Карусель памяти

Рэнди, казалось, это не убедило.

– Продолжайте, пожалуйста. Что она вам сказала?

– Вначале – ничего. Казалось, она пребывает в собственном мире, хотя я уверена, что она понимала, что я рядом. – Она вспомнила, что Марго походила на ледяную скульптуру, так сильно она была покрыта снегом. Она не могла ему этого сказать. – В ней была какая-то умиротворенность, – сказала она вместо этого. – Правда, что-то подобное.

Он кивнул, но не посмотрел на нее.

– Она все время просила оставить ее одну. Потому что, как она говорила, она умерла уже на этом мосту несколько лет тому назад.

Рэнди резко взглянул на нее.

– После того, как вы рассказали мне о том несчастном случае, я поняла, что она, вероятно, говорила о той ночи. Она, должно быть, чувствовала себя умершей, когда умер Чарльз.

Рэнди кивнул:

– Да, я полагаю, так оно и было. Жизнь Марго – я имею в виду не то существование, которое она вела, – кончилась тоже в тот день. После этого она была все равно что мертвая.

– Она сказала, что слышит музыку. Шопена, как она говорила. Ноктюрн «До-диез-минор», который очень красивый. Я послушала его несколько дней спустя, после того как… я встретилась с ней.

Рэнди ничего не сказал.

– И еще она произнесла нечто очень странное. Что-то о том, что он не мог слышать музыку. Он нахмурился:

– Кто не мог? Шопен?

Клэр пожала плечами.

– Должно быть, она перепутала всех композиторов, – сказал Рэнди. – Ведь это Бетховен оглох, не так ли?

– Да, полагаю, что так.

– Наверное, она действительно потихоньку сходила с ума, если всех их перепутала.

– А может быть, она имела в виду Чарльза? Потому что он был уже мертв и не мог слышать музыки?

– Возможно, – согласился Рэнди.

– Я попыталась удержать ее, и некоторое время она не сопротивлялась.

– Удержать ее? Как?

– Просто я держала ее за руку. – Она взяла Рэнди за руку и быстро отпустила.

Он отодвинулся от нее, глаза его расширились.

– Боже, леди, вы действительно с ума сошли, знаете ли?

– Джон вызвал полицию из автомобиля. Возможно, это было ошибкой, потому что она запаниковала. Когда услышала сирены. Может быть, мне удалось бы отговорить ее, если бы не приехала полиция.

– Ага, а может быть, и вам бы пришлось расстаться с жизнью в реке вместе с ней.

Она не пыталась возражать, подумав о том, что происходило потом, и поняла, что не хочет рассказывать об этих последних минутах ее разговора с Марго. Она не хотела говорить о том, что Марго как бы просила у нее разрешения сделать это.

– Итак, она испугалась, когда приехала полиция, – сказала она, – и тогда она прыгнула.

Кристальный ангел, летящий в парящем движении.

Внутри у Клэр все сжалось. Она схватилась за спинку скамьи, уронив свою вилку и виноград с тарелки на пол.

– О, простите! – Она не могла нагнуться, чтобы поднять вилку. Собор вокруг нее вращался довольно сильно, как это уже с ней случалось.

– Я подниму! – Рэнди нагнулся и поднял вилку и три виноградины. Он положил их на свою тарелку. – С вами все в порядке?

– Да, просто… я немного смущена. – Она почувствовала, как к ее лицу прилила краска. – У меня все еще продолжает кружиться голова, – призналась она. – Я знаю, что это некоторым образом связано с моим пребыванием на мосту. На самом деле тогда голова у меня совершенно не кружилась, но теперь, время от времени, когда я припоминаю… у меня возникает чувство, что я падаю с моста.

В его глазах светилось сочувствие.

– Извините, – сказал он. – Простите меня, что заставил вас снова вспоминать это.

Она отвела взгляд от теплоты его синих глаз, готовая заплакать.

Рэнди взял пустую тарелку с ее колен и положил в корзинку вместе со своей. Затем достал термос.

– Вы готовы приступить к очень некрепкому кофе?

– Да, – сказала она.

– Мне бы нужно было сделать его черным и просто взять молока для себя, – сказал он. – Я не подумал.

– Мне и так нравится. Правда.

Он налил разбавленный молоком кофе в пластиковый стаканчик.

– Несколько лет тому назад я упал с лестницы, – рассказывал он, вручая ей стаканчик. – Я пропустил одну ступеньку и, – он изобразил рукой самолет, который упал носом в землю, и она содрогнулась, – сломал пару костей в одной ноге, и несколько недель после этого, каждый раз, как только закрою глаза, чувствовал, что падаю опять.

– Да, – сказала она. – Это очень похоже. Он улыбнулся ей немного печально.

– Очень мило было с вашей стороны поговорить о ней, даже несмотря на то, что это такое сильное потрясение для вас.

– Я уверена, что и вам было нелегко рассказать мне о той ночи, когда Чарльз упал с моста.

– Да. Нелегко. – Рэнди смотрел в свой стаканчик. Последовало продолжительное молчание. Где-то на улице около театра послышался автомобильный сигнал, и, казалось, звук распространился под балочными сводами потолка на несколько секунд, прежде чем исчез навсегда.

– Хорошо, – сказал он наконец, глубоко вздохнув. – Похоже, что она обрела покой. Именно это я и постараюсь запомнить.

– Да, – сказала Клэр. – Именно это и я пытаюсь сохранить в памяти тоже.

Рэнди снова погладил свою тщательно подстриженную бороду, взгляд его скользил по высоким арочным окнам.

– Прошлый раз вы упомянули свою сестру, – неожиданно сказал он.

Она удивилась, что он вспомнил ее невнятные слова о Ванессе. Тогда он казался таким невнимательным.

– Да, и я написала ей, после того как мы поговорили. – Она написала Ванессе короткое письмо, сообщив, что очень хочет встретиться с ней. – Я поняла после нашего разговора, что хочу попробовать связаться с ней. Я еще не получила ответа, но прошло еще слишком мало времени.

– Когда вы последний раз видели ее?

– Когда мне было десять лет.

– О! Что вы помните о ней?

Клэр улыбнулась и сделала глоток кофе.

– Я помню, что мы провели самое идиллическое детство, какое только можно вообразить.

– Но ведь вы говорили что-то о том, что ваши родители развелись и что ваш отец увез вашу сестру с собой, и с тех пор вы ее не видели.

Клэр пожала плечами.

– И несмотря на это, все было удивительно. – Она увидела в его взгляде сомнение. – Правда. Все так и было.

– Убедите меня. – Он промокнул свои чистые губы уголком салфетки. – Я очень скептически отношусь к тому, что счастливое детство существует на самом деле.

– Ну, моим прадедушкой был Джозеф Сипаро, – сказала она. – Вы о нем никогда не слышали?

– Нет. А что, я должен?

– Он был лучшим резчиком лошадок для карусели в стране в начале девятнадцатого века. – Она почувствовала, что все в ней светится, и увидела, как ее улыбка отражается в глазах Рэнди.

– Правда? – Казалось, он был заинтригован.

– Ага. Он умер, когда я еще не родилась, но он научил своего сына, моего дедушку Винцента Сипаро искусству резьбы, и мой дед построил карусель на заднем дворе.

– Вы шутите! Разве не прошло время, когда лошадок для карусели вырезали из дерева?

– Да. Но он был… – Клэр поколебалась, а потом улыбнулась своим воспоминаниям о деде, – несколько эксцентричным. Всю свою жизнь он трудился на ферме, но чем старше становился, тем больше ему хотелось заниматься резьбой, и в конце концов он просто-напросто забросил фермерство и занялся резьбой по дереву. Люди со всей округи приезжали смотреть на его карусель. Вот с чем я росла. По крайней мере, летом. Во время учебного года я жила в Вирджинии, в Фолс Черч – с Ванессой и Мелли – это моя мать – и с отцом. Но я едва ли помню эти девять или десять месяцев года. Все, что мне запомнилось – это Пенсильвания, ферма и карусель.

Кровь на фарфоре.

Она потерла глаза рукой, как будто пытаясь стереть этот образ, и почувствовала облегчение, когда он быстро растаял.

– Звучит как-то уж очень идиллически, – сказал Рэнди. – Кэри – это мой сын – ему десять лет, и я не могу представить, чтобы он довольствовался развлечениями на заднем дворе. Я не уверен, что ему хватило бы одной карусели. Если только отчасти. – Казалось, Рэнди погрузился в раздумья на мгновение.