж ещё ты можешь быть?

Вдруг я вижу возле двери волны взмыли на портьере,

Незнакомый мне доселе ужас кровь заставил стыть.

И сдержать стараясь бьенье сердца, я шептал в смятенье:

"Что за странное волненье? Надо встать и дверь открыть.

Это просто гость усталый просит дверь ему открыть".

Но затем собравшись с духом (голос мой разнесся глухо):

"Сэр, – сказал я, – или леди, вы должны меня простить:

Я не слышал вас вначале, вы так тихо постучали".

Тут раскрыл я двери в зале, ужас свой стараясь скрыть,

Только мрак густой увидел я, старясь ужас скрыть.

Что ж ещё могло там быть?

Так стоял я в темном зале, полон страха и печали,

А во мраке ночи мысли плыли душу бередить.

Не являлись мысли эти никому ещё на свете.

Только вздох услышал ветер: "Мне Ленору не забыть!"

Что за звук? О, это эхо: "Мне Ленору не забыть!"

Что ж ещё могло то быть?

Дверь закрыл белее мела. Вся душа моя горела.

Снова стук, теперь он громче, надо ужас подавить,

Надо встать и выйти смело, посмотреть, не в ставне ль дело,

То ведь ветер озверело тщится ставень отворить.

О, конечно, это ветер тщится ставень отворить.

Что ж еще то может быть?

Я к окну… И ворон черный, древний, строгий, непокорный,

Входит, крыльями махая, лишь окно успел открыть.

Вот он входит без поклона, глядя, как властитель с трона,

И решает благосклонно вверх на бюст Паллады взмыть.

Сплю я что ль? Откуда ворон мог на бюст Паллады взмыть?

Нет, того не может быть!

Точно смоль у птицы перья. "То не сон", – решил теперь я.

Ворон, чопорный, надутый, начинал меня смешить.

"Ты скажи мне, о ворона, имя, что во время оно

В царстве мрачного Плутона ты изволила носить".

И прокаркал ворон имя, что привык в аду носить:

"Никогда тому не быть".

Ворон черным монолитом все сидит там, все видит там,

Продолжая мою душу взглядом демона сверлить.

Силуэт зловещей птицы тенью пал на половицы.

На душу та тень ложится, и ее не победить.

Нет, душа моя не сможет власть той тени победить.

Никогда тому не быть!

Сергей Петров (1911-1988).

Опубликовано только в 2003 году

Как-то в полночь, в час угрюмый, утомясь от долгой думы,

Над томами, где укрылась мудрость стародавних лет,

Полусонный, я склонялся, но нежданный стук раздался,

Будто кто-то постучался осторожно в кабинет.

Я подумал: "Гость какой-то постучался в кабинет.

Ничего иного нет".

Ах, мне помнится так ясно! Был тогда декабрь ненастный,

От углей в камине красный отблеск падал на паркет.

Утра ждал я в нетерпенье, в книгах жаждал я забвенья

От печали и мученья, что померк мне горний свет -

Дева дивная Ленора, имя чье небесный свет,

Та, которой больше нет.

В шелковых багровых шторах шел, как дрожь, чуть слышный шорох:

Этот алый, небывалый ужас был во мне, как бред.

Сердце билось, кровь гудела, я твердил себе несмело:

"У кого-то, видно, дело, что стучится в кабинет.

Ночью некому без дела постучаться в кабинет.

Ничего другого нет".

С духом я тогда собрался, более не колебался:

"Сударь, я прошу прощенья, что промедлил вам в ответ,

но поверьте, – вы в начале слишком робко постучали,

так что звуки долетали еле-еле в кабинет.

Я дремал и вас не слышал". И открыл я кабинет.

Никого во мраке нет.

И, пронзая взором тьму, я стал, дивуясь и тоскуя,

Сам не зная, что со мною, явь ли то иль просто бред.

Было тьмой молчанье это, а во тьме хоть бы примета!

И одно – "Ленора!" – где-то шелестело мне в ответ.

Это я шепнул: "Ленора!", эхо шепчет мне в ответ.

Ничего иного нет.

Я с душою воспаленной возвратился изумленный,

Сел, но снова звук за ставней о чугунный парапет.

Сердцу не было покоя, и промолвил я с тоскою:

"Посмотрю, что там такое, и открою, в чем секрет.

Погоди же, сердце, биться – я узнаю, в чем секрет.

Чуда тут, конечно, нет".

Только я откинул ставни, как предстал мне стародавний

Грозный ворон из баллады, на старинный лад одет.

И, вспорхнув, как тень немая, барственно крылом махая

И меня не замечая, пролетел он в кабинет,

Сел на бледный бюст Паллады над дверями в кабинет,

Словно бы меня и нет.

Мрачной птице из эбена, восседавшей столь степенно,