Страница 36 из 46
— Встану.
Встала, как — сама не поняла. Зубы до боли сжав, поднялась. И сделала шаг, еще, отгоняя вязкую дурноту, противный туман. Дошла до Миролюба. Тот плечо подставил, помогая устоять.
— Прости, брат, — прошептала. А в глаза ему смотреть стыдно, больно. — Я во всем виновата.
Халене связали руки за спиной и толкнули: вперед! Та и побрела, а куда, зачем?
Если б не плечо Миролюба — упала бы и забылась. Да оно не давало — и поддерживало, и напоминало — нельзя! Каждый шаг, лишняя минута жизни парня. А там, может, что получится: сбежать или…
Нет, ему первое, ей — второе. Ей до своих не дойти, а он молодец, держится. Нужно добраться до Славля, до мирян, рассказать все Мирославу, другим князьям. А кто это сделает?
Миролюб. Ему жить, ему землю свою от зла освобождать и беречь, сколько сил хватит.
— Держись, Халена, держись, — шептали его губы. Она косилась на побратима, улыбаясь через силу — я могу, видишь? Я иду.
Как они дошли до реки, Халена помнила отрывками.
Их толкнули на землю у берега, усадив спиной к спине, и отошли, сбились в группу, переговариваясь.
Бэгах в десяти переправа. Плот с черными медленно ползет в берегу, и ясно, что как пристанет, пленников поместят на него и отправят на тот берег, а дальше… А вот дальше — вопрос. Возможно, Халена получит ответ, а Миролюбу он без надобности.
Девушка поджала ноги под себя и принялась нож из ножен на голени вытаскивать. Да беда — руки не слушаются — онемели, веревками перетянутые.
— Слушай меня, брат, — зашептала тихо. — Нож у меня. Сейчас я подрежу тебе веревки, ты мне. И спрячешь нож в рукаве. Как плот причалит, нас на него сгрузят. Веди себя смирно, не перечь. Но на середине реки прыгай в воду и плыви. Там камыши, видишь? Сорвешь, через них дышать можно. Уплывай от берега дальше.
— Не уйду без тебя.
— Миролюб, нет уже тебя и меня, есть долг. Кто-то должен рассказать все Мирославу, предупредить наших. Не мог Малик один предательство совершить, помог ему кто-то. Вычислить надо. Иначе… Сам видел, что случится.
— Ты пойдешь, — скрипнул зубами.
— Не смогу. Смысл пытаться? Я черных задержу, а ты ныряй, и как можно дольше не выныривай, не обнаруживай себя…
— Почто я? Почто?! Ты уходи!.. — с болью в голосе прохрипел побратим. А сам в небо смотрел, готовый завыть: не обманула Ханга! Почто не обманула?!
— Не уйти мне, сам знаешь. Толк пытаться? А ты сильный, сможешь, уверена. Может, рекой до рывничей доберешься, может, там еще лютичами да росками земля не занята. Помни, добраться ты до наших должен во чтобы то ни стало. Обязан, Миролюб.
— Не могу я! — чуть не закричал парень: да как же я брошу тебя?!
— Надо, Миролюб, — наконец-то нож в руке и веревку подточить удалось, так что только рвани сильней и нет пут.
— Вместе уйдем!
— Нет. Стрелы пустят, в погоню кинутся. Одному уходить надо. Тебе. Я задержу их, а ты уйдешь. Не останавливайся, плыви как можно дальше.
Вот он, долг воинский, мужской, в разрез с человеческим идет, — застонал парень, поморщился.
— Люба ты мне.
— И ты, но нас всего двое, брат. Мне не дойти. Я здесь останусь. Себя не вини — я так хочу, я так прошу. Нельзя допустить, чтоб смерти наших товарищей пустыми были. Нельзя, чтоб хитрость честность победила. Ты должен уйти, я остаться. Это хорошая плата за свободу. Не жалей ни о чем и обо мне — не печалься. Все правильно, все верно.
Миролюб сжал в руке нож, жалея, что не может в горло его врагам воткнуть. Понимал — глупо. Одного заберет, и ни себя, ни Халену, ни племя не спасет.
— Как же мне жить?
— Счастливо… Плот пристал, Карол идет. Сейчас нас поведут, будь готов, как плот до середины реки дойдет.
— Халена!
Боги, Боги!! Где вы?!! — закричал мысленно в небо.
— Прости за все, брат. Выполни свой долг, доберись к нашим. Поклон всем от меня…
— Халена, — застонал.
Карол подошел, оглядел внимательно пленников:
— О чем речь ведете?
— Прощаемся, — ответила Халена.
Их подняли за вороты и толкнули к плоту. Коней на дощатый пол свели. Оттолкнули слегами от берега, поплыли.
Девять воинов, Карол — посчитала Халена. Три лошади — лишнее пространство занимают. Развернуться будет сложно, но раз нужно, значит — можно.
— Ты готов? — склонив голову до подбородка, чтоб Карол не увидел шевелящиеся губы, спросила девушка побратима.
— Да, — скрипнул зубами. — Прежде скажу — люба ты мне. Одна есть, одна останешься. Возвернусь за тобой, на том клянусь. Дождись.
Халена невесело улыбнулась, поглядывая на мужчин с мечами, арбалетами. Эти не лютичи — роски. В них силы немеряно и ума не занимать. Ляжет она скорей всего здесь и не к кому будет Миролюбу возвращаться.
`Ну и ладно', - в небо посмотрела, чтоб запомнить облака и птиц, глубокую голубизну свободы.
— Пора, брат.
Миролюб зажмурился на пару секунд:
— Прощевай…
Как эхо прошло над водой. И больно обоим, и словно теряешь часть себя, умирая в прощании. Но ни слова больше, да и нет таких, чтоб высказать, что чувствуешь. Боль и благодарность, печаль и тепло, любовь и ненависть, горе и отчаянье, несколько светлых месяцев позади, в которых и смех, и баловство, и радость, и вера, и долгие годы впереди, в которых лишь память о прошлом, о том времени, когда они втроем гнали коней наперегонки с грозовой тучей и пили свободу ветра и были пьяны от самой жизни. Целый букет из чувств и воспоминаний, привязанностей, чаяний, дел и слов. Целая жизнь в малом отрезке времени. Но нет у нее иного названия, кроме одного, скупого, безликого — прощай.
— Поклон от меня нашим. Береги себя и их. Живи, Миролюб. Живи не только за себя, но и за тех, кто погиб, и расскажи о них своим детям. Обязательно расскажи…
Парень тряхнул волосами и резко развел руки в стороны, разрывая путы. Вскочил вместе с Халеной. Та спиной его прикрыла, приготовившись к обороне, разорвала перетертые веревки на руках.
— Уходи!
Миролюб, уже прыгая с плота в реку, посмотрел на нее, чтоб запомнить навеки, и исчез под водой.
Роски срывали арбалеты с плеч, кто-то попытался нырнуть за парнем, да напоролся на Халену. Та и не ведала о ранах — не до них. Тело душой живо — о том лишь помнила. И знала — пока побратим не ушел, она будет стоять и будет жить до последней клетки, до последней капли крови.
Взмах ногой, ботинком в кадык. Хрип — падение. Ребро ладони на сонную, пальцы в глазницы. Вой, крик, хрип.
И нет у нее сейчас жалости, как нет боли и нет ничего, что может остановить ее, потому что за спиной брат, и он должен выжить, уйти.
Еще удар, наклон, взмах. Рука у запястья перехватила руку, сжимающую меч, пальцы надавили на нужные точки, пятка впечаталась в грудь другого бойца. Поворот, перехват и меч в руке. Клинок вошел в грудь арбалетчика — стрела сорвалась и ушла под плот. Другого ступней в коленную чашечку, третьего локтем под дых, мечом в живот. Наклон, уход от стали и удара. Падение на спину от подсечки. Меч вверх, в грудь мужчины и вот еще одного врага нет. Вскочила с места, толкнув в грудь ногой одного, другого мечом по шее. Первый впечатался в круп лошади. Та оступилась, заржала, ломая ограждения, упала в воду.
— Не убивать!! — предупредил своих Карол.
Миролюб доплыл до камышей, вынырнул, оглядываясь назад: там на плоту билась Халена, одна против десятка.
— Я вернусь, слышишь, я вернусь, — прошептали посиневшие от холода губы. И дальше, в сторону, хоть душа рвется назад, к ней, ради которой и жить сладко и умереть не жалко. Опять оглянулся и сцепил зубы, чтоб не закричать: Халену сбили с ног, пригвоздили мечом к доскам.
— Нет, нет!! — захрипел и нырнул, чтоб смыть слезы. Поплыл в отчаянье, продираясь сквозь заросли камышей. Нет пути назад, только вперед, достало бы сил.
Халену от души ударили по ранам. Девушка рухнула не устояв, задохнулась от боли и потеряла драгоценные минуты. Меж рукой и израненным боком вошел клинок Карола, увеличивая рану, добавляя боли. Халена смотрела в серые глаза, упрямо пытаясь встать, но тело отказалось служить. Его словно и не было — ни рук, ни ног. И вообще ничего нет — только небо и серые глаза, в которых любопытство и понимание, удовлетворение и легкое сожаление.