Карусель памяти

– Конечно, меня это волнует. А как ты думал? Мои родители вдруг разругались, а мать охмуряет совершенно незнакомого мужика. По крайней мере, мне приходится признать, что именно этим она и занимается. – Она посмотрела на него, как будто он был в состоянии прогнать эту мысль у нее из головы.

Пойманный врасплох, он в смущении пожал плечами.

– Я не знаю, какие у них отношения между собой на самом деле, – сказал он.

Взгляд Сьюзен вопрошал, как он может быть таким наивным.

– Она сказала мне, что он ей нужен, чтобы помочь ей разобраться с этой ерундой из прошлого, – сказала дочь тоном, граничащим с цинизмом. – Думаю, это просто уловка.

– Пожалуйста, встреться с ней, – сказал Джон. – С Клэр так много произошло. Я просто не могу объяснить тебе ее точку зрения. Пусть она попробует…

– Если я увижусь с ней, так только чтобы наорать. Уговорить вернуться домой и стать нормальной женой и матерью снова.

– Я не хочу, чтобы ты это делала, – сказал Джон с такой силой, что сам удивился.

– Почему?

Он не знал, как заставить ее понять то, что стал только недавно понимать сам.

– Потому что мне нужно побыть одному, – сказал он. – Я сначала и сам в этом не разобрался. Поверь мне, Сьюзи, я меньше всего хочу, чтобы мы с мамой расстались. Но я кое-что начал понимать о себе самом.

Сьюзен вытерла свои покрасневшие глаза рваной тряпочкой.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, разве ты не сомневалась, когда уехала в колледж, что сама можешь о себе позаботиться?

Она нахмурилась.

– Ну, да, но…

– И потом ты поняла, что можешь, и это вызвало замечательное чувство, правильно?

Она опять кивнула.

– Да, но ты-то – взрослый. И ты – мой отец. Ты всегда можешь справиться с чем угодно. Ты все можешь, папочка. Я всегда думала о тебе как о… – она потупила глаза и посмотрела на колени, где ее длинные пальцы терзали тряпочку, которой она вытирали глаза —…ком-то, кто может справиться с любой проблемой, сможет все расставить на свои места. И если ты на самом деле не такой, я не думаю, что мне хотелось бы об этом узнать.

Он засмеялся.

– Я не такой, Сьюзи. Посмотри правде в лицо. Ты понимаешь, что я был вместе с твоей матерью с семнадцати лет? На два года моложе, чем ты сейчас. По правде говоря, может быть, я и смог бы справиться с любой ситуацией, но, честно говоря, я этого не знал, пока она не ушла. Мне это пошло только на пользу, дорогая. Чертовски больно, но на пользу.

– Ты бы смог это понять сам, и ей не нужно было бросать тебя.

Он постарался не реагировать на ее выбор слов.

– Она не бросила меня. Я попросил ее уйти. Я понимал, что ей нужно время для себя тоже. Ты могла бы сказать, что я ее просто выгнал.

– Правильно, пап. – Сьюзен намотала тряпочку на кулак. – Тогда она могла бы поехать в… я не знаю, куда-нибудь одна на какой-нибудь курорт, если дело все в том, что вам нужно было расстаться на какое-то время или что-то в этом роде. Но я никак не могу понять, почему ей нужно встречаться с кем-то еще.

Джон выпрямился со вздохом.

– Дело в том, что человек, с которым мама… встречается, успокаивает ее так, как я не смогу никогда.

Сьюзен вздохнула, рот ее стал походить на маленькую букву «о».

– Папочка, не говори так, – всхлипнув, произнесла она. Последовал новый поток слез, и она вскочила с кушетки, чтобы наклониться и обнять его. – То, что ты не можешь ходить, еще не значит, что ты не можешь быть самым лучшим мужем и отцом, каких только можно желать.

Он сознавал, что она не так поняла его, но он был так тронут ее неожиданным, редким проявлением чувств, что некоторое время не мог говорить.

– Дорогая. – Он мягко освободился от ее объятий. – Сядь.

Она повиновалась, но все еще держалась за ручку его коляски, тихо всхлипывая, такая похожая на ту маленькую девочку, какой была когда-то.

Джон положил свою руку на ее руку, тихо сказав:

– Я имел в виду не то, что ты думаешь. Я не хотел сказать, что он утешает ее сексом. – Ему странно было говорить это ей. – Не так, как мужчина утешает женщину. Я имел в виду, что он успокаивает твою мать правдой. Для нее это достаточно необычно. – Он покачал головой. – Ты ведь знаешь, какая она, всегда считает, что все в порядке, когда на самом деле это не так.

– Боже, я так это ненавижу.

– Правильно. И теперь трудно объяснить, что с ней происходит. Тебе действительно нужно поговорить с ней, чтобы все понять. Рэнди дает ей то, чего я никогда не мог из-за недостаточного мужества. – Как только эти слова сорвались с его губ, он понял, что они не верны. Теперь он смог бы, смог бы выслушать ее, а может быть, и вызвать на разговор. В эти последние несколько недель он обнаружил в себе силу, о которой сам не подозревал.

Сьюзен покачала головой, высвобождая свою руку, и он мог видеть, как гнев подростка опять сменил детскую покорность.

– Я просто не могу понять, о чем ты говоришь, – сказала она.

– Тем более тебе нужно поговорить с ней.

– Нет. Я не хочу с ней встречаться. Она приводит меня в недоумение. Она поступает не как мать.

Сьюзен встала, и Джон понял, что больше он от нее ничего не добьется. Однако и этого было достаточно. На удивление хорошо.

– Когда ты собираешься возвращаться? – спросил он.

– Когда-нибудь завтра. – Она подняла учебник со столика для кофе и направилась к двери.

– Сьюзен?

Она обернулась, чтобы посмотреть на него.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Я тоже люблю тебя, пап. – Она быстро выскользнула из комнаты, как будто эти слова могли сжечь ей все внутри, если бы она осталась хоть еще на одно мгновенье.

– Я хочу посмотреть на карусель своими собственными глазами, – сказал Рэнди.

Было воскресенье, он и Клэр сидели на маленькой софе в жилой комнате Клэр, которая была одновременно и столовой, и по очертаниям напоминала строчную букву в старинных рукописях, рассматривали альбом с фотографиями в третий раз и лакомились кофейным тортом, который Клэр испекла в своей маленькой духовке.

– Фотографии великолепные, но я уверен, что черно-белый тон не передает все как есть на самом деле.

– Мне бы тоже хотелось на нее посмотреть, – согласилась Клэр. – Может быть, мы смогли бы съездить в парк на днях?

– Скоро, – сказал он.

Клэр посмотрела на фотографию своей матери. Мелли сидела в кресле-качалке на крыльце деревенского дома и курила сигарету. Когда она внимательно рассматривала альбом в первый раз, то неожиданно вспомнила, что именно Мелли выбросила фотографии.

– Почему, ради Бога, она это сделала? – спросил Рэнди.

– Мы приводили в порядок дом моей бабушки после ее смерти, и моя мать сказала, что альбом представляет прошлое, и его нужно выбросить. Она хотела думать только о будущем, – припомнила Клэр маленькую лекцию, которую прочла ей Мелли, когда они сидели вместе на полу бабушкиной комнаты.

Рэнди покачал головой.

– Твоя мать – больная.

Впервые она ничего не сказала в защиту Мелли.

– Карусель увезли в тот же день, – добавила она.

– Правда? Как же можно увезти карусель?

– Они положили лошадок в большие ящики и…

– И они их заколачивали, могу поспорить. – Рэнди улыбнулся, и ей потребовалась минута, чтобы вспомнить.

– Да! – Она почувствовала, как кожа рук покрылась мурашками. Она видела, как исчезает Титан в одном из больших ящиков. – Должно быть, для ребенка это было ужасно, – добавила она. – Но я не помню, чтобы чувствовала что-то подобное.

Рэнди обнял ее за плечи. Он перевернул страницу альбома, где была фотография, которая больше всего притягивала внимание Клэр. Фотография ее дедушки, который сидел на рабочей скамейке с незажженной трубкой во рту. Фотография тотчас же напомнила ей Рэнди. Борода, трубка. Нежная любовь в ясных глазах. Рэнди не заметил сходства. Он даже был немного обижен тем, что она увидела его черты в лице мужчины почти на тридцать лет его старше.

Все фотографии были очаровательные, но Клэр была разочарована, и несколько успокоена – они не представляли собой ничего, кроме старых напоминаний о счастливом детстве. Небольшие застывшие эпизоды давно прошедшего времени. Немногое в альбоме взбаламутило новые воспоминания, и совсем мало фотографий, которые вызвали в ней эмоции – неважно, хорошие или плохие. За исключением фотографий Ванессы. Каждый раз, когда появлялась маленькая светловолосая девочка, Клэр хотелось перевернуть страницу. Она чувствовала тяжесть в своей груди и беспокойное желание вскочить с софы и заняться чем-то еще. Все равно чем.