Летит, летит ракета...

Тут только Ами разглядел чернеющие в языках пламени человеческие силуэты. Это были гости профессора Серебрякова, так и не нашедшие дороги к дому своего друга. Со стороны города послышалась полицейская сирена, замелькали мигалки: к месту взрыва приближалась традиционная команда спецов.

— Пойдем, — сказал Боаз. — Когда с жертвами, история долгая. Начнут опрашивать: кто да что, до утра промурыжат. А чего нас мурыжить? В Матароте “мазд” отродясь не было. “Субары” были, а “мазд” не было. Пойдем лучше, я тебе оранжерею покажу. Ты как-то просил, помнишь?

Ами неуверенно кивнул. Не то чтобы он действительно просил… скорее, так — интересовался из вежливости. Но теперь Сироткин смотрел на него слишком уж настойчиво. Жаль обижать хорошего человека, особенно когда должен ему несколько сотен. Они обогнули горящую машину и свернули на опоясывающую Матарот грунтовку. Справа торчали покосившиеся столбики проволочного забора, далеко впереди светились огоньки водонапорной башни города N. Боаз неловко кашлянул.

— Давно хотел с тобой поговорить, Ами. Ты ведь в саперах служил, правда?

— Правда.

“Вот в чем дело, — подумал Ами. — Что-то ему от меня нужно. Вот только что? Что я умею, чем могу помочь? Ну, разве что, письмо по-английски составить… Тогда при чем тут мое саперство? Издалека начинает”.

Здесь стояла удивительная тишина, хотя лишь склон холма отделял их от деловой суеты, обычно сопровождающей нечастый случай “попадания с жертвами”. Полиция, небось, уже выставляет оцепление, пожарные додавливают последние языки пламени, химзащита берет пробы, а рядом переминаются санитары, доктор готовится констатировать смерть и блистает огнем вспышек шустрый репортер-стервятник, высвистанный на свежую тризну специально подкормленным ментом. А тут, всего лишь в двухстах метрах, такая тишь и ночной стрекот цикад, и осторожное шуршание змеи, и шелест крыльев летучих мышей, и дальний шакалий хохоток… Всего лишь повернуться спиной да отойти ненамного. Мы ведь их знать не знали, тех, обугленных. В Матароте “мазд” отродясь не было.

Боаз Сироткин снова кашлянул. Эк ему начать трудно! Ничего, ничего, пусть сам справляется.

— И в Полосе тоже воевать приходилось?

— Приходилось, — настороженно отвечал Ами. — До ухода.

Он сделал на “до” особое ударение. Сироткины были из тех, из депортированных жителей анклава, цветочных странников. О своем личном, небольшом, но тем не менее, практическом вкладе в депортацию Ами Бергер не рассказывал после ранения никому и не имел никакого намерения нарушать эту традицию сейчас.

— Ага. До… — понимающе кивнул Сироткин, помолчал и добавил: — А во время?

— А во время — нет, — не колеблясь, соврал Ами. — Наш батальон на Север передислоцировали, на плато.

Боаз облегченно вздохнул. Его манера вести беседу напоминала забег с препятствиями. Первый барьер он, как видно, преодолел и теперь собирался с духом, чтобы приступить к следующему.

— Марва в этом году хороша…

Сироткин нагнулся к обочине, оторвал серебристый листик, размял в жестких узловатых пальцах с изуродованными ногтями, понюхал, смущенно улыбнулся. В растениях он явно понимал намного больше, чем в разговорной части человеческого бытия.

— Хороша… — он еще немного помолчал. — А это… ну… с туннелями тоже дело имел? Когда в Полосе воевал?

— А как же, — подтвердил Ами. — Это, считай, наша специализация была. Они копали, мы взрывали. Видел бы ты, сколько нор они там нарыли. Как крысы, честное слово. Просто крысы. Тьфу!..

Боаз Сироткин раскрыл ладонь и дал тому, что осталось от листика марвы, скатиться на землю. Он снова молчал, но в этом молчании чувствовалось уже что-то другое, не похожее на прежний неловкий разбег перед преодолением препятствия. Что-то статичное, решенное, окончательное. Замолчал и Ами, на этот раз озадаченно. Что такое вдруг произошло?

— Ты хотел о чем-то поговорить, Боаз… О чем?

— А? Что?.. — Сироткин, словно очнувшись, помотал головой. — Нет, нет… я это… нет, нет.

В Матароте взвыла сирена. Раз, два…

— Ну что, по канавам? — буднично спросил Сироткин. — Тебе помочь?

— Даже не думай! — крикнул Ами. — Я сам!

Пожав плечами и тактично избегая глазеть на инвалида, Боаз залег в кювет. Сам, так сам. Ами Бергер остался на грунтовке. Шесть, семь… На сей раз, судя по звуку, это не мина, а ракета. Летит, летит ракета. Причем, летит прямо сюда. Или не сюда? Девять… Сюда!

“Усама” вонзилась в землю рядом с забором, в трех метрах от Аминого кресла. Отчего-то она не взорвалась, а так и торчала под углом, как одна из наполовину заваленных стоек ограды. Время вдруг остановилось, словно кто-то нажал на кнопку “пауза”. Де… Боаз поднял голову из противоположного кювета.

— Ами, ложись! Ложись! Она еще может взорваться! Ложись!

РАЗВИЛКА 8

…сять. А ведь он прав. Взорваться и в самом деле может в любую секунду. Иногда до минуты проходит. Одинна… Только вот что сейчас делать? Можно попытаться быстро отъехать. Жаль, что тут в горку.

…дцать. А можно резко качнуться и завалить кресло, упасть на бок. Только решай скорее. Две…

— Ложись! Ами!

Развилка 8: упасть

…надцать! Ами отчаянно дернулся влево, коляска накренилась, крутанулась вокруг одного колеса и начала падать. Он коснулся плечом земли почти одновременно со взрывом. Грохот был настолько силен, что показался легким звоном в ушах. Ами отбросило от кресла. Лежа на боку, он смотрел, как мир медленно кружится вокруг, разыскивая и соединяя разорванные линии, превращая пятна в предметы, вновь собирая себя из хаоса. Он потряс головой. Не иначе, контузило. Ами Бергер с трудом поднялся и осмотрелся. Надо же, как тряхануло: ноги почти не слушаются. Он попрыгал и несколько раз присел, разминая одервеневшие колени.

Так. Хотя мозги и звенят, но в целом он в порядке. А где остальные пацаны? Где джип? Где Нево?

— Нево! Эй, Нево! Ты где, братан?

Э, да вон он, наверное, барахтается в канаве! Ами подошел, протянул руку, чтобы помочь другу подняться, и оторопел. На него смотрел вовсе не закадычный братишка Нево Шор, а чье-то старое, бородатое, смутно знакомое лицо.

— Ты кто, дед? — удивленно спросил Ами и вдруг вспомнил.

Его лучший друг Нево Шор уже четвертый год как лежит в могиле, сам он — безногий инвалид, живущий в поселке Матарот, а бородача, который взирает на него из канавы так, словно увидел призрак, зовут… как же его зовут?.. Боаз, вот как. Боаз Сироткин.

— Боаз Сироткин, вот ты кто, — произнес Ами вслух, закрепляя вспомненное. — Давай уже, вылезай. Что ты на меня уставился, как на привидение?

Сироткин крякнул и встал на четвереньки.

— Ами… — глухо сказал он. — Я никому не расскажу. Честное слово.

— О чем?

— О ногах… — Сироткин выбрался из канавы. — Я понимаю, так тебе удобнее: инвалидность, пенсия и все такое. Машина без налогов. Скидки всякие.

— Да что ты такое несешь… — начал было Ами и осекся.

Ноги. Он ведь должен быть безногим инвалидом. Он должен сидеть в инвалидном кресле. А он где? Ами перенес взгляд на свои ноги, прочно стоящие на земле, и те немедленно начали подрагивать в коленях, то ли издеваясь, то ли от страха. Как же так?

Он повернулся, подошел к лежащему на дороге креслу, поднял его, уселся на привычное место, поставил ноги на откидные ступеньки, снял, снова поставил и снова снял. Надо же: работают. А ведь чуть не отрезал. Как там говорили доктора? “Бывает, что восстанавливается. Редко, но бывает”. Вот и восстановились. Что же теперь?

— Ами…

Он поднял голову. Боаз Сироткин стоял перед ним, возбужденно блестя глазами. Боаз Сироткин, который держит его за симулянта. Дать ему в рыло, что ли? А побежит — догнать и еще раз дать. Теперь ведь можно догнать… теперь все можно. Ами с наслаждением распрямил ногу и снова согнул, и снова распрямил. Классно…

— Ами, сейчас спецы подъедут, — теперь Сироткин частил лихорадочной скороговоркой. От прежнего бега с барьерами не осталось и следа: речь его неслась под горку, словно потерявший тормоза грузовик. — Времени не так много. Давай договоримся, ладно? Я тебя ни за что не выдам, в любом случае. Просто раньше я тебе не мог доверять, а сейчас могу, из-за секрета. Ну, так получилось, сам понимаешь. Разве я за тобой следил? Нет ведь. Если бы не ракета, я бы и не узнал никогда, что ты на самом деле ходишь.