Смерть Банни Манро

— Мистер Манро, это вы? — наконец спрашивает она.

— Вы же сказали, его “нет, в смысле нет”, чтоб вас! — орет Банни. Мужчина с татуировкой на лодыжке (где это его так — в тюрьме? в начальной школе?) отдает сковородку Джорджии и наклоняется к Банни.

— Чего тебе тут надо, отсос недоделанный?

Банни предпринимает несколько неудачных попыток подняться на ноги, он не намерен концентрироваться на деталях, и поэтому ему кажется, что мужчина сказал просто: “Отсос недоделанный”. Он отвечает: “Сам ты отсос недоделанный” — и тут же понимает, что этого делать не стоило.

Мужчина зевает, чешет пузо, отступает на четыре шага, разбегается и со всей дури пинает Банни по ребрам, отчего тот подлетает в воздух и с громким выкриком приземляется на спину. Он накрывает голову рукой, чтобы защитить себя от следующего удара. — Не надо, прошу вас, — тихо говорит он.

Но больше его не бьют, и Банни успевает убрать руку как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь захлопывается ударом гноящегося желтого ногтя.

Вернувшись в “пунто”, Банни расстегивает штаны и дрочит с поистине эпическим размахом — долгодолго, — а когда наконец кончает, позволяет голове запрокинуться, открывает рот и со слоновьим ревом выпускает из себя последние остатки разума, и те разносятся эхом по кварталу Велборн сквозь разрушенную ураганом ночь. Банни на мгновение осеняет смутная догадка, что странные видения, потусторонние визиты и прочие наваждения, которые никак от него не отвяжутся, это на самом-то деле призраки его собственной печали, и они сводят его с ума. Он уверен как ни в чем другом, что очень скоро они его убьют. Но больше, чем все остальное, его волнует вопрос, что же все-таки произошло с этой сукой Джорджией. Господи боже.

Глава 24

Когда Банни входит в фойе отеля “Empress”, он с радостью отмечает, что все вернулось на свои места — похоже, мир собрал себя заново. Отель почему-то напоминает Банни лысеющего мужчину с зачесом на лысине, но ему сейчас слишком хреново, чтобы пытаться понять, где тут связь. Сейчас шесть утра, и поднявшиеся спозаранку постояльцы перемещаются по фойе подобно живым мертвецам. Отмытые и отчищенные любители пошататься по гостиничному вестибюлю источают из своих пор режущие глаза миазмы чистого алкоголя, но Банни этого не замечает, потому что сам пребывает в таком убитом состоянии, что люди интуитивно стараются держаться от него подальше. Его несвежая и промокшая одежда, металлический запах униженного страха и букет будто бы навечно въевшегося в тело похмелья создают вокруг него особое силовое поле. И вообще он похож на маньяка. Он испытывает истинное удовлетворение от успеха, когда ему удается пройти через все фойе в манере двуногого, а не на четвереньках. Интересно, сыграет ли ему это на руку, когда он обратится с вопросом к человеку за стойкой регистрации?

— Мне нужен ключ от номера 17, — говорит Банни, перегнувшись через конторку. — Я случайно захлопнул дверь. Череп человека за стойкой облеплен пятном мертвых волос, а его нос напоминает Банни (и он вздрагивает от ужаса) кошачью дверцу. По телевизору, подвешенному к стене над головой портье, передают новости. Портье читает местную газету через увеличительную карточку “Магический глаз”, он поднимает взгляд на Банни и кладет газету и “глаз” на стойку.

— Ну и дерьмо же печатают в этих газетенках, — говорит он. — Почитаешь такое — и хоть отправляйся себе вены резать. Изо дня в день, мать их… Он улыбается, показывая искуственные зубы.

— Что с вами произошло? — спрашивает он, но видно, что ему нет до Банни никакого дела.

— Ключ от номера 17, пожалуйста, — говорит Банни. Портье поднимает “Магический глаз” и смотрит сквозь него на Банни.

— Чертовы ураганы, птичий грипп, глобальное потепление, террористы-смертники, война, пытки, массовые убийства…

На секунду Банни приходит в голову, что портье строит такой безрадостный прогноз, исходя из его, Банни, внешнего вида, но потом он видит, что тот постукивает пальцем по газете.

— Чума, голод, наводнения, чертовы французы…

— Ключ…

— Маленькие дети, убивающие других маленьких детей, груды мертвых тел…

— Ключ… Портье по-театральному широко размахивает рукой и указывает пальцем в телевизор.

— Вы только взгляните на этого ублюдка, — говорит он. Но Банни и смотреть не нужно, он прекрасно знает, что там. Он узнает знакомые крики разбегающейся в панике толпы, и хотя он предвидит заранее, что сейчас скажет портье, холодок все равно пробегает по его спине и принимается кружить вокруг его измученного черепа.

— Он здесь! — объявляет портье и, ткнув пальцем в Банни, продолжает: — Все как сказано в Библии! Апокалипсис, мать его! Нужно быть добрее друг к другу, вот что! Банни задирает голову и замечает на потолке старинную люстру, заросшую грязью и засиженную мухами. Хрустальные капельки отбрасывают жуткие отблески на стены фойе. Банни снова перегибается через конторку и смотрит на портье.

— Слушай, ты, говнюк. Моя жена только что повесилась на оконной решетке в моей собственной гребаной спальне. Мой сын здесь наверху, и я даже близко не представляю, какого хрена с ним делать. Мой отец вот-вот отбросит коньки. Я живу в доме, в который боюсь возвращаться. Я повсюду вижу гребаных призраков. Вчера какая-то придурочная лесбиянка, мать ее, сломала мне нос, а еще у меня такой бодун, что тебе в жизни не снилось. Короче, если ты сейчас же не дашь мне ключ от номера 17, я залезу на этот твой прилавок и затолкаю хренову вставную челюсть тебе в горло, ясно?

Портье протягивает руку и убавляет громкость в телевизоре, а потом обращается к Банни. — Дело в том, сэр, что правила нашего отеля запрещают выдавать два ключа в одни руки.

Банни мягко опускает голову на конторку и закрывает глаза, а вокруг его головы кружатся отбрасываемые люстрой колдовские точечки света. — Пожалуйста, — говорит он.

Он стоит так некоторое время и вскоре чувствует у себя на ладони ключ от номера 17. — Спасибо, — говорит он и берет со стойки газету. — Можно?

Банни идет через фойе и пробирается сквозь компанию одетых в спортивные костюмы игроков в настольный теннис — Банни кажется, что они не то из Монголии, не то еще откуда-то типа того. — Улан-Батор! — кричит Банни неизвестно зачем.

Человек, который у них, видимо, за старшего, широко улыбается, и вся компания оживляется, радостно показывает Банни большие пальцы и хлопает его по спине, приговаривая: “Улан-Батор!” Банни грустно поднимается по лестнице.

Он идет по коридору и, взглянув на часы, видит, что уже полседьмого утра. Он вставляет ключ в замок и в этот момент слышит странный звук, доносящийся из номера 17. В комнате определенно кто-то разговаривает, но разговаривают не люди, и Банни пробирает дрожь. Открыв дверь, он понимает, что эта страшная речь кажется ему еще и до боли знакомой. Он входит в комнату и примерно в одно и то же время видит две вещи. Во-первых, непонятный и тревожный звук, который так его напугал, издают “телепузики”, которых показывают по телевизору. Дипси увлечена жуткой мутантской беседой с По. В следующую секунду Банни видит, что Банни-младший стоит, застыв, посреди комнаты между двух кроватей с мертвенно-бледным лицом. Он не отрывает полных ужаса глаз от экрана телевизора, а под ногами у него лужа, и пижамные штаны тоже все в моче. Мальчик поворачивается к отцу и невнятно взмахивает левой рукой. — Я никак не мог найти пульт, — говорит он глухим голосом. — Черт, — еле слышно произносит Банни.

Он проходит мимо сына и садится на край кровати. Кровать жесткая, безжалостная и усеяна крошечными пустыми бутылочками. На полу валяется потухший окурок.

Банни проводит рукой по лицу.

— Ты бы переоделся, — говорит он. Мальчик проходит мимо, одной рукой придерживая верх от пижамы, а другой прикрывая рот.

— Прости, пап.

— Ничего, — говорит Банни, и мальчик скрывается за дверью ванной. Банни бросает газету на лужу мочи. Он смотрит на экран телевизора и видит, что По и Дипси стоят, взявшись за руки, посреди ядовито-зеленого поля, усеянного гигантскими кроликами. Банни переводит взгляд на газету и видит черно-белый кадр видеозаписи камеры слежения, на котором изображен Рогатый Убийца, а под ним — заголовок: “Наконец здесь”. Банни завороженно, будто в замедленной съемке, наблюдает за тем, как газета пропитывается влагой, и старается не принимать на свой счет то, что мокрое пятно постепенно приобретает форму кролика. Он поднимает голову и видит сына — тот стоит перед ним в шортах и футболке. Мальчик забирается Банни на колени, обхватывает руками его шею и кладет голову ему на грудь. Банни осторожно опускает руку мальчику на спину и растерянно отводит глаза.