Страница 3 из 9
Чертов сириец! — разозлилась на него Женя, встала у машины, разглядывая шикарный особняк ме-елкого, примерно, как Онасисс, коммерсанта, если, конечно, у нее с глазами нормально и она видит то, что видит.
— Сусанна ничего не могла перепутать? — спросила у Нади. Та пожала плечами, пребывая в том же недоумении, смотрела начищенные ступени. К приехавшим по белоснежной мраморной лестнице спускался улыбчивый мужчина в белом костюме. Поклонился, приложив ладонь к груди, и махнул рукой, приглашая за собой.
Девушки бы с места не двинулись, но вроде менять что-то уже поздно было, и они пошли за мужчиной, слушая его витиеватые высказывания, из которых поняли не больше, чем мышь из съеденной книги.
— Его зовут Кенжап и он рад приветствовать вас во владениях своего господина, — вспомнил, наконец, о своих обязанностях парень, шагая рядом с Женей почти плечом к плечу. Его близость тревожила, и девушка обернулась, делая вид, что беспокоится за багаж. Замешкалась и поменялась местами с Надеждой, которая поняла, к чему такие маневры, мило улыбнулась Хамату, отвлекая его внимание:
— А где Сусанна?
Тот спросил у слуги и, недослушав ответ, перевел, стараясь поймать взгляд Жени:
— Госпожа и господин скоро будут, у них запланированы визиты. Кенжап покажет вам ваши покои, поможет разместиться. Если что-то нужно, то он всегда к вашим услугам… Как любой в этом доме.
— И много слуг в доме мелкого ресторанного магната? — не удержалась от колкости Евгения.
— Я не считал, — пожал плечами Хамат, пропуская девушек внутрь особняка в прохладу и в пышную, почти музейную обстановку особняка. Зеркальный паркет, мягкие уголки, обитые ярким шелком, картины, цветы, множество предметов искусства и даже опахало.
— Сусанна точно живет здесь? — заподозрила неладное Женя.
— Ваша подруга живет здесь, — заверил парень, ведя их по коридору за Кенжап, который распахивал двери. Наконец они попали в огромную комнату с видом на шикарный бассейн, прямо за стеклянной дверью.
— Это общая комната — ваша, слева спальня госпожи Надежды, справа — госпожи Евгении. Это — ванная комната, — указал на двери у выхода. — Ваши вещи сейчас доставят и разберут…
— Мы сами, — заявила Надежда, Женя закивала подтверждая.
— Хорошо, — опустил взгляд парень, понимая, что от него хотят как можно скорее избавиться. — Прохладительные напитки, шербет и фрукты вам принесут. Отдыхайте. Кенжап, — кивнул головой, приглашая мужчину на выход.
Когда двери закрылись, девушки прислонились спинами к ее поверхности и переглянулись:
— Ты что думаешь? — спросила Женя.
— То же, что и ты: Сусанка нам крупно наврала.
Евгения нахмурилась:
— Я думаю хуже.
Девушки прошли в комнату. Осторожно, боясь повредить вышитые на обивке дивана цветы, сели и задумались.
Надя Рыжова, Женя Борисова и Сусанна Заранян дружили со школьной поры. Вместе пережили начальные классы, пубертат, первую любовь, выпускные экзамены. А вот дальше каждый пошел своей дорогой, которая, впрочем, не помешала дружбе, а наоборот, еще больше укрепила их отношения. Сусанна занялась туристическим бизнесом, Евгения рванула в дебри журналистики, Надя увлеклась рекламным маркетингом. Со временем каждая заняла свою нишу на карьерной лестнице — небольшую, но уютную, и вполне довольствовалась достигнутым.
Личная жизнь девушек складывалась по-разному и все же удивительно одинаково — по одной схеме: встреча, расставание, сетования, встреча, расставание, депрессия. В итоге Надежда и Евгения махнули на перспективы в личной жизни рукой, а Сусанна еще рвалась к заоблачным высотам дикой страсти и вечной, негасимой любви в шекспировском стиле. Страсть и правда посетила ее.
Три года назад она укатила в Москву по делам фирмы и встретила там Самшата. Две недели, проведенные в бреду и пылу любовной горячки, закончились слезными заверениями в любви и выговором от начальника за халатное отношение к свои обязанностям уже дома. Месяц Сусанна горевала и ревела, потом еще два сохла от тоски и жила у телефона, в надежде, что Самшат позвонит ей. Подруги переглядывались и пытались вытащить больную из любовного ступора, твердо уверенные, что любовь сирийца так же крепка и долговечна, как снег в пустыне. Но ошиблись. Через полгода Сусанне пришел вызов в Сирию. И, конечно, наплевав на здравые размышления и уговоры подруг и родителей, Заранян рванула к милому, чтоб через месяц вернуться домой в еще большем пике. Нет, с Самшатом у нее все было хорошо, более того — сказочно, но мать любимого сказала ‘нет’ иностранкам и иноверкам и отправила гостью в обратный путь. Самшат, и, не подумав противиться воле родительницы, посадил Сусанну на самолет, заверив перед этим, что обязательно найдет способ вернуть ее обратно, смягчив сердце матери. Та поверила, поклялась в верности, любви и готовности умереть за общее счастье и, вернувшись домой, опять принялась ждать, чтоб, исхудав от тоски и любовной чахотки, получить второй вызов.
На этот раз Сусанну провожали с кучей наставлений и подарков для усмирения сирийской мегеры. Но та дрессуре не поддалась и опять выкинула невесту.
На этот раз подруги не стали сдерживаться и сказали все, что думают об убогой Сусанне, возомнившей себя Лейлой. И предприняли титанические усилия, чтоб она забыла своего Фаруха. Тщетно. Потому что, как только Сусанна начала приходить в себя, позвонил любимый и она, забыв все наставления, вновь рванула в Сирию.
Так продолжалось два года. Девушки и не думали, что дело кончится чем-то путным, но, уехав в очередной раз, Сусанна не вернулась ни через две недели, ни через месяц, ни через два. Из звонков же стало ясно, что свекровь, наконец, сменила гнев на милость и дала невестке испытательный срок, который она с блеском выдержала. Три месяца назад Сусанна примчалась в Россию, загорелая, стройная и просто светящаяся от счастья. Она навезла кучу подарков любимым подругам и сообщила, что свекровь мало благословила детей, назначила дату бракосочетания, но еще и снизошла до презентов родне и знакомым невестки.
— Обалдеть, — прогнусавила Женя, одевая широкий браслет с камнями на тонкое запястье. Как раз по ее размеру: узенькое, большая редкость. Обычно она не носила браслеты, как впрочем, и часы по одной простой причине — их диаметр оказывался всегда больше ее запястья, и они соскальзывали, терялись.
— Это еще не все, — заявила с довольной улыбкой Сусанна и вывалила на стол перед каждой подругой по горке всяких баночек, безделушек и украшений. Женя открыла маленькую баночку и понюхала ее содержимое:
— Крем?
— Да, но не просто крем. Он на благовониях. Свекровь лично тебе передала, — поведала с каким-то странным прищуром. Женя насторожилась:
— Чему обязана подобной щедрости?
— Жень, мы решили, что ты будешь у нас свидетельницей, — вздохнула покаянно, отводя взгляд.
— Мы — это кто?
— Ассария. Мама Самшата. Я ей фотографии показывала, твои работы. Она сказала, что была бы рада видеть первой свидетельницей тебя, а Надю второй. Считай приказ. Слова мамы у нас не обсуждаются. Надя, ты не обижаешься?
— На что? — удивилась та, перебирая украшения.
— Что Ассарии Женя приглянулась.
— Да мне-то что?
— Я к тому, что обижаться не надо. Мы ждем вас обоих, а не одну…
— Не поеду я никуда, — фыркнула Женя. — Терпеть не могу жару и восточных жеребцов. Мне местных хватает.
— Да и денег нет, — поддакнула Надежда.
— На счет этого не беспокойтесь: Самшат все оплатит и с визами поможет. Он уже распорядился. Билеты вам купят туда и обратно, жить будете у нас, места всем хватит, а с собой, ну… на мелочи всякие, тряпки, безделушки. Питание за наш счет. Самшат хозяин ресторана, готовит, пальцы откусите! Короче, свадьба через месяц.
— Не соблазняй, — задумалась Надежда, и по лицу было видно, что думать будет не долго — как только Евгения согласится, так и она ‘да’ скажет. Но Женьку уломать — не Надю. Борисова сроду жаркие страны не любила, а восточные страны туризма считала местами злачными и стратегически опасными для ее психического и физического здоровья.