Письма

Он знал не только фамилии, но имена всех командиров, а также и других ребят, о которых ему писали.

Он знал, как ведется наше хозяйство.

Ему хорошо были известны дела свинарни - главного нашего богатства. В колонии была замечательная свинарня, устроенная по последнему слову техники. В ней воспитывалось триста чистокровных английских свиней.

Даже расположение наших построек было ему знакомо. В первое же утро, зайдя в его комнату, я уже не застал в ней нашего дорогого гостя. Я увидел его только за завтраком в общей столовой. Он сидел, тесно окруженный ребятами одиннадцатого отряда, и деревянной ложкой ел гречневую кашу. За его спиной стояла в белоснежном халате дежурная хозяйка - одна из девушек-воспитанниц - и чуть не плакала:

- Алексей Максимович, как же это так: для вас завтрак готовили, а вы взяли и пришли сюда, в отряд. А мы там хороший завтрак...

Он лукаво поглядывал на ребят, пригласивших его завтракать и оправдывался:

- Послушай... чего ты пристала? Это же каша... такая замечательная...

Ребята были в большом затруднении: с одной стороны, им хотелось, чтобы Алексей Максимович завтракал за их столом, с другой стороны, выходило как-то неловко - они лишили Алексея Максимовича какого-то лучшего завтрака, приготовленного для него дежурной хозяйкой. Петька Романченко нашел выход из положения:

- Алексей Максимович сначала у нас позавтракает, а потом сьест твой завтрак, Варя, хорошо?

Горькому этот выход очень понравился. Он оглянулся на хозяйку и добродушно развел руками:

- Ну вот, видишь. Чего же ты волнуешься? А твоего завтрака на нас хватит?

- На кого - на вас?

- На меня и на них... Вот... на одиннадцатый отряд.

- Так они... Вот еще новости! Их же пятнадцать человек!

- Не хватит, значит?

Дежурная хозяйка в панике бросилась на кухню. По дороге налетела на меня и с возмущением забормотала:

- Эти... одиннадцатый... все напутали... все испортили.

Я ей посоветовал подать "горьковский" завтрак на стол одиннадцатого отряда. Там началось пиршество, и Горький смеялся больше всех, глядя на кусок зажаренной свинины, одиноко лежавшей на тарелке. Одиннадцатый отряд, конечно, краснел и отказывался от встречного угощения. Так ничего и не вышло из отдельной кухни, организованной для гостя заботами наших юных хозяек.

После завтрака Алексей Максимович ходил между командирами и договаривался, куда ему отправляться на работу. На самых далеких полях убиралось яровое, но туда нужно было ехать, а Горький ни за что не хотел ехать на линейке, так как откуда-то узнал, что для этого нужно снять с работы лошадь. Но и в этом случае выход был найден. Алексея Максимовича усадили на жатвенную машину. Держаться на железном сиденье жатки было довольно трудно, но жатку окружил целый отряд, и упасть Алексею Максимовичу было некуда.

Он шутил:

- На чем только я не ездил, а на таком экипаже еще ни разу не доводилось.

В поле он отказался от косы:

- Какой я косарь? Ну вас, смеяться будете!

- Нет, не будем смеяться, Алексей Максимович! Вот острая коса, это для вас приготовили.

- Я лучше вот эту штуку возьму.

Он взял вилы и помогал ребятам подгребать колосья. ребята окружили его и, рассуждая о разных хитростях работы вилами, успевали подбирать за него все колосья. Алексей Максимович обиделся:

- Что же ты... Слушай, оставь же и мне что-нибудь...

Прибежал дежурный бригадир:

- Это для чего Алексею Максимовичу вилы дали? Ог гость, а вы его... работать! Алексей Максимович, там вас столяры ожидают. У них сейчас сдача ульев.

Алексей Максимович понимал, что нельзя никого обижать. Поэтому в течение рабочего дня он успевал побывать на всех работах.

В бывшей зимней церкви он рассказал колонистам, как много лет тому назад он пришел в этот самый монастырь, чтобы поспорить со знаменитым святошей.

В свинарне он обеспокоенными глазами наблюдал, как поросится Венера, и принял на свои руки первого великолепного английского поросенка.

После работы и ужина все колонисты собирались вокруг Горького. Один вечер был посвящен постановке "На дне" силами ребят. Горького посадили посередине зала и во время действия на сцене рассказывали ему разные подробности об актерах. Больше всего понравилась Алексею Максимовичу игра колониста Шершнева, изображавшего Сатина. На другой вечер был концерт.

А потом пришел третий день, и Алексей Максимович должен был уезжать. Глаза колонистов с утра сделались удивленными: как это так - уезжает Горький!

Казалось, что он не три дня был среди нас, а с самого основания колонии жил с нами. И это было вполне естественно: колония имени Горького не только носила это имя - горьковцы любили и чтили Алексея Максимловича, как отца.

Ребята выстроились на дворе. Развернули знамя, подали команду. Но не было уже в этом строю никакой торжественности, было только одно стремление: как-нибудь удержать прощальные слезы. Алексей Максимович проходил по рядам, пожимал всем ребятам руки и ласково-грустно улыбался.

Большой, нарядный автомобиль был прислан за ним из Харькова, и шофер заботливо распахнул блестевшую лаком дверцу.

К ВОПРОСУ О КОНСУЛЬТАЦИИ

Мне думается, основные недостатки консультационной работы у нас установлены твердо. Их можно представить в таком коротком перечислении:

1. Консультационная работа с молодым автором смешивается с редакционной работой журналов и издательств. То, что обязаны делать редакции в области переписки с авторами, хотя бы и начинающими, ни в коей мере не может относиться к работе консультации.

Под консультацией можно понимать серьезно организованную литературную помощь молодому автору в том случае, если он обращается за такой помощью, и только в том случае, если эта помощь представляется необходимой и уместной по характеру дарования, обнаруженного автором. Консультация не должна превращаться в литературную учебу (или в учебу общую) для всех, выразивших желание учиться. Для этих целей у нас есть достаточно средних и специальных учебных заведений, куда и нужно направлять желающих. Таким образом, требуется определить более точно, что такое литературная консультация.

2. Требуется также более точное определение и методики консультационной помощи. До сих пор эта методика определялась соображениями, относящимися почти исключительно к форме. Разрешались вопросы: как писать, как распологать материал, как изображать пейзаж, портрет, диалог, а еще чаще даже эти вопросы не разбирались, а просто просматривалась готоваля литературная продукция и указывались ее недостатки, опять-таки с точки зрения формы.

Такая методика еще более приближала консультацию к обучению литературной грамотности, но ни в коем случае не могла воспитывать писателя и даже мешала такому воспитанию.

Истинная работа с начинающим писателем, мне думается, должна идти по иному направлению. Писателем может быть только тот человек, который талантливее и острее разбирается в самой жизни, у которого жизненный анализ стремится претвориться в художественной форме, в художественном синтезе, при этом претвориться, сколько-нибудь по-новому, с особым стилем и особым выражением. Писателем может быть только тот, кому есть что сказать, и при этом сказать по-своему.

Работа с начинающим писателем может идти по линии ревизии его жизненного материала и его художественного стиля с таким расчетом, чтобы в наибольшей степени помочь ему в мобилизации материала и в выработке стиля. Я допускаю такой общий вид консультационной работы:

а) Полное, основательное, аналитическое выяснение жизненного багажа автора, его идей, выводов, живых запасов образов, устремлений, подтверждений.

б) Более или менее глубокая помощь в организации в углублении жизненного опыта при помощи более сложного и творчески ценного наблюдения жизни и участия в ней, а также при помощи чтения книг художественных и научных.

в) Выяснение и определение его творческих элементов: оптимизма, пессимизма, лиричности, юмора, сарказма, иронии, остроы глаза, характера композиции, сюжетных наклонностей, ощущения красок, метафоричности, смелости слова или осторожности. Краткости или цветистости языка.