Карусель памяти

Рэнди отвернулся от нее, и свет с балкона упал ему на висок, щеку, на длинные ресницы, которые она не замечала раньше. Ее насторожила боль, какую она увидала на его лице. Она подумала о том, чтобы прервать его рассказ, сказать, что это не имеет значения. Все случилось так давно, зачем ворошить? Но он стал продолжать прежде, чем она успела что-нибудь произнести.

– Я хотел помочь Чарльзу. Я имею в виду, что мои намерения были вполне благородны. Я не думаю, что теперь обманываю себя. Я хотел помочь ему, чтобы он перестал быть таким хлюпиком в штанишках на помочах. Поэтому, когда мы шли, я держал его за руку и говорил, что нечего бояться. Это просто обыкновенный мост, и все тут. Чарльз смотрел на меня снизу вверх. Он ждал моего одобрения, и я понимал, что он старается быть храбрым, но лицо его было абсолютно белым. Я вспоминаю, что тогда он мне показался похожим на актера из пантомимы. Тем не менее он держался за мою руку, а я все ближе и ближе подходил к краю моста, говоря: «Все – нормально. Это обыкновенный мост. Он тебя не укусит».

Он затеребил рукой бороду и прикрыл глаза, и Клэр еще крепче обвила его рукой.

– Все хорошо, – сказала она, хотя не была уверена, в чем она его утешает. Ей всегда хорошо удавались эти пустые слова утешения. Это – ее «форте».

Его голос стал низким, когда он заговорил опять:

– Когда мы все ближе и ближе подходили к краю моста, он начал вздрагивать от страха. Я мог почувствовать, что он дрожит с головы до ног. Я начал говорить ему какие-то слова, чтобы устыдить его и заставить расхрабриться. Я сказал ему, что мои друзья считают его… девчонкой. Именно так и сказал. Что они расспрашивают меня о моих двух сестричках. – Рэнди покачал головой. – Господи, как, должно быть, обидно такому маленькому ребенку слышать об этом. Ему было только девять лет. Как сейчас Кэри.

Рэнди поморщился от этих воспоминаний и тяжело вздохнул.

– Тогда мост был совсем другим, – продолжал он. – О перилах даже нечего и говорить, тогда их почти совсем не было. Просто металлическая рельса, вот все, что отделяло мост от платформы. Итак, я все время вел Чарльза к ограждению, и, когда мы дошли до него, он схватился за железный поручень, и я говорил ему, что это здорово, что он может пройти по краю такого моста, как этот. Но он плакал. Старался, чтобы я этого не видел, но перепуган был до смерти. Он не отпустил бы моей руки ни за что на свете. Одной рукой он держался за поручень, а другой – за меня.

Клэр явственно воображала эту картину, могла почувствовать холод поручня в руке. Она не хотела больше слушать.

– И мне пришла в голову отличная идея показать ему, что бояться нечего, – продолжал Рэнди. – Я сказал, что собираюсь вылезти на платформу. Там было скользко, а у меня созрел план вылезти за ограждение и катиться вдоль него, в то время как Чарльз будет идти, держась за поручень по мосту. Я проделывал это и раньше со своими друзьями. Для меня это был сущий пустяк, но Чарльз расплакался по-настоящему, потому что для него это значило одно – ему придется отпустить мою руку. Марго стояла посередине моста, крича, чтобы я этого не делал.

– Рэнди, – сказала тихо Клэр. – Я понимаю, к чему это привело. Тебе не нужно больше…

– Нет, я закончу, – сказал он с лихорадочным возбуждением в голосе. – Я выдернул свою руку из руки Чарльза и… – Он замолчал, прикрыв глаза пальцами. Клэр обняла его за плечи сильнее. – О, черт, – сказал Рэнди. – Я мог видеть его лицо. Он застыл на месте, слишком перепуганный, чтобы двинуться с места. Схватив одной рукой поручень, другой он пытался дотянуться до меня. Он плакал. Марго что-то кричала. Я не помню что. Я все время повторял: «Я всегда так делаю. Не будь маленьким». Я подлез под поручень и начал скользить – отклонившись, я съезжал по льду. Я все время звал Чарльза присоединиться ко мне, говоря, что он может, если хочет, держаться за поручень обеими руками, но чтобы он начал идти. Я все дальше отходил от него, так чтобы он наконец сдвинулся с места. Я вернулся назад к нему и попытался уговорить его, а он продолжал упрашивать меня вернуться назад на мост и взять его за руку. Я был в ярде от него, и я пообещал, что буду идти рядом с ним по платформе, в то время как он будет идти по мосту, между нами будет только поручень. «Давай, – сказал я. – Ты ведь не девчонка, правда?»

Неожиданно Рэнди распрямился, скинув ее руку.

– Господи, если хоть кто-нибудь будет так издеваться над Кэри, я убью его.

Клэр кивнула.

– Я знаю, но ведь ты был только…

– Я пообещал оставаться рядом с ним по другую сторону перил, – прервал ее Рэнди. – Он наконец собрал всю свою храбрость и сделал шаг, а потом я удрал от него. Дразня. Я просто хотел посмотреть, как он будет идти один. – Он сделал строгое лицо. – Или, возможно, я хотел помучить его.

– Или ты просто был пятнадцатилетним мальчиком. – Она хотела утешить Рэнди. Спасти его.

– И тогда, – сказал Рэнди. – Я клянусь, что не знаю, как это произошло. – Он развел руки, открыв ладони, прежде чем снова сжать их в кулаки. – Должно быть, как раз там, под снегом, был лед. Похоже, что-то затянуло его под металлический поручень, на покрытую льдом платформу. На нем были надеты варежки, и он не мог крепко ухватиться за перила. На его лице было такое жуткое выражение страха и ужаса. А потом он исчез. Кричал ли он, я не помню. Может быть, потому что я сам громко закричал. – Рэнди опять откинулся на скамью. Его лицо было очень бледным.

– Мне так жаль. – Клэр сняла туфли и забралась на мягкое сиденье скамьи с ногами, прикрыв их юбкой. – Но это было так давно. Очень давно. Ты не можешь помнить…

– Нет, я, конечно, все помню. – Он отказался от попытки успокоить его. – В любом случае, конец этой истории ты знаешь. Марго попыталась догнать его и упала сама, и мне пришлось нести ее без сознания и всю в крови домой. Конечно, я соврал матери и отчиму о том, что произошло, а Марго была не в состоянии говорить. До тех пор, пока ей не стало лучше, я жил в страхе, что она расскажет им правду, но она не сделала этого. Я даже не уверен, помнила ли она, что произошло. Когда мы стали старше, я хотел спросить ее, почему она держит все это в секрете, но к тому времени она стала очень странной. Я не знаю, произошли бы у нее все эти психические отклонения, если ей не пришлось перенести такого потрясения. – Он вздохнул. – Мне бы хотелось думать, что они возникли бы неизбежно, но я сомневаюсь. Полагаю, единственное, что нужно воспринять как должно, это то, что я той ночью убил и своего брата, и свою сестру.

«Какая тяжкая ноша, и он несет ее всю жизнь, – подумала Клэр. – Какую ужасную вину он чувствует».

– Однако ты и сам был только ребенком, – сказала он. – Дети не думают о последствиях своих поступков. И они не осознают опасности. Или смертельного исхода. Если бы ты знал, что твой брат в опасности, ты бы сделал все возможное, чтобы предотвратить это.

Рэнди посмотрел на нее.

– Ты знаешь, я ведь так и не рассказал Льюэн правду о том, что произошло той ночью?

Тогда почему же ты рассказал мне? И почему именно сегодня? – спросила она.

– Потому что я знал, что ты не убежишь. Ты слишком быстро стараешься определить, что из себя представляют люди, но не пытаешься скрыться от них, неважно, насколько они неприятны. – Он покачал головой. – Я всегда думал, что Льюэн нужна была только самая незначительная зацепка, чтобы хлопнуть дверью. Я бы никогда не смог рассказать ей то, что рассказал сейчас тебе.

Клэр положила подбородок на колени.

– Я рада, что ты смог, – сказала она. Счет сравнялся. Каждый из них поделился с другим чем-то очень личным. Причиняющим боль. Ей захотелось обнять его, сделать так, чтобы он чувствовал себя так же, как она чувствовала за неделю до этого, когда он держал ее в объятиях в музее. Защищенной, согретой и понятой. Она положила ему на плечо руку и закрыла глаза.

Ангелочки. Разве не называли Ванессу «ангелом» с ее золотыми кудрями и невинной улыбкой, с ровными мелкими зубками? Разве не так ласково называла ее Мелли?