Противостояние

— Так точно, — и хоть бы одна мышца на лицах дрогнула, хоть бы тень насмешки в глазах мелькнула. Они смотрели, как смотрела она — заморожено, пряча под наледью боль потерь и ненависть. Они были с ней едины в той боли, что вытрепала и высушила ее душу. И в том равны. И поняли это сразу.

— Хорошо, значит сработаемся. Завтра утром выступаем. Время — четыре ноль, ноль. Сбор здесь. Задача на сегодня: проверить экипировку, рацию, оружие, боезапас по максимуму.

И вдруг качнулась. Резко, неизвестно почему и как темно перед глазами на секунду стало, побелела, на лбу бисеринки пота выступили. Перевела дух, унимая сердце, что не с того, ни с чего бешено забилось, и глухо закончила речь:

— Задача на завтра: проста как теорема Архимеда — доставить детей из прифронтовой полосы в наш тыл. Вопросы?

— Сколько человек? — деловито спросила женщина.

— Врач?

— Да.

— Двадцать один ребенок, одна женщина.

— Состояние?

— Без понятия. Могу только сказать, что мы можем привести больше детей, но не меньше.

— Ясно.

— Еще вопросы?

— У вас контузия? — взгляд совершенно спокоен, но к чему тогда спрашивает?

— Это имеет значение?

— Да. Я должна знать, какие медикаменты брать.

— На меня — никакие.

— Ясно.

— Хорошо. Еще вопросы.

— Сержант Шато, — выступил мужчина с загорелым, обветренным лицом и орлиным носом. — Идет вся группа?

— Да. К деревне, где мы должны забрать детей, двигается стрелковый батальон. Еще вопросы?

Все молчали.

— Тогда готовиться и отдыхать. Сбор здесь в четыре утра. Свободны.

Банга все это время внимательно следил за племянницей, курил невдалеке, и видел, как она пошатнулась. Это ему не понравилось.

— Как себя чувствуешь? — спросил, когда она подошла.

— Отлично, — заявила сухо. Артур промолчал и пошел в свой кабинет, кивнув ей, чтобы следовала за ним.

Вытащил из сейфа дела, положил папки перед девушкой:

— Ты должна знать, с кем идешь.

— Уже поняла — с надежными людьми.

— Да. И каждый смертник, Лена.

— Поняла.

— Откуда?

— Взгляды.

И открыла первое дело: Люсинец Мария Романовна, женщина — врач. Жена капитана погранвойск. Семья убита на глазах, муж пропал на заставе.

Лена закрыла дело и отложила папку в сторону.

Шаулина Дина Васильевна. Двадцать один год. Ленинградка.

Еще одно дело ушло в сторону.

Сержант Шато Ревазавич Наижмараидзе. Мать чеченка, отец грузин. На фронте пропал отец, погибли два брата.

Понятно. Папка легла в другую стопку.

— Быстро знакомишься.

— Ясно с первых строк.

— И что ожидать?

— И что ожидать.

— Ну, ну.

Часа не прошло, Лена уже знала, каждого в группе, как себя.

Банга ей хороший офицерский кортик в ножнах выдал:

— С днем рождения.

— Прошел.

— С прошедшим.

Девушка сталью любовалась — звенит. Доброе оружие.

— Спасибо.

— Отдыхай.

В четыре ровно группа погрузилась в машину.

К вечеру была на позиции, к ночи выступила в тыл.

Нужный дом стоял на отшибе. Лейтенант приказала группе рассредоточится, Маликова и Рекунова взяла с собой. Осторожно скользнула в сенки и наткнулась на женщину, худую, как жердь. Палец к губам приложила, видя, что та полошить всех собралась от непонимания — защитные костюмы с толку сбили. Пара секунд и та закивала, сообразив, кто перед ней.

— Дети?

— В хате.

— Собирай.

— Так… А, — руками всплеснула, зашептала горячо, будто каялась. — Витечка с Ванечкой малы совсем, не ходят, а Ниночка заболела.

— Одевай детей и накажи, чтобы звука не было. Остальное наша забота.

Женщина закивала, засуетилась. Девушка на детей уставилась — худые, лица, будто морили их — в чем жизнь теплится? Но не сейчас жалеть — после.

Старшие, повзрослее малышей во что придется одевали и кутали, помогая женщине.

Вскоре Лена уже подхватила первого, в шаль замотанного, лет трех ребенка на руки Валеры Маликова передала. Тот Коробкову. Рекунов завернул девочку лет десяти, что болела и идти не могла, в одеяло, на руки взял.

— Тихо и бегом, — предупредила женщину.

Как выводить будет, понятия не имела, но что выведет, не сомневалась. Хорошо, что почти все дети ходят и смышленые. Ни слова не пискнули, хоть и явно перепугались.

Бегом, цепью, отстающих подхватывая — к лесу. Дальше темп не снижая, зажатые сопровождением. Шато ухнул филином — немцы. Вжались в сырую землю, пожухлую траву, детей накрывая.

Мужчина тенью скользнул, рядом с Леной распластался:

— Прямо пройти можно, но слева могут засечь.

— Бери двоих, зайди в тыл, отвлечете.

— Есть, — ужом пополз, прихватывая Маликова и Пашутина. Лена Семенову махнула — вперед давай и ползком, детей подтаскивая. Минут тридцать, слева в тыл стоящему взводу очередь ударила, бой завязался.

Детей подхватили и перебежками вперед, пока отвлекают. Дальше, проще — к своим окопам по проторенной тропе. Детей солдатам передали, потом сами слезли. А бой так и шел глубоко за леском слева, только своих автоматов слышно не было. Легли парни?

— Ну, и куда мне этот детский сад? — проявился капитан.

— В землянку и накормить.

А их уже кормили. Солдаты кто, что протягивали то одному, то другому ребенку. Люсинец больную девочку осматривала. И все в окопе — не дело.

— Может еще барыню им станцевать, лейтенант? Не сдурела, мать? — возмутился мужчина. Лену вздернуло:

— Надо будет и станцуешь! — процедила, зло глазами сверкнув.

— Ты мне еще поогрызайся, разведка, мать вашу, — сплюнул в сторону. — Как взяла, так и разбирайся, твоя головная боль! Навязали на голову.

Девушка не сдержалась, заклинило что-то в голове — подсечку умнику сделала и придавив к насыпи окопа к горлу клинок приставила:

— Ты меня не понял, урод. Ты сейчас же свою землянку освободишь, прикажешь кухне горячее детям принести. Чтобы тридцать минут и дети были в тепле и сыты, — процедила, вдавливая клинок в горло.

Капитан только ресницами захлопал, соглашаясь — говорить не мог, головой качнуть тоже — лезвие, казалось, уже кожу вскрыло. А Лена все кивка ждала, не соображая ничего.

— Тихо, товарищ старший лейтенант, тихо, — почти пропел Шато. Ладонь на ее плечо положил осторожно. Девушка очнулась. Неуловимое движение — нож в ножны ушел. На ребят уставилась:

— Живы?

— Мы — да, — бросил Маликов. Пашутина не было. Значит минус один в группе.

— Контуженная, — прошипел капитан на дно окопа оседая, горло все трогал и не верил, что даже царапины нет. — Под трибунал отдам! — сказал и смолк, встретившись с взглядом Лены. Понял, лучше не связываться.

— Сержант, — позвал глухо. — Отведите этих… ко мне. И накормить.

Утром пришла машина. Детей отправляли в тыл, группа сопровождала их до развилки, а там пешком на базу.

Глава 42

Ян замучил Артура вопросами, и тот не сдержал себя, сказал, что Лена погибла, чтобы брат больше не тревожил его и сам зря не тревожился. А после войны само все выясниться.

Главное до победы дожить.

Новый год встречали в уютном блиндаже. Николай стал подполковником, получил орден Суворова.

Были освобождены Киев, Донбасс, вот, вот ждали прорыва блокады Ленинграда.

Вроде радуйся, а Николай замкнулся. Сидел и смотрел на свое «богатство»: звезда героя, газетная вырезка с фото, потертая уже и документы в крови — все, что от Лены осталось.

— Чего сидим? — спросил Семеновский, проходя в блиндаж. Санин сгреб сокровища, убрал в карманы.

— С Новым, сорок четвертым годом, между прочим, — ввалился следом Грызов, звеня орденами и медалями. На стол бутыль самогона поставил. — Подарок, — и заорал. — Миша?! Ну, чего, отмечать будем, нет?!

— Сейчас! — заулыбался тот, давай на стол метать. — Я уж думал мы в тишине сидеть будем.