Пленники Камня 3. Дух погибели

— О, дел у нас предостаточно! – ответил дух Камня и радости в его голосе не было. – И связаны они с тем нашим братцем, что владел твоим телом. Только что у нас с Бруаном состоялась занимательнейшая беседа по поводу его персоны.

— Как его на разговоры потянуло, — заметил Сигурд.

— Вот! – воскликнул Коратцо. – Раньше за ним никогда такого не водилось. Безумец очень сильно изменился. Я даже боюсь предположить, чем это всё закончится. Как только мне представится случай, прикончу его! Но речь сейчас не о нем. Мы оказались правы в том, что дух-любовник заключил союз с отцом. Бруан обрел возможность свободно проникать в сознание всех братьев, и вот решил отблагодарить меня за оказанный прием порцией свежих новостей.

— Значит, он вполне мог рассказать, — предположила Тара, — двум оставшимся духам о наших планах.

— Он клялся, что ничего подобного не делал, — сказал Коратцо, — и не собирается. Я склонен ему верить, врать он не особо любит. Так вот, суть их договора в том, что любовник подпитывает отца силой и подготавливает к воплощению. Для этого дела у него в городе имеются три специально подготовленные оболочки, вселившись в которые, отец обретет силу, равную той, что он имел до своей смерти. Но самым неприятным будет, то, что при воплощении отец принесет в жертву этот городок и пару соседних вместе со всеми обитателями. Это один из обязательных этапов возвращения силы. Соответствующие заклятья уже заложены в оболочку и заработают, как только отец примет тело. Любовник – единственный, кроме отца, кто останется жив в этой преисподней, он же будет его рабом и наследником.

— Мило, — прокомментировала Тара. – И что же намерен предпринять Бруан?

— Догадаешься с одной попытки? – задал риторический вопрос Коратцо. – Ничего. Он находит этот вариант развития событий интересным. На собственную жизнь ему плевать.

— И когда же должно произойти соединение с оболочкой? – спросил Сигурд. О принципах безумца он уже был наслышан. Из первых рук, так сказать.

— Это самое приятное, — с сарказмом произнес дух Камня. – Оно, оказывается, могло уже давным-давно произойти. Однако обстоятельства, по словам Бруана, сложились таким образом, что до у нас есть гарантированное время до полудня, а там – как повезет.

Глава 7.

«Об огне»

Маленький мальчик бежал вниз по склону заросшего жухлой травой холма. В глазах его стояли слезы. Еще совсем недавно тишину солнечного полдня разрывали его стенания. Теперь сил на то, чтобы кричать у мальчишки уже не было, он и ноги-то переставлял с огромным трудом.

Несколько раз он падал, но неизменно поднимался и бежал дальше. Назад он не оглядывался. Ему это и не нужно было, он и так отлично знал, кто его преследователи. Знал и то, что шансов скрыться и спастись у него не осталось. Они пришли, чтобы забрать его жизнь.

Свет исчез. Не сразу, постепенно.

Сначала пропала фигура мальчишки, потом начал медленно растворяться в небытие холм. Затем настала очередь неба. Осталось лишь солнце, еще некоторое время его призрак витал среди пустого небосклона. Потом не стало и его.

Он уже успел привыкнуть к пустоте. Сначала она пугала его, но потом стало проще. Не имея тела, не так уж и сложно отрешиться от ощущений с ним связанных. Они еще жили где-то в сознании, храня в себе стремление к возвращению утерянных позиций, но надежды эти таяли в безбрежном океане времени и пространства.

Единственное, что осталось – это холод. Но здесь он был иным.

Этот холод не имел никакого отношения ни к телу, ни к сознанию. Он окутывал непосредственно душу. Частица за частицей она погружалась в объятья этого незримого врага, что желал возлюбить её и уничтожить.

Процесс этот не для него был столь привычным и обыденным, что обладай холод зачатками разума, он бы непременно удивился тому, что душа всё ещё жива.

Он не знал, какую цену заплатил человек за возможность сопротивляться его убийственным ласкам. Впрочем, человек тоже не помнил цены, жизни и всего прочего. Он знал лишь то, что должен держаться. Воспоминания возвращались к нему. Смерти не под силу разрушить то, что отпечаталось в душе.

Солнце. Оно появилось вновь.

Нет! Это не солнце.

Огонь – вот, что это! Он был частью жизни человека. Хотя иногда ему казалось, что он был всей его жизнью. А порой он думал, что жизнь его не более, чем одна из теней великого пламени, что сама по себе ничего не стоит.

Ярче. Гори ярче.

Ярче звезд! Ярче солнца! Пусть холод уйдет!

Ему тем летом исполнилось одиннадцать. Самым ярким воспоминанием о том времени, был голод, что казался ему вечным. В их доме вечно недоставало еды. Отец его, гончар по профессии, зарабатывал сущие гроши, которых хватало только на сухие лепешки, что сосед пекарь продавал им за полцены. Мясо на столе появлялось лишь раз иди два в месяц во время празднеств в честь бога Огня – Эрлика.

Но он никогда не считал, что несчастлив. Возможно, он просто не знал иной жизни. Возможно, ему доставало для счастья и обыкновенных мальчишеских радостей: солнца, ветра, свободы, игр с друзьями. Он и тогда не смог бы дать ответ на этот вопрос, а сейчас тем более.

Правда, было бы ошибкой назвать его самым обыкновенным мальчиком. В отличие от многих своих сверстников, он имел острый живой ум и неодолимую жажду новых знаний и впечатлений. Он любил подолгу бродить по бескрайним просторам степи, на полуденной оконечности которой располагался его город. Там в одиночестве он предавался мечтаниям о дальних землях, что непременно посетит, как только станет взрослым. Он представлял себя то отважным воином, то мудрым магом, то правителем, справедливости которого дивятся во всех концах великой Хайбории. Это были всего лишь мечты, фантазии, что не опирались на твердый жизненный фундамент. Поблизости не жило ни одного мага, что мог бы взять его в ученики. Стать солдатом у него тоже вряд ли бы вышло, слишком уж нескладным и худосочным был паренек. Про надежды на царство и говорить нечего.

Но однажды боги решили пошутить. Несбыточное само пришло в дом мальчишки.

Облик имело оно ужасный.

— Он пойдет с нами, — сказал одетый во всё красное жрец Эрлика, указывая на мальчика.

Тогда он подумал, что лучше бы уж в их дверь постучалась сама смерть. О храме Эрлика Иранистанского ходили самые разные слухи, имевшие лишь одну общую черту – окрашены они все были в черный цвет. Хотя, наверное, уместнее было бы говорить о красном, что символизировал кровь, боль и страдание. По какому принципу отбирали жрецы для себя учеников, никто не знал, но выбор их считался для семьи проклятьем. Худшей участи ребенку пожелать было нельзя.

— Нет, — ответил жрецу отец, заслоняя сына.

Мальчик понял, что это конец. Даже не имея за плечами большого жизненного опыта, он без труда сумел различить в голосе родителя предательскую слабость. Он уже сдался, даже не начиная борьбы. Отказался от собственного сына. Они с матерью, которая сейчас стояла, покорно опустив глаза, предали его. Это было для него еще большим ударом, чем визит жреца. Спустя много лет, он признался сам себе, что в тот миг они оба умерли для него.

— Ты смеешь мне возражать? – спросил жрец.

— Да, — отец попытался произнести это короткое слово твердо и уверенно. Не вышло.

— Я так и понял, — усмехнулся жрец. – Вечером за ним придут.

— Хорошо, — сказал отец.

Жрец ушел. Почти сразу вслед за ним дом покинул и мальчишка. С родителями он не прощался, не было ни времени, ни желания. Он еще надеялся, что сумеет убежать. Он слышал, что многие из тех, на кого пал выбор храма, старались скрыться и что никому не удалось это сделать. Но ведь кто-то должен стать первым.

И он бежал. Прочь из города, на полночь. Несколько раз он останавливался, чтобы перевести дух, и посмотреть не объявилась ли погоня. Однажды он поскользнулся и упал. Подняться он смог не сразу. В тот миг, когда он валялся на высушенной солнцем, жесткой траве, его поразило чувство безысходности. Он понял, что ему не спастись, но всё-таки поднялся и продолжил путь.