Страница 7 из 12
Там сказано: «Ки адам ле-амаль йулад увнэй рэшеф йагбиу уф». Ты понял?
Астров. Нет. Мне пора, Веня.
Войницкий. Ну как это — нет? Перевод ведь совсем другой: «Человек рождается на труд, и дети огня — на полет». Ты понял? Во-первых, ни на какое не на страдание, а на труд. Во-вторых, есть вторая группа — дети огня, то есть такие, в ком искра Божья теплится. Эти еще и на полет способны… Вот оно как, в оригинале-то…
Астров. Ладно, Венечка, ты тут летай, а я пошел. Извини, дорогой. А лучше всего — иди-ка и ты спать…
Уходит
Войницкий (не замечая его ухода). Вот оно как… На труд и на полет! При чем тут страдание? Чушь какая-то… Страдание! Нашли панацею, идиоты! А я, дурак, и уши развесил… (напевает) «Возьмемся за уши, друзья, возьмемся за уши, друзья…» (идет к буфету за бутылкой).
З а н а в е с
Гостиная в том же доме. День.
Войницкий, Соня (сидят) и Леночка (ходит по сцене, о чем-то думая).
Войницкий. Герр диссидент изволил выразить желание, чтобы сегодня все мы собрались вот здесь к часу дня. (Смотрит на часы.) Без четверти час. Хочет о чем-то поведать миру.
Леночка. Зачем же вот так, сразу. Может, у него дело какое есть, важное.
Войницкий. Нет у него никаких дел. Пишет чепуху, брюзжит и ревнует, больше ничего.
Соня (с упреком). Дядя!
Войницкий. Ладно, не буду… (Леночке) Да перестаньте вы перед глазами мелькать как маятник! Занялись бы чем-нибудь, ей-Богу… Вас ведь уже шатает от скуки и безделья. Как так можно?
Леночка (останавливается и некоторое время только беспомощно и беззвучно разводит руками). Как так можно? Как так можно? Да куда ж мне податься-то? Ну скажите, если вы такие умные. Ну скажите… Думаете, мне легко? Думаете, мне хорошо тут, в дыре этой, сидеть невылазно? В поселении этом осажденном, откуда носу не высунуть — того гляди, пристрелят? (со слезами в голосе) Я ж не старая еще, мне жить хочется… детей… мужа… Ну дура я, дура… — довольны? (закрывает лицо руками) Господи, да за что же мне наказание такое? (плачет)
Войницкий (встает, в смущении). Леночка… (подходит к ней, пытается успокоить) Леночка, ну извините, ради Бога… Ну простите вы меня, ну сморозил глупость…
Леночка (вырывается). Не трогайте меня! Отстаньте!
Войницкий (в еще большем смущении). Ну вот… Осел я старый… Соня, ну сделай же что-нибудь…
Пауза. Соня, не двигаясь, молча смотрит в сторону.
Пойду, валерьянки накапаю, что ли…
Уходит.
Леночка (утирает слезы). Все тут меня ненавидят. А за что? За то, что я слова умные говорить не умею? Да где ж мне научиться было словам этим — может, в Череповце моем сраном, где дети начинают говорить в четыре года и сразу — матом? На улице, где за лишнее слово тебе лицо режут? В интернате для несовершеннолетних преступников, куда я попала в двенадцать лет за наркоту? (Соне) Вот ты меня проституцией попрекаешь… да знаешь ли ты, о чем говоришь, девочка? Знаешь ли ты, каково быть проданной сутенеру? Знаешь ли ты, что такое «производственное обучение», когда десяток подонков жарят тебя ежедневно, не выпуская из подвала, в течение месяца? Знаешь ли ты, что такое стамбульский бордель? Ты об этом только в газетах читаешь и слава Богу…
Пауза.
Ладно. Чего это я разнылась… (подходит к Соне, сидящей все так же, отвернувшись) Ты вот что… Ты на меня зря зуб не держи. Делить нам с тобой нечего. Наследства никакого на горизонте не предвидится, так что этот момент можно отсечь сразу. Что еще? Отцовское внимание? Ну, этим, насколько я понимаю, ты никогда похвастать не могла. Так ведь? Ну что молчишь?
Соня (поворачивает голову, видно, что она смеется). Слушаю, как ты заливаешь. Красиво получается. Смотри, зал весь в слезах… Думаешь, я тебе верю хотя бы на грош? Дудки… Ты бы лучше эти арии Тоски для клиентуры приберегла. На меня они не действуют. Говори сразу — чего тебе от меня надо? Ты ведь эту оперу неспроста затеяла, знаю.
Леночка (спокойно). О'кей. Мне — без разницы. Хочешь так — давай так. Нет проблем… (заглядывая Соне в лицо) Помоги мне отсюда выбраться. Хоть как — хоть с батей твоим, хоть без него — не мытьем, так катаньем. Помоги.
Соня (удивленно). Да как же я тебе помогу-то? Билет тебе купить до Мюнхена?
Леночка. Да хоть бы и так, если уж ничего другого не наклюнется. Обрыдло мне тут — мочи нет.
Соня. А что ж другое?
Леночка. Познакомь меня с кем-нибудь серьезным. Чтоб статус был, чтоб человек уважаемый, при средствах. Я бы и сама смогла, да где ж тут, в этой глуши развернешься. Отсюда даже в город не выехать, да и языка я не знаю — русский да немецкий с горем пополам.
Соня (оглядывает ее с ног до головы). Познакомить, говоришь… Баба ты, конечно, видная, спору нет. Да только, знаешь, не стоит тебе с израильтянами связываться. Тут тебе лоха не найти. Здешние акулы похищнее тебя будут.
Пауза. Леночка ходит по комнате в нерешительности.
Леночка (наконец решившись). Я бы тебя вот о чем попросила. Не поговоришь ли обо мне с доктором?
Соня (насмешливо). А ты чего — заболела? Рак или сифилис?
Леночка. Да ладно тебе сучиться… Ну что я тебе плохого сделала? Поговори с ним обо мне. Он ведь один. Старый холостяк, такие не женятся. А я бы ему такой женой стала… я и родить еще могу, ей-Богу. Поговори, а?
Соня (подумав). А, может, так оно и лучше будет… Насчет старого холостяка — это ты права. Сам он ни в жисть не женится, да и времени у него нету — жену искать. А тут ты — все при всем, хотя изрядно потрепана и не первой молодости… Поговорю, так уж и быть. Сегодня и поговорю. Он сейчас у дяди в комнате, от больных скрывается, доктор-Проктор…
Леночка. Спасибо тебе, Сонечка. Я у тебя в долгу, а долги Лена отдавать умеет.
Соня. Да подожди ты благодарить… (смотрит на просиявшую Леночку) Э-э, да ты, никак, уже губу раскатала? Я тебе сразу скажу — все это еще вилами на воде писано. С чего это он так сразу на тебя прыгнет?
Леночка. А ты поговори… вот и посмотрим — прыгнет или нет…
Входит Астров.
Астров. Кто прыгнет, куда прыгнет? Добрый день прекрасным дамам. А где Веня? Мария Борисовна мне сказала, что у вас тут сегодня профсоюзное собрание. Это ж какой именно профсоюз будет?
Соня. Нытиков, униженных и оскорбленных.
Леночка. Пойду принесу чего-нибудь попить.
Уходит.
Соня. Что вы о ней думаете, Михаил Львович?
Астров. Сонечка, это не по-джентльменски — разговаривать о женщине в ее отсутствие.
Соня. Что? Не смешите меня. Вы, мужики, только этим и занимаетесь. Я лично слышала, как вы с дядей Веней и Илюшей обсуждали, причем именно Леночку.
Астров. Во-первых, Соня, подслушивать нехорошо. А во-вторых, прими поправку: это не по-джентльменски — разговаривать с женщиной о другой, отсутствующей, женщине.
Соня (смеется). Что ж… В этом уже что-то есть. Только тут случай особый. Я ведь, собственно, с вами по ее просьбе говорю. (делает пируэт, поет) «Лети, лети, гонец любви… спеши с приветом, вернись с ответом…» (смеется)