Страница 23 из 26
В ванной комнате нам, по сути, делать было уже нечего, но я все равно зашла полюбоваться отделкой. И не пожалела об этом. Белая сантехника, золотые краны и рукояти смесителей, бирюзовый кафель, и, конечно же, шкафчики красного дерева с росписью. В такой же шкафчик была встроена и мойка а над ней (у меня даже перехватило дыхание) — овальное зеркало в потрясающей резной деревянной раме…
— Ну, кажись, все закончили, — сказала хозяйка, довольно потирая руки. — Пошли, доня, наши мужчины там уже, небось, ужин сготовили.
Но я, как зачарованная, ходила из комнаты в комнату и не могла налюбоваться, насытиться этой разнообразной, пышной, волнующей гармонией красок и форм.
— А можно я здесь… переночую? — тихо спросила я.
— Э, нет, донечка, — сказала, как отрезала, хозяйка.
Мне сразу стало стыдно за свой, в сущности, не очень-то приличный вопрос.
Знахарка поняла мое смущение:
— Не то, что мне жаль. Просто, донечка, в нежилом доме ночевать нельзя.
— Как же нежилом? — удивилась я. — Он же так и дышит жилом!
— А так. Дом, доня, всегда строится на чью-то голову. Кто первый в нем переночует, тот помрет скоро. Знаешь примету — перед тем как новый дом въехать, кошку наперед пускают?
— Знаю, конечно, мы и сами с Володей так делали. Только кошка потом куда-то пропала…
— Так вот лучше пусть кошка пропадет, чем человек! Так что ночевать до свадьбы тут никто не будет.
Я последний раз оглядела горницу, впитывая в себя ее теплую красочную атмосферу, и мы пошли домой.
Несмотря на усталость, мне никак было не уснуть. Снова и снова я возвращалась в чудесный дом Федора — рассветную детскую, жемчужно-лиловую спальню с аметистовыми светильниками; мне грезились червонные сполохи в углах кухни, расписные тюльпаны и голубые розы… Но больше всего притягивала меня горница; странное дело — несмотря на темный пол и темную мебель, она была полна солнцем и небом. И вдруг я подумала, что эта новая горница вобрала в себя весь донской край, с черноземом его пашен внизу, бесконечной синью небес и сиянием солнца — вверху. Эта мысль подняла меня, пронесла над бирюзово-солнечным краем, и пришло понимание того, что такое — дом как Мир и мир как Дом…
Глава 9. Оберег
— … да дядьку Степана — к нам. Старушки ляжут с Дашуткой в хате. Молодежь в сарае. Человек тридцать поместим. Остальных — по станишникам. Гуторила с кумами, примут гостюшек?
— Гуторила, примут. Ты вот что, Алеша, у себя на пасеке тогда ляжешь, а я в летнике — все равно не спать.
Умываясь на дворе, сквозь виноградник я прекрасно слышала разговор хозяев. Речь, по всей видимости, шла о том, где и как размещать гостей.
— Здравствуйте, — я вышла к хозяевам из-за стены винограда.
— Здорово ночевала, доня! — поздоровались со мной хозяева.
— Слава Богу! Домна Федоровна! Чем помочь? Чем заниматься мне сегодня?
— Ты посиди пока с нами, Дашунь. Зараз, мы разберемся тут… — и хозяева продолжили обсуждать вопросы приема гостей уже в моем присутствии.
Стариков, как наиболее уважаемых людей, Калитвины собирались поселить у себя в доме. Старушек — со мной в «хате-больнице», тех, кто помоложе, устроят на ночлег в том самом сарае, где прошлым летом жила моя экспедиционная группа. Остальных гостей примут живущие в станице бесчисленные кумовья Домны Федоровны и Алексея Петровича. Разместить надо было человек семьдесят (это только родственники из дальних станиц и городов), а всего на свадьбу ожидалось около трехсот гостей. Обсуждая детали, хозяева старались предусмотреть все, чтобы гостям у них в доме было комфортно и не хлопотно. Меня поразило, как пекутся они о всяком госте, помня о привычках и предпочтениях каждого.
Убирая посуду после завтрака, я спросила знахарку:
— Тетя Домна, а почему гостей вы селите в домах, а сами с Алексеем Петровичем собираетесь ночевать Бог знает где? Гостям и так — отдыхать, веселиться, а вы на ногах все время, в бегах, в заботах, вот вам бы и отдохнуть…
— Потому что справный хозяин ночь не доспит, а гостя заберечь должен.
— Ну ладно одного-двух, но это же физически невозможно — угодить на такую толпу!
Хозяйка окинула меня строгим взглядом, но ответить не успела: приехал Федор, и мы пошли встречать его. Сын знахарки привез из станицы посуду, взятую напрокат у родни и знакомых. Мы перетащили коробки в летнюю кухню и принялись разбирать кастрюли, сковородки, тарелки, миски, салатницы, рюмки, стаканы, фужеры, вилки, ложки и ножи. Мне надо было протирать все это смоченным в уксусе рушником, а Домна Федоровна вытирала их насухо, сортировала по размеру и стопками складывала обратно в коробки, но уже подписывая — "тарелки глубокие", "тарелки мелкие", «блюдца»… Помня ее недовольный взгляд, когда спросила ее, зачем заботиться о гостях в ущерб себе, я решила больше не затрагивать эту тему. Но знахарка сама вернулась к разговору:
— Гость, доня, в дому — Божий человек. Неважно, один он или тысяча их. Он — пришлец из задомья, с ним обращаться надо ласково да бережно.
— Из чего пришелец?
Из задомья, — и, видя мое непонимание, пояснила. — Ну есть дом — это твое, ближний круг, а задомье — то, что за домом, чужое, дальнее. Человек, приходящий в дом к тебе из дальнего круга, опасность в себе таит.
— Какую же опасность может таить человек, если вы сами его пригласили в гости?
— Я-то пригласила, но станет ли он гостем — уже от хозяина зависит.
— Что значит — станет? Кто в дом пришел, и так гость…
— Нет, донечка. В дом к тебе приходит чужак, пришелец. Он с собой несет токи неведомые, опасные. Никто не знает, где ходил этот человек и что он делал. Может, грех у него на душе тяжкий. Или злобу таит на кого-то. Чи просто видал что плохое. Все это с собою он носит и может тебе оставить, коли не понравится ему под кровом твоим. А ежели хорошо человека пришлого принимаешь, волнуешься об нем пуще себя самого, то он становится гостем, — последнее слово знахарка произнесла с особой значимостью.
— Гость — это какой-то особый статус?
— А ты в само словечко вдумайся-то, — вкрадчиво сказала целительница.
— Ну… гость и гость, все понятно.
— А вот и нет. Гость — господин жилища, под кров которого он вступает. А хозяева ему прислуживать должны.
— Ну уж это слишком, Домна Федоровна! Хозяин в доме главный, а гостю как раз многое не позволено, недаром же говорят: "будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях".
Знахарка метнула в меня такой ледяной взгляд, что я поняла, что сказала нечто совсем неподобающее.
— Гость, пока у тебя он гостит, в дому твоем — Господин, — поставила точку она. — А господин, потому что пришедший к тебе — посланник Господа. А может, и сам Господь в человечьем облике. Вот и думай, ладно ли будет — Господу не услужить. Не так примешь — разгневается на тебя, и счастье из дому унесет. А забережешь по всем правилам — еще добра прибавит.
Одна коробка была уже наполнена тарелками до самого верха. Хозяйка закрыла ее и отодвинула в угол.
— Гостя не кормят чем похуже да подешевле. Все лучшее в доме — гостю, и кушанья, и постель. Последнее отдай, а нет ничего — у соседей пойди займи. Наши прадеды для гостей отдельное поле держали и баранов, хаты гостевые специально строили. И кто хотел, мог придти да попроситься на ночлег — отказать не можно было никак! Это, говорили, Боженька по земле ходит, смотрит, как люди друг к другу относятся. Как ты к гостю, так и Бог к тебе. Мы, донечка, на этой земле тоже ведь только гости. А посмотри, сколько всего нам белый свет дает! И солнышко, и просторы, и землицу с плодами, с растеньями, со всякой живностью, и моря синие, и реки глубокие… Лучшее отдает нам! Так ежели тебя в гостях тут, на земле, так принимают, неужели же ты не примешь гостей своих хорошо да ладно? Только черствый сердцем может гостя обидеть. Ну, и расплачиваются за то — хворьбой да разладом. Служение гостю — то твоя благодарность Миру за свет да добро.