Карусель памяти

Он замолчал, но Клэр так погрузилась в собственные мысли, что даже не заметила этого. То, что он рассказал, задело ее за живое.

– У меня тоже есть сестра. – Ее голос был тихим, как шепот, в холодном, темном воздухе старого собора.

Рэнди подождал.

– Она на два года моложе меня, и я не видела ее с детских лет.

– Почему?

Клэр пожала плечами.

– Наши родители развелись, и она уехала жить с отцом в штат Вашингтон.

Поскольку их разделял целый штат, было совсем не трудно притвориться, что у нее совсем не было сестры. Рэнди прав. Так легче.

Неожиданно перед ее глазами возник образ: гладкая белая поверхность – возможно, фарфоровая? – забрызганная кровью. Дыхание захлебнулось у Клэр в горле. Образ исчез так же быстро, как и появился, но она резко встала, поддавшись панике. Рэнди посмотрел на нее в удивлении.

– Я не думала, что уже так поздно, – сказала Клэр, хотя понятия не имела, сколько времени. Ее желудок сжался, угрожая рвотой, когда он протянул руку, чтобы поддержать ее, положив руку ей на плечо.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы побледнели.

Она кивнула, пропуская его вперед и чувствуя на себе его пристальный взгляд.

– Да, все отлично, – сказала она, натягивая плащ на плечи. Ее ноги дрожали и подкашивались, когда она выходила из-за скамьи, но когда добралась до прохода между рядами, головокружение прекратилось, ей стало настолько хорошо, что она почувствовала некоторое замешательство.

– Простите, – сказала она, когда они вышли из фойе. – Думаю, что я слишком резко встала.

– Никаких проблем. – Он придержал тяжелую дверь, и она вышла из фойе. Афиша с объявлением о премьере пьесы смотрела на них из угла.

Она сильнее запахнула плащ.

– Вы играете волшебника? – Она кивнула в направлении афиши.

– Угу. – Он надел свой длинный черный плащ и сразу приобрел тот величественный, уверенный вид, который был у него на сцене.

– И что же делает волшебник?

– В основном ничего. – Рэнди рывком распахнул дверь наружу, прохладный и долгожданный порыв воздуха ударил Клэр в лицо, когда они ступили на порог. – Он вовсе и не волшебник, видите ли, но все думают, что он – волшебник, и в этом-то все и дело. Ему только остается отступить и наблюдать, как происходят чудеса.

– О! – Она подняла воротник плаща к подбородку, когда Рэнди повернулся, чтобы запереть дверь. – Понимаю, догадываюсь. – Она посмотрела в направлении своей машины, которая осталась одна на стоянке. – Вас не нужно подвезти?

Рэнди вытащил из кармана кисет. Из кисета он вынул трубку и сунул ее в рот. Клэр завороженно смотрела, как он сложил лодочкой руки, и над его головой образовалось душистое облачко дыма.

– Я предпочитаю ходить пешком. – Рэнди вынул трубку изо рта. – Живу недалеко. – Он указал в северном направлении от места, где они стояли. Свет уличного фонаря попал в его синие глаза, и у Клэр снова возникло чувство, как будто она знала его давным-давно.

– Послушайте, Клэр, – сказал Рэнди. – Я на самом деле очень благодарен вам за то, что вы пытались сделать. Это вдохнуло в меня веру в человечество. Я не встречал таких людей, как вы. Тем не менее забудьте Марго. Сразу ясно, что вы обвиняете себя за что-то, за что вы не несете никакой ответственности. Или вины. Ее нельзя было спасти.

– Спасибо. – Ей захотелось обнять его и спрятать голову в мягкой шерсти его плаща, в то время как он повторял бы эти слова снова и снова.

Рэнди улыбнулся и взял ее руку в свои ладони. Отпустив ее, он повернулся и пошел прочь по тротуару. Уличный фонарь высветил треугольником фрагмент его спины в плаще, и она смотрела, не отрываясь, на этот серебряный свет, наблюдая, как он переходит улицу. Он шел быстро, и вскоре все, что она могла видеть, была освещенная полоска у него на щеке, которая двигалась в темноте. А потом – ничего. Она стояла неподвижно под уличным фонарем, ее глаза все еще всматривались в далекую точку, туда, где он исчез и оставил необъяснимое чувство потери и тоски, как будто он давал ей возможность понять что-то, что ей отчаянно хотелось понять, что-то, что понять без него у нее не было никакой надежды.

9

Вена

Джон занимался в гимнастическом зале, несмотря на то, что было уже после десяти часов и среда. Он работал допоздна в фонде, съев цыпленка, приготовленного по-китайски, не выходя из-за своего письменного стола, пока делал несколько звонков своим коллегам с Западного побережья. Обычно по вечерам в среду они с Клэр обедали вместе и посещали кинотеатр. Клэр попросила отменить сегодняшний поход в кино, чтобы встретиться с братом Марго Сент-Пьер. Она спросила Джона, не хочет ли он поехать с ней, но он отказался. Это касалось только Клэр. Кроме того, он устал от Марго Сент-Пьер. Даже музыка Шопена начинала его раздражать.

Он начал тренироваться, переходя от одного механического снаряда к другому, в длинном ряду тех, к которым можно было подъехать на инвалидной коляске. Он подарил этому залу несколько механических снарядов восемь лет назад. Перед спортивным оборудованием на стенах висели зеркала, и он мог наблюдать успокаивающее напряжение и расслабление своих мышц, когда поднимал и опускал гири. Огромные зеркала. Достаточно близко, чтобы он мог рассмотреть пот, блестевший на его руках и плечах, однако не так близко, чтобы он смог разглядеть темные круги под глазами.

Не свойственное ему тщеславие, которое неожиданно нахлынуло на него в прошлом году, вызвало у него презрение. Итак, через пару месяцев ему сорок. Немалый срок. Клэр исполнилось сорок несколькими месяцами раньше, и она праздновала несколько дней. Она здорово хвасталась. «О, прекрасно чувствовать себя сорокалетней, – говорила она всему миру. – Какой замечательный возраст!» Он не способен так же легко воспринять свой переход в пятый десяток.

Джон покинул гимнастический зал в десять тридцать. Когда он проделал долгий путь домой, было почти одиннадцать, и вид темного дома разочаровал его. Клэр еще не вернулась.

Дверь гаража была открыта, и он увидел ее машину на обычном месте, когда въехал внутрь. Хорошо. Она дома. Возможно, рано легла спать. Он неожиданно понял, что было глупо оставаться самому так поздно в зале.

Он въехал на коляске через черный ход на кухню, где слабая лампочка над плитой отбрасывала лужицу света на плиточный пол, и закрыл глаза при звуках Шопена, которые лились из стерео.

– Клэр?

– Я здесь.

Он поехал в комнату, где обычно собиралась вся семья. Она сидела на диване, в темноте, и он почувствовал неведомый доселе приступ страха.

– Почему ты сидишь в темноте? – спросил он.

– Сама не знаю. Полагаю, мне просто не хотелось вставать, чтобы включить свет.

Он нажал на выключатель в стене и увидел, что она вздрогнула, когда свет загорелся. Она сидела с ногами на диване, обхватив колени.

– Как насчет того, чтобы сменить музыку? – спросил он.

– Конечно. – Она пожала плечами.

Он подъехал к стерео и нажал кнопку, чтобы сменить пластинку. Отис Реддинг начал свою песню о доке на причале, и Джон подумал, что ему никогда не доводилось слышать более освежающей, возрождающей душу музыки.

Клэр наклонила голову, коснувшись колен щекой, а ее пальцы медленно скользили по светлой обивке дивана. С ней что-то не так.

– С тобой все в порядке? – спросил он. Она кивнула, не отнимая щеки от колен. Он подъехал ближе.

– Как прошла встреча?

– Нормально. – Ее ответ, казалось, прозвучал неуверенно, но она подняла голову, чтобы взглянуть на него. – Мы встретились в этом оригинальном маленьком театрике в Маклине, и он рассказал мне о той ночи, когда Марго и ее брат упали с моста, когда были детьми.

Она пересказывала ему эту историю, а он в это время изучал ее лицо. В ней сегодня что-то неузнаваемое. Может быть, просто свет падает так странно. Он освещал ее правый висок и участок подбородка, оставляя все остальные черты в темноте. У нее было чужое лицо, а голос – совершенно невыразительный. Подобная интонация могла бы для кого-нибудь считаться совершенно нормальной, но только не для Клэр, чей голос обычно наполнен жизнью, сейчас ее слова звучали сухо и избито.