Страница 85 из 92
— Да-а-а, ты умеешь… — он слова подходящего не вспомнил. — Не поцелуй, а пламень!..
— Так ты его отпустишь? — сжимая руки на груди, спросила Маргарита Николавна.
— Все от него зависит! — Афраний кивнул на Вар-Раввана, который эту сцену наблюдал с лицом бесстрастным. — Ты слышала, он каяться не хочет. О чем же говорить? Я должен его казнить. И я его казню!
— Не делай этого! Ты обесславишь себя на многие века! — и Маргарита снова за стремя ухватилась.
Конь захрипел.
— Толмай, вы слышали ее слова?
— Конечно, слышал.
— И как, вам очень стало страшно? Не захотелось убежать подальше, меч бросить и податься в рыбаки, чтобы ловить людские души?! — Афраний снова смотрел на Вар-Раввана.
Толмай зло усмехнулся. Он чувствовал противное смущенье, поскольку вспомнил Антипартиду, вспомнил слова Вар-Раввана о рыбаке и душах человеков.
— Позвольте мне заняться ею, — сказал он, чтобы это смущенье скрыть. — Я быстро объясню ей, как надо с вами говорить. А-то дерзка без меры!
— Ты после займешься ею, — румянец с лица Афрания сошел. — Итак, Вар-Равван, формальности пустые исполнены. Твой ответ понятен, теперь — за дело. Начнем.
И словно был на площади, перед толпою, он прокричал:
— Преступник отказался раскаяться! А поскольку человек, зовущийся Вар-Равваном из Назарета, опасен чрезвычайно, то, пользуясь мне данной властью, я, Афраний Виитал, начальник тайной стражи при прокураторе, который представляет здесь, в Иудее, кесаря…
— Слава кесарю! — пролаяли солдаты вразнобой. А с ними и Толмай.
— …постановляю! Преступника предать позорной казни через прибитие на крест! Сей приговор есть окончательный и подлежит исполненным быть немедля… Толмай!
Маргарита Николавна попыталась броситься к Афранию, но солдаты ее перехватили. И она их стала бить со злобой кулаками:
— Нет! Нет! — кричала. — Вы не посмеете! Не надо! Позор вам! На века!..
Афраний сказал солдатам:
— Свяжите-ка ее и — на коня! Возьмем в Гумир… Толмай! Готова яма для креста?
— Готова.
— Начинайте!
Солдаты между тем скрутили Маргариту Николавну, связали и отнесли на лошадь, на которой был раньше крест. И закрепили так, чтобы не свалилась.
Никто не обратил вниманья, что во время этой возни Маргарита Николавна успела что-то сунуть в рот себе. Легко и быстро. А потому молчала, даже когда один из тех солдат, пониже пояса ей хлопнув, сказал:
— Терпи, красотка! Не надо было буянить. Ну, ниче го, здесь быстро ты придешь в себя и поумнеешь. А в Гумире… хотел бы я с тобою поиграть в хваталки…
Оттуда, с лошади, свисая вниз головою, Маргарита Николавна услышала, как начальник тайной стражи спросил Вар-Раввана:
— Ты станешь упираться иль сам пойдешь на крест? И слышала ответ:
— Я сам пойду.
— Прекрасно. Расступитесь! Дорогу дайте идущему на крест!
Из сил последних оставаясь в сознаньи, Маргарита Николавна, кусая губы, видела, как походкой медленною Вар-Равван прошел к лежавшему среди тюльпанов кресту, присел на длинный столб, подумал… И распластался на кресте. Так буднично, как будто лег на ложе!
Солдаты смотрели молча на него.
— Где гвозди? — обратился Толмай к одному из них.
— Здесь. И молоток…
— Так приступайте! — скомандовал Толмай.
— Нет-нет, Толмай! — распорядился Афраний. — Давайте-ка вы сами. Возьмите гвозди, молоток и покажите, на что способны.
Толмай кивнул и подошел к кресту.
Вот он склонился над Вар-Равваном и, взяв кривой и ржавый гвоздь, в живот ему уперся кулаком. Спросил, противно брызжа слюною и перебив тяжелым дыханием чесночным шкодливый аромат весенних трав:
— Так что ты говоришь? Семь звезд взойдут, и семь светильников зажгутся? Ты это говорил?
— Да, говорил.
— Ну, хорошо! — Толмай оскалился. — Сейчас увидишь и светильники, и звезды.
Он стал давить огромным кулаком с обкусанными ногтями. Давить со всею силой.
— Так, значит, година искушенья придет, чтоб испытать живущих на земле. Все-всех?.. Или не всех?
— Нет, всех! — сказал Вар-Равван, закрыв глаза.
И Маргарите Николавне стало больно, как будто это ей давили на живот. Еще немного, и кулак Толмая продавит тело до позвоночника. Ужасно больно! Но еще больнее будет, когда приставят острие гвоздя к ладони и по неровной шляпке ударят молотком.
Приставили… Ударили!
Гвоздь легко прошел насквозь и ткнулся в дерево. Оно ответило сухим и звонким лаем. Вар-Равван не кричал. Он чуть стонал. Вторую ладонь пробили. Из нее кровь заструилась веселее. Когда Толмай склонился над ступнями Вар-Раввана, Маргарита Николавна сознанье потеряла…
Оно к ней возвращалось много раз и снова уходило, пока ее везли в Гумир. А там, в Гумире, солдаты Маргариту Николавну бросили в пристройку к дому, где останавливался Станий. Здесь была и Анна со связанными руками.
…Когда на утро Станий проснулся и узнал, что Вар-Равван с учениками бежал, и что Афраний в погоню поскакал, легат взбесился.
Древком копья он бил солдат, избил до полусмерти Антония, который провел с Оксаной ночь вот в этой же пристройке, но очнувшись, ее нигде не обнаружил.
Потом легат вернулся к Анне и долго на нее смотрел, не говоря ни слова.
Убитым был этот взгляд.
— Я так и думал, — произнес он тихо. — Ты мне вчера лгала… Ты — молодец! Ты своего добилась. Какой бы ты могла мне стать женой… Но только ты, пожалуйста, не думай, что я тебе вчера поверил. Нет! Я не настолько глуп.
— Зачем же ты пошел со мною? — Анна решила, легат кривит душой, чтобы не выглядеть нелепым.
— Я пошел с тобой, во-первых, потому, что верил, Антоний не позволит Вар-Раввану сбежать, устережет его. Но главное… Должно быть, ты смеяться станешь, но я тебя люблю… И те мученья, что пережил из-за тебя, мою любовь лишь укрепили… Я думал утром отпустить тебя. К чему удерживать насильно того, кто любит не тебя? Но, видишь, как все получилось! Теперь, боюсь, не мне решать, как поступить с тобою. Я больше ничего решать не буду. Я видел счастье этой ночью. С меня довольно.
И не успела Анна ни вскрикнуть, ни подняться с ложа, а Станий выхватил из ножен короткий меч и без колебаний вонзил его себе под ребра! Слева… Кровь. Хрип. Застывшие глаза. Солдаты ей ломают руки, заталкивают в дверь пристройки, кричат, грозят ее убить… Командовал солдатами Антоний. Избитый, в синяках, но квадратное лицо восторгом злым так и сводило. Он Стания боялся, ненавидел всегда, И вот — свободен от него, свободен!
…— Пока сидела здесь, я поняла, — продолжить Анне было трудно. — Что так, как Станий, меня никто не любит больше. И не любил… Мне жалко не себя. Мне жаль его. Что он наделал!
— Я тоже такого от него не ожидала, — призналась Маргарита Николавна. Выходит, правда любить умеют все? И сердце камнем не бывает ни у кого… — Но ты мне ничего не рассказала о Вар-Равване! Он сумел бежать? Тебя одну схватили?
— Его казнили.
— Что?!
— Распяли на перевернутом кресте… Солдаты долго хохотали, разглядывая Вар-Раввана, висевшего ногами вверх.
— Смотри, как морда покраснела! Как капля крови!.. Он держит землю на голове! Силач, герой! Спаситель голодранцев! — они соревновались в остроумье.
Маргарита Николавна их слышала сквозь полузабытье.
— Проверьте, жив? — в конце концов подал команду начальник тайной стражи.
— Чуть дышит, — был ответ.
— Ну, хватит. Нам пора, — Афраний подошел к кресту и постоял, разглядывая Вар-Раввана. Затем он вынул нож, потрогал острие и резко всадил его по рукоятку в грудь Вар-Раввана.
Кровь проступила неохотно и побежала вниз тягуче.
— Снимите, привяжите на лошадь рядом с этой девкой, и трогаемся! — приказал Афраний, влезая на коня. Подумав, прочь отбросил нож, которым он добил Вар-Раввана. Как смог подальше. Нож упал в тюльпаны.
… — Но почему они перевернули крест? — спросила Анна.
— Он сам так захотел… Сказал, что не имеет права быть распятым, как был распят философ из Гамалы.