Страница 15 из 73
Гораздо больше волновало Конана другое. У Тефилуса любая попытка северянина удержать его от немедленного переезда в Сура-Зуд вызывала приступы бешенства. Он и слышать ничего не хотел, упрямо повторяя, что в первый же день отправится со своей сотней наверх и никто и ничто его не остановит. После целого дня непрерывной борьбы Конану удалось добиться некоторых уступок со стороны отца Мелии: скрепя сердце тот согласился разделить свою сотню на три части и ввести ее в Сура-Зуд за три дня.
К вечеру Конан почувствовал себя совершенно измотанным, но результатом остался вполне доволен, признавшись себе, что не рассчитывал к вечеру разобраться со всеми проблемами. В промежутках между перебранками с Тефилусом киммериец вывез всех раненых в лагерь Тулгун Сада и условился с предводителем зуагиров, что тот простоит со своими людьми у входа в ущелье до полнолуния.
Он облазил пещеру, где произошло недавнее сражение, и обнаружил кладовые, в которых хранилось несметное количество оружия, одежды, съестных припасов, которыми можно было не одну луну кормить те шесть сотен воинов, что оказались в распоряжении Конана.
Так в заботах прошел день. Бесценный день, которых оставалось совсем немного для того, чтобы отыскать место, где держат Мелию, найти к нему доступ и в ыкрасть девушку. Пока же известно было лишь то, что она в Сура-Зуде и через восемь дней, в ночь полнолуния, суждено до конца исполниться забытому пророчеству бездну лет назад сожженной на костре колдуньи: в жертву Затху принесут дочь Главного Королевского Дознавателя, в теле которой воплотится и обретет прежнюю мощь душа старой ведьмы, чтобы ожившее древнее божество смогло пожрать ее и вернуть утраченную силу.
Однако все, что имеет начало, точно так же рано или поздно кончается. Пришел конец и томительному ожиданию киммерийца. Полсотни всадников, едва сдерживаясь, чтобы не пустить коней в галоп, преодолели пещеру и выбрались, наконец, на дорогу, ведущую в Сура-Зуд — тайный город почитателей Затха.
Конан, ехавший во главе отряда, посмотрел на небо и невольно придержал коня, пораженный увиденным. Неестественно глубокая, густая синева была усыпана звездами, словно не день сейчас был, а предвечерние сумерки спустились в эту котловину, а вечерняя заря, полыхнув напоследок алым закатом, рассыпала в светлом еще небе самоцветы.
Его вновь посетило воспоминание, но на этот раз не смутное, как прежде, а словно взорвавшееся в мозгу фейерверком разрозненных картин, виденных им в вещем сне в том проклятом доме.
— Что остановился! — Тефилус не скрывал недовольства, но все-таки натянул поводья, а за ним и весь отряд встал, не понимая, в чем дело.
— Так, ничего…— Конан вздрогнул и недовольно поморщился.— Просто одно невольное воспоминание. Едем.
Кони рванули с места и понеслись вперед. О том, что их ждало в конце пути, людям еще лишь предстояло узнать, попав на самый верх. Киммериец припомнил свой сон, согласно которому там простиралась обширная равнина с десятком-другим убогих хижин, теснившихся к скалам.
Они преодолели уже половину подъема, когда стало ясно, что стены каменного мешка, по которому пролегала дорога, вовсе не отвесны, а имеют едва заметный уклон наружу. Конан вновь посмотрел наверх: небо, не потеряв своей синевы, как ни странно, утратило густоту, а звездная россыпь почти потухла. Как раз напротив того места, где они сейчас проезжали, над самым выходом из пещеры, к стене прилепился исполинский нарост, на котором высилась мрачная громада замка. Выглядел он настолько зловещим, что даже привыкшие к опасности солдаты Бруна и вообще ничего не боявшиеся зуагиры Таргана, только что мирно болтавшие о своем, умолкли, подавленные его мрачным величием.
Мощная, высокая стена, непонятно от кого защищавшая, ибо у ее подножия нельзя было собрать армию, достаточную для осады этой неприступной твердыни, обступила громаду дворца, колоссом вздымавшуюся над стенами. Впрочем, это было не совсем так. Конан, цепкий взгляд которого жадно ловил каждую мелочь, увидел, что дальняя часть стены, на первый взгляд вплотную лепившаяся к скале, на самом деле отстоит он нее на приличное расстояние. Он не очень представлял себе, кто способен спуститься с отвесной, возвышавшейся на тысячу футов над стеной скалы, но тем не менее неведомые строители учли даже такую возможность.
Стена имела лишь один разрыв, внутри которого высились две мощные башни, между ними угадывались огромные ворота, дополнительно защищенные поднятым мостом. Вторая половина моста, неподвижно застывшая на противоположной стороне провала, не дотягивалась до ворот на добрую сотню локтей.
Словно зачарованные, люди рассматривали замок и мост и сами не заметили, как оказались наверху. Теперь взгляд каждого невольно оказался прикован к городу…
— Пресветлый Митра…— невольно шептали воины Бруна, не в силах произнести ничего иного.
Девушка не обманула и ничего не преувеличила. Сура-Зуд действительно оказался огромен. Огромен и необычен. В отличие от замка, словно рвавшегося вверх, стены его оказались невысоки, и это особенно бросалось в глаза издалека — город выглядел странно приземистым, как бы распластавшимся на плоской вершине горы. Правда, Конан сразу понял, в чем дело: здесь, в сердце гор, куда вела единственная дорога, надежно укрытая в Пасти Нергала, жителям города просто некого было бояться. Правда, оставался вопрос — чего тогда опасались обитатели замка? Однако с ответом на него, видимо, придется повременить.
Наконец они выбрались на равнину и почти сразу оказались в деревне, где обычные босоногие мальчишки возились в пыли, обращая на них внимания не больше, чем их сверстники в прочих местах. Как видно, подобные гости не были здесь редкостью. Зато взрослые реагировали совершенно иначе. Едва завидев всадников, среди которых выделялись блестящими доспехами два десятка воинов, еще два десятка составляли жрецы, двое из них — в белоснежных тюрбанах, а один, Тефилус, в синем, девушки и женщины, что помоложе, мгновенно скрылись внутри домов. Мужчины же провожали всадников хмурыми, настороженными взглядами.
Деревня оказалась небольшой. Всего два или три десятка лачуг теснились вдоль дороги. Сразу за околицей начинались сады, небольшие, но, судя по заботе, с которой люди ухаживали за ними, обильно плодоносившие.
Конан огляделся. Впереди высокой стеной стоял лес, и насколько он протянулся, можно было только гадать. Лес почти вплотную примыкал к городской стене, оставив лишь узкую полоску свободного пространства, по которой дорога огибала город, чтобы подойти к северным воротам.
Вблизи стена не казалась такой уж низкой, хотя до Шадизарской ей было далеко. Конан подумал, что те пятнадцать-двадцать локтей камня, что высились сейчас перед ними, вряд ли могли составлять сколь-нибудь серьезное препятствие для нападавших, если бы кому-то пришла в голову мысль осадить город.
Они подъехали к окованным медью дубовым воротам, распахнутым настежь, и почти сразу увидели Мэгила, мирно болтавшего с десятником, который вместе со своими людьми охранял въезд в город. Временами то один, то другой из них посмеивался, с удовольствием откликаясь на шутку собеседника. Разговор, однако, ничуть не помешал Мэгилу сразу заметить приближение отряда, как только он оказался в пределах видимости. Лицо бывшего жреца мгновенно стало строгим, и десятник, сразу почувствовав эту перемену, учтиво поклонился и отступил на шаг.
— Договорим в следующий раз,— небрежно бросил Мэгил и, шагнув навстречу отряду, остановился перед конем, несшим Бруна в одеждах старшего жреца.— Я ждал тебя несколько раньше.
— Прошу прощения, господин.— Сотник смиренно склонил голову. — Путь по равнине оказался длиннее, чем я рассчитывал.
До конца играя свою роль, Мэгил пропустил объяснения мимо ушей и, окинув вновь прибывших внимательным взглядом, почтительно обменялся приветствиями с носителями тюрбанов, ответил на сдержанные кивки старших жрецов, остальных же, включая Конана и Акаяму, одетых младшими жрецами, не говоря уж о простых воинах, а тем более слугах, он попросту не заметил. Он повернулся и бросил через плечо: