Страница 34 из 42
Прежде ему редко доводилось ездить верхом, но сейчас он был уверен, что с ним ничего плохого не случится. Он здесь лишь наблюдатель.
Монах покачивался в седле и глазел по сторонам. Направлять коня он не собирался, да и вряд ли ему такое позволят.
По небу бежали редкие перистые облака. Со стороны Сартоса дул свежий ветер. Доносилось щебетание птиц. Монтейро расслабился, отпустил вожжи и стал наслаждаться единением с природой. По опыту предыдущих видений он знал, что на это занятие ему отпущено от силы полколокола.
Конь медленно, но верно приближался к границе джунглей. Где-то здесь должны были находиться главные герои грядущего представления.
Монтейро прикинул, что будет, если он просто откажется от просмотра. Заткнет уши и отвернется. Зачем портить столь прекрасный день очередной кровопролитной сценой? Стоило всерьез начать обдумывать эту перспективу, как его собственное тело отказалось ему служить. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, ни головой. Глаза смотрели в строго заданную точку.
Но вскоре это оцепенение воли спало. Видение показало митрианцу, кто здесь главный. Его сюда не птичек слушать привели, а на горе человеческое смотреть.
Непосредственным его выражением, видимо, суждено было стать парню, ехавшему на гнедой кобыле в десятке шагов впереди него. Монтейро точно помнил, что еще несколько мгновений назад этого всадника здесь и в помине не было.
Парень, подобно митрианцу, никуда не спешил и наслаждался погожим деньком. Монтейро быстро догнал его. Монах возжелал первым углядеть опасность, подстерегающую его призрачного спутника. Навряд ли это будут разбойники. Парень одет был бедно, взять с него явно нечего. Разве что кобылу, да и на ту редкий грабитель позарится. Больно уж худа. Скорее всего из зарослей выскочит какой-нибудь хищник и загрызет несчастного всадника.
Но и это предположение оказалось ошибочным.
Пред взором путников возник раненый воин, лежащий на краю дороги. Дорогой начищенный доспех несчастного был пробит ударом то ли меча, то ли топора. Из раны вытекло море крови. Странно, что бедняга был еще жив.
Парень соскочил со своей кобылы и бросился к раненому. Тот застонал, увидев приближающегося человека. Спутник Монтейро начал было перевязывать рану куском ткани, оторванным от рубахи, но воин остановил его.
— Я уже покойник, — проговорил он.
Митрианец спешился и подошел поближе. Ему хотелось послушать разговор.
— Не хорони себя раньше времени, — бойко проговорил парень и сжал руку воина. – Я приведу помощь. Тебя вылечат.
Воин закашлялся. Только как-то странно. Внезапно Монтейро понял, что это он так смеется.
— Я повидал много ран парень, — прохрипел воитель. – Меня уже не спасти. А если хочешь мне помочь, выполни мою последнюю просьбу.
— Да, конечно, — кивнул парень. У него в глазах стояли слезы. Казалось, ему было невыносимо больно смотреть, как смиренно принимает смерть этот человек. – Что угодно.
— Сними с моей правой руки перчатку, — сказал воин. Слова с неохотой срывались с его языка. Тело раненого просилось на Серые Равнины.
Парень исполнил просьбу.
Воин стащил с одного из своих пальцев золотой перстень с огромным изумрудом и вложил его в руку парня.
— Это наша фамильная драгоценность, — объяснил он. – Отыщи в Сартосе моего сына и отдай ему перстень. Его зовут Хосе Тьяго. Обещай, что исполнишь! Поклянись!
Воин так сильно сжал кисть парня, что тот чуть не заорал от боли.
— Клянусь Сетом, — сказал он.
Воин ему поверил.
Монтейро тоже.
— Теперь возьми мой меч, — сказал воин, — и добей меня. Не хочу подыхать, как собака…
Парень подобрал с земли оружие несчастного. Монтейро удивился, почему люди, одолевшие воина, оставили такой прекрасный меч валяться на земле. За него можно было выручить немало золота. Одни камни на эфесе тянули на приличную сумму.
— Бей, — произнес воин. На устах его застыла улыбка.
Парень держал меч неумело. Во всяком случае, так показалось Монтейро. Но удар вышел, что надо. Видимо оружие решило сослужить последнюю службу своему хозяину.
— Вот ты и попался, разбойник!
Монтейро и парень одновременно обернулись на звук голоса, исполненного праведного торжества.
На дороге стояло четверо всадников в форме стражей Сартоса. На шлеме одного из них была повязана лиловая ленточка. По самодовольной ухмылке, блуждавшей на его лице, становилось понятно, что говорил именно он.
— Думал, можешь безнаказанно грабить и убивать несчастных путников?! Брось меч на землю!
— Я никого не грабил, ваша милость, — только и проговорил парень.
— Брось меч, тебе сказали! – гаркнул один из всадников, наводя на беднягу арбалет.
Парень позеленел от страха. Руки его не слушались. Казалось, он хотел отпустить меч, но был не в силах этого сделать.
— Вы меня с кем-то перепутали, — пролепетал он. – Я только исполнил просьбу этого несчастного.
— Мы всё прекрасно видели, – сказал «лиловый». – Сначала ты заставил отдать его перстень. Видимо, знал, что лишь расстаться с ним можно лишь добровольно. Когда драгоценность оказалась в твоих лапах, ты его прикончил.
— Всё было не так…
— Ври больше! Целый месяц от нас бегал. Теперь понятно, как ты жертвы заманивал. Прикидывался этаким оборванцем, а потом безжалостно расправлялся с поверившими тебе людьми. Только тебе следовало бы подумать, кому ты бросаешь вызов! Хозяева снабдили нас заклятьем «скрытности», и вот результат. Проследуешь с нами добровольно в городскую тюрьму?
— Я никого не убивал.
— Приветствую твой выбор, — с улыбкой произнес «лиловый», извлекая из ножен меч. – Я тоже считаю, что ни к чему нам эти судебные разбирательства.
Страж залихватски гикнул и направил лошадь на замершего в оцепенении парня. Взмах меча, и голова несчастного навсегда распрощалась с телом.
Нет красок. Нет ничего вокруг.
Только боль и ожидание того мгновенья, когда её не станет.
Тьма стала гуще, а боль еще сильнее.
И вот покой и свет.
Монтейро очнулся на жесткой лежанке. Сквозь маленькое окошко в его келью проникали лучи солнца и освещали лицо молодого монаха. Оно было неестественно бледным. Щеки впали, губы потрескались. На висках появилась седина.
Монах встал и заглянул в кувшин, в котором держал воду. На самом дне осталось еще немного вожделенной жидкости. Зингарец жадно поглотил её. Затем снова залез на лежанку и укутался в одеяло. Его бил озноб.
Он лежал свернувшись калачиком, голова вжата в плечи, руки обнимают колени.
Вновь и вновь перед взором зингарца возникали любитель песен и вина, маленький мальчик, вжавшийся в ковер, несчастный бедняк, по нелепой ошибке, сложивший голову. Все они были реальными людьми и им можно было помочь. Но это очередной шаг к безумию. Если он подчинится видениям, то уподобит тебя тем умалишенным братьям, что скитаются по улицам Сартоса, творя добро во имя Митры и по его велению.
Но они не люди, а он, Монтейро, пока еще человек.
Время шло, а зингарцу было всё страшнее и страшнее. Одиночество стало невыносимым.
Он поднялся, вышел из кельи и побрел сам не зная куда. Когда к нему вернулась способность думать, он понял, что очутился в исповедальне. Перед ним сидел отец-настоятель.
— О чем ты хотел поговорить, сын мой? — обратился он к зингарцу. – Я тебя внимательно слушаю.
— Я в смятении, — признался Монтейро. – Безумие рядом, оно зовет меня к себе.
— Ответ один, — сказал настоятель. Голос его был по-отечески добрым. – Молись, и Митра дарует тебе спасение. Я верю, что проклятье обойдет тебя стороной.
Монтейро внимательно посмотрел на старика. Ему показалось, что настоятель знает истину. Надо только схватить его и хорошенько тряхануть.
Рука настоятеля легла на плечо молодого монаха. И, о чудо! Ярость погасла, осталась лишь усталость.
— Я знаю, как тебе сейчас тяжело, — проговорил старик. – Но ты должен бороться. В тебе есть силы, чтобы нести свет Митры людям. Ты нужен этому миру.