Страница 100 из 112
— Откуда ты знаешь? Об этом никто не знает… он ни разу не поймал меня за этим… — принц с испугом посмотрел на нее.
— Я много что знаю, о чем никто не только не знает, но и не догадывается, — усмехнулась Алина.
— Откуда?
— Просто знаю и все.
— А кто еще знает?
— Никто.
— Ты расскажешь отцу?
— Зачем? Чтоб унизить его, а он, чтоб потом тебя? Нет, это окончательно испортит ваши взаимоотношения… А я не к этому стремлюсь. Мне необходимо, чтоб ты стал его опорой, его соратником, его другом, наконец… Такие сведения не лучшее начало для чего-то подобного.
— Зачем тебе это?
— Если его будут окружать друзья, неспособные предать, он перестанет так нуждаться во мне и, наконец, отпустит меня… — она грустно улыбнулась, — придворная жизнь не для меня, она меня очень тяготит, я терплю ее лишь потому, что это его требование.
— Ну да, я вспомнил, он ездил насильно возвращать тебя из монастыря… Я думал, ты лишь играла, а выходит, правда хотела… Странно, ты так откровенно ответила…
— Мы же друзья… Или ты забыл? — она вдруг лукаво улыбнулась, и в глазах ее загорелись задорные огоньки, — Кстати, что ты понимаешь под дружбой? Я совсем забыла спросить… Ну-ка признавайся, а то вдруг мы с тобой в это слово вкладываем совсем разные понятия.
— Друзья помогают друг другу, не предают… и еще уважают друг друга… Так?
— Так, — она согласно кивнула, — и еще доверяют друг другу, и не лгут… Поэтому, если не хочешь говорить правду, лучше честно скажи об этом, чем врать.
— Учту… Ты знаешь, что ты очень красивая… а когда улыбаешься вот так, как только что, ты похожа на фею или волшебницу: ласковую, радостную и веселую. Я не понимаю отца… променять тебя на кучу этой дешевки… я бы на его месте никогда не позволил тебе выйти замуж за другого… ты была бы только моей.
— Надо же… то есть тебя бы не остановило наличие жены и детей, ты бы разрушил семью и смог бы заменить жену… думаешь, силой можно завоевать любовь?
— Это было бы более честно, чем то, что делает он.
— То есть ты бы нормально воспринял, что твою мать отправили бы в монастырь?
— Она и так сейчас днюет и ночует в церквях… разница небольшая.
— Она там по собственной воле, а так ее бы отправили насильно. Разница огромная. И о ней я знаю не понаслышке.
— Насколько я могу догадываться, в детстве тебя отправили в монастырь, не спрашивая твоего согласия, а сейчас ты сама туда убегала… Так что к ней бы это тоже пришло через какое-то время. В монастырях хорошо умеют мозги промывать.
— Путь к Господу может стать путем страданий путь, когда по нему заставляют идти насильно. Гораздо приятнее идти им по собственному желанию.
— Цель иногда может оправдывать любые способы ее достижения.
— Красивая формулировка, за которой можно спрятать любую гнусность… и она мне не по душе… Кстати, этот путь чреват тем, что не всегда результат оказывается тем к которому стремятся. На чужом несчастье свое счастье не построишь. Я рада, что это не девиз твоего отца.
— Нет, это именно его девиз… Он не стесняется в выборе средств, когда идет к цели… вот только с тобой он им не воспользовался, даже не знаю почему. Хотя может, именно и воспользовался… — принц задумчиво покачал головой, — Возможно, так все его устраивает еще больше: и от фавориток отказываться не пришлось и ты, как ты говоришь, покорна его власти… и выглядит все пристойно.
— Ты смешиваешь то, на что распространяется власть государя, с тем на что лишь Господа. Клятву верности супруги перед Господом приносят, и не во власти государя принудить не исполнять ее. От нее отрекаются лишь по собственной воле.
— Значит, ты не его любовница?
— Я не буду отвечать тебе на этот вопрос. Думай, как хочешь. Мне все равно.
— Почему?
— Это не твое дело. Не надо лезть в чужую жизнь. Ты со своей разбирайся.
— Мне надо знать.
— Нет, не надо, — Алина отрицательно качнула головой, — Я знаю, что не надо.
— Ты сказала: не хочешь говорить правду, откажись говорить… Значит, правду говорить ты не хочешь… А не хотеть говорить правду можно только в одном случае… Получается, что ты такая же, как все остальные… ничуть не лучше… он только фасад красивый тебе устроил в виде герцога.
— Исходя из твоей логики, получается именно так, — согласно кивнула она.
— И как герцог, интересно знать на это согласился? Хотя после восьми лет опалы можно и не на такое пойти.
— Я уже сказала: не лезь во взаимоотношения герцога и короля. Ни к чему хорошему это не приведет.
— Значит, ты косвенно подтверждаешь, что ты его любовница… Да еще и по собственной воле, коли то не во власти короля, как ты говоришь… А он поимел тебя и бросил. Да ты не лучше этих его шлюх… даже хуже… ты такая же продажная дешевка. Чем он купил тебя? Тем, что сохранил жизнь в своих подвалах, когда казнили твоего первого мужа? Или тем, что позволил избежать пыток, которым обычно подвергают подозреваемых? Чем он расплатился? Свободой, замком и новым мужем или еще что-то добавил?
— Ой, как у тебя накипело… — вдруг нежно улыбнулась Алина, — Не переживай так. Нельзя, Марк, так душу себе рвать… С чего ты вообще взял, что я считаю, что я лучше, кого бы то ни было? Я действительно ничуть не лучше никого…
— Значит, ты такая?
— Я не собираюсь оправдываться, Марк. Это твое право так думать обо мне.
— И тебе даже не стыдно? Ты молишься, сбегаешь в монастыри, матери моей мозги россказнями о спасении души промываешь, а сама… сама… сама прелюбодействуешь с королем при живом муже!
— Ты меня, что видел в его постели, чтоб обвинять? — усмехнулась Алина, — Не видел. Поэтому, и обвинения твои не более чем пустой трезвон… К тому же не тебе судить меня. Я со своей душой как-нибудь сама разберусь.
— Я не обвиняю, я хочу знать, какое право ты имеешь поучать других, как жить, коли сама в грязи?
— Я никого не поучаю. Я лишь отвечаю, когда спрашивают совета и помогаю, если просят о том. Я тебя к себе не звала. И уже неоднократно говорила, что вмешаюсь в твою жизнь, только если сам хочешь.
— Почему я не могу найти никого, кто способен противостоять ему? Я думал, хоть ты такая… а ты лишь делаешь вид. Почему?
— Потому, что он — король. К тому же, сильный, мудрый и достойный король.
— Он деспот, самовлюбленный самодур и развратник, в добавок сильно пьющий.
— Марк, я могу тебе простить любые оскорбления меня, однако оскорблять в моем присутствии короля я не позволю, — в голосе герцогини зазвучала сталь, — Или ты сейчас же извинишься и признаешься, по какой причине оскорбляешь отца, или я накажу тебя, — она резко поднялась и встала напротив принца.
— Накажешь? Это позволь узнать как? Отцу нажалуешься? — тот тоже поднялся.
— Нет, жаловаться я никому не буду, — Алина быстрым движением схватила принца за руку и, сделав шаг вбок, сильно заломила ее ему за спину.
— Больно… отпусти!
— И не подумаю, — она подтолкнула, согнувшегося от боли принца лицом к стене и распустила свободной рукой шнур, удерживающий тяжелые гардины. Потом подхватила вторую руку принца и, несмотря на его попытки вырваться, связала ему руки за спиной. Затем, ударив ногой под колени, заставила встать на колени и, еще сильнее заломив руки, привязала их к кольцу в стене таким образом, что принц не мог даже пошевелиться, не испытав сильную боль.
— Отпусти сейчас же! Мерзавка! Гадина! Распутная дешевка! Ты не смеешь так со мной обращаться! — в голосе принца слышались слезы, — Я не прощу тебя, если сейчас же не отпустишь!
— Меня можешь обзывать, как хочешь… я уже говорила, это не трогает меня, — усмехнулась Алина, отходя чуть в сторону, — А вот за оскорбление короля тебе придется извиниться, мой друг. Лучше, если ты это сделаешь добровольно, потому что в противном случае мне придется наказывать тебя до тех пор, пока ты не сделаешь это.
— Изобьешь?
— Для начала да, а если упорствовать будешь, более изощренно накажу.
— Ты не посмеешь. Я кричать буду.