Смерть Банни Манро

— Кожа пробуждается и наполняется новой силой, а также приобретает невероятный заряд красоты, вы чувствуете себя превосходно и испытываете истинное наслаждение! Банни падает на колени, обхватывает руками длинные стройные ноги блондинки и зарывается лицом в подол ее платья. Он чувствует, как все физические нити, связывающие его с землей и рассудком, лопаются в голове, подобно натянутым резинкам.

— Что мне теперь делать?! — воет он в складки платья. — Официант! — кричит женщина. — Официант! Банни поднимает голову и смотрит на женщину. Сквозь пелену слез он видит полоску шоколадной пены у нее на верхней губе. — Вы со мной трахнетесь? — спрашивает он. Женщина в ужасе отскакивает, прижав ко рту длинные пальцы. Брюнетка и рыжая отодвигают от стола свои стулья. — Официант! — кричат они. Банни встает и краем глаза видит лицо Баннимладшего, маленьким красным шариком выглядывающее из окна “пунто”. Он раскидывает руки в стороны и во всю мощь своего голоса обращается к разбегающимся посетителям кафе: — Пожалуйста, трахнитесь со мной кто-нибудь! Небо содрогается от грома, и Банни слышит, как женщины кричат — кричат очень многие из них или даже все — они так напуганы и так хорошо ему знакомы, и он пытается их схватить, его зубы обнажены, рот широко раскрыт, он прыгает на них, наскакивает на них — и итальянский официант с голубым подбородком и черным фартуком хватает Банни под руки, тащит из кафе и выволакивает на улицу. Там он одним ударом опрокидывает Банни на мокрую дорожку прямо рядом с “пунто” и с гордым видом удаляется. Банни дергает дверь машины, грудой обваливается на сиденье и смотрит на сына. Он поворачивает ключ зажигания, заводит мотор и смотрит на сына. Он резко врывается на залитую дождем улицу в тот самый момент, когда на встречную полосу выезжает темнокрасная бетономешалка “dudman” с включенным барабаном и бешено отбивающими дождь “дворниками”. Банни замечает загорелую татуированную руку, безвольно свисающую из окна, и смотрит на сына. Бетономешалка оглушительно сигналит один раз, потом еще один — а потом прибавляет скорость и лбом врезается в “пунто”. Раздается скрежет безжалостно спрессованного металла, звон стекла, и, пролетая мимо, Банни смотрит на кричащего сына.

Глава 30

Банни открывает глаза и видит, что весь мир выкрашен в красный цвет. Он смутно догадывается, что стоит на четвереньках посреди улицы. Он слышит вдалеке чей-то плач и чувствует, как его избивает чудовищный дождь. Он видит, что земля под ним розовая от его собственной крови. Он проползает несколько шагов и задумывается, зачем ему это. Он оглядывается назад, видит желтую машинку, накрученную на темно-красную бетономешалку, и медленно поднимается. Он смотрит на свои руки и с удивлением обнаруживает в них детскую энциклопедию. Он снова оглядывается на смятую желтую машину, и перед глазами у него возникает мальчишеское лицо.

Раздается удар грома, Банни поднимает голову и смотрит на черные облака, которые плывут у него над головой. Он видит, как с неба срываются серебряные вилы молнии, и, задержав дыхание, всей грудью бросается вперед и всасывает молнию сердцем — энциклопедия вырывается у него из рук и с оглушительным хлопком падает на землю, на груди вспыхивает похожий на паутину шрам, и Банни, застыв, обрушивается на залитую дождем землю.

Глава 31

Во-первых, тут темно. Но Банни не удивляется: он всегда догадывался об этой темноте. Во-вторых, здесь пахнет: прогорклый смрад запаха тела, в котором заключен острый привкус женской крови, сошедшей с ума от ужаса, — и, вдохнув эту вонь, Банни понимает, что в действительности-то он жив. Вот он выплывает из самых тихих и удушающих глубин самого глубокого и черного моря и обнаруживает, что та вещь, которая так плохо пахнет и все время находится где-то рядом с ним, отплыла далеко в водную темноту и тащит его на поверхность — за жадным глотком воздуха. Нижней половиной тела он чувствует ее жар, но в ее близости есть что-то нехорошее и грязное. Она — вот тут, совсем рядом и вдруг наклоняется еще ближе и сжимает его в объятьях. Он чувствует в ней особую пластичность — даже отсутствие костей — и понимает, что, весьма вероятно, это существо вообще рептилия. Когда оно говорит, от его дыхания несет дерьмом и зловоние облепляет лицо Банни подобно кухонной тряпочке, или савану, или чему-то вроде этого.

— Они меня все-таки поймали, эти суки, — говорит оно. Слова ползут по лицу Банни, просачиваясь в уши, рот и ноздри.

— Обвели вокруг пальца, так-то, — говорит оно. Банни чувствует, что, чем бы ни была эта вещь, она догола раздета. Когда она наклоняется к нему, ее возбужденный фаллос прижимается к его животу и пульсирует сладострастным жаром.

— Дали мне от двадцати пяти до пожизненного! — вдруг завывает существо, прижимаясь покрепче к Банни. — От двадцати пяти до пожизненного без единой гребаной щелки! Банни чувствует, как существо забирается на него, и его обжигающий пенис — длинный и тонкий — двигается по животу Банни, а настойчивое колено раздвигает ему бедра.

— Помоги мне! — стонет оно. Банни пытается пошевелиться, но ничего не выходит. Хочет открыть глаза, но кажется, кто-то крепконакрепко зашил их иголкой и ниткой. И тут он понимает, что видит крошечные пятнышки света, проникающие из внешнего мира.

— Я ведь за тобой следил, — с неожиданной приторной доверительностью произносит голос. — Ну ты и приколист, братан!

Банни чувствует, как вымазанная жиром тяжелая рука наваливается ему на шею. — Ты просто невозможно смешной, дружок, — продолжает голос. — Тебе нет равных!

Банни чувствует, как пульсирующий фаллос спускается все ниже по его животу, проскальзывает через пах и заползает ему между ног. — Ты меня вдохновляешь, брат!

Банни отчаянно пытается сопротивляться, но не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. — У тебя талант, мой друг! Ты просто магистр искусств!

Банни видит, как точечки света соединяются, разрастаются, и черные створки его ресниц наконец раздвигаются. Он открывает глаза, и под агрессивным светом его зрачки болезненно сужаются. — А вот тебе кое-что на память обо мне, — шепчет голос. — До нашей следующей встречи.

Тут Банни видит вымазанное чем-то алым лицо с черной дырой рта, кровоточащий красный язык, желтые глаза и козлиные рога — и все это разом опускается на него подобно любовнику и с обжигающей болью пронзает его распластанный зад.

Затем, достигнув оргазма, дьявол прижимается к уху Банни чем-то горячим и жидким и издает горестный стон — когда-то Банни уже такой слышал. “Моя главная задача — доставить тебе наслаждение”, — кажется, произносит он.

Глава 32

Ночь — темно-синий бархат, луна — алебастровый шар, а планеты и звезды рассыпаны по небу горстями и ведрами, будто золотые монеты. Соленый запах моря въелся глубоко-глубоко в легкий бриз, дующий с океана, и по секрету говорит с толпою женщин, которые идут по залитой натриевым светом главной улице — говорит с ними о сокровенных женских тайнах, об их непробужденных безграничных желаниях, о русалках с серебристыми волосами и бородатых морских царях с трезубцами в руках, о горбатых морских чудищах и усыпанных драгоценностями затонувших городах, укрытых толщей непроглядной воды. Такой волшебной ночи не было в Богнор Регис уже много лет.

Банни стоит у окна своего домика и смотрит на толпу, которая движется по ярко освещенной дорожке и проходит мимо бассейна, розового и таинственного, где железобетонный слон в желтой балетной пачке брызжет клубничной водой из задранного хобота. Банни улыбается себе под нос, когда ничего не подозревающая толпа женщин проходит мимо гигантского кролика из стекловолокна с выпученными глазами и торчащими зубами, который эксцентричной аватарой или, там, символом рода стоит у водяной горки. На узкой круговой дорожке у главного бассейна стоит разноцветный детский поезд, и его локомотив украшает то же самое восторженное клоунское лицо, которое Банни помнит с тех пор, как приезжал сюда с отцом в детстве. Он помнит и парк аттракционов с монорельсом мирового класса, и Форт Апачей, и голландскую мельницу, мимо которой проплывает толпа, огибая детскую площадку с ее пустыми качелями, заброшенными горками и никому не нужными песочницами.