Приди, весна

Внезапно в холле послышались голоса Кейса и Вилсона, и Анника вздохнула с облегчением.

– Иди попрощайся с ней, – сказала она Баку. – Мы с Баттонз пойдем наверх к Розе.

Бак поднимался по лестнице медленно, стараясь не слишком сильно наступать на раненую ногу. Дверь в хозяйскую спальню была открыта, и он увидел, что Анника сидит в кресле-качалке подле кровати и тихо разговаривает с Розой. На мгновение он задержался в дверях, чтобы, пока его не заметили, вволю насмотреться на Аннику в последний раз. Наклонившись, она легонько похлопала по попке завернутого в одеяльце новорожденного и улыбнулась.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Роза?

– Да, благодаря стараниям твоего друга Бака. Со мной все в порядке. Как и с Джозефом. Я не перестаю думать о том, что было бы, если бы он не приехал сюда. Я благодарна ему и тебе.

С болью Бак увидел, как улыбка Анники мгновенно погасла и на ее лицо легла тень.

– Да, я тоже рада, что он оказался здесь в нужную минуту и смог помочь тебе.

Прежде чем она успела что-либо добавить, Бак откашлялся, и обе женщины тут же повернулись к двери.

– Я пришел посмотреть, как вы тут, миссис Сторм, но, похоже, все у вас в полном порядке.

Роза улыбнулась. Цвет ее лица был хорошим, глаза ясными. Она даже выглядела отдохнувшей. Волосы у нее были заплетены в косу, и это сразу же напомнило ему, как Анника заплетала свои волосы перед тем, как лечь спать в Блу-Крик. Коса не шла ни в какое сравнение с тем сложным сооружением, какое она носила на голове сейчас, когда вернулась к цивилизации.

– Не забудьте только сказать своему врачу, мэм, о швах, чтобы он посмотрел их и снял, когда придет срок.

Роза покраснела, услышав такой интимный совет, но тем не менее кивнула.

– Хорошо, я передам ему ваши слова, мистер Скотт.

Стараясь не думать о своих потрепанных пыльных мокасинах, Бак прошел по натертому до блеска полу и лежавшему в центре комнаты пушистому персидскому ковру и встал рядом с креслом Анники. Взглянув на Джозефа, он улыбнулся. Малыш был его заслугой, которой он мог по праву гордиться.

– Не хотите его подержать? – спросила Роза.

Анника слегка кашлянула, но Бак не осмелился повернуть голову в ее сторону.

– Нет. – Он засунул руки в карманы. – Не хочу тревожить малыша. Он хорошо ест?

– Как его папочка. – Роза рассмеялась. – Постоянно голодный.

– Судя по всему, он будет высоким, – промямлил Бак.

Он чувствовал себя как рыба, вынутая из воды, ведя светский разговор с женой другого мужчины в этой красивой уютной комнате. Ему хотелось повернуться и выбежать из этой комнаты, из дома, не сказав Аннике Сторм ни слова, но он понимал, что не может проявить такое постыдное малодушие и вот так просто исчезнуть из ее жизни. Он заставил себя взглянуть на нее и увидел, что она смотрит на него не отрываясь. В ее синих глазах была надежда и любовь, любовь, которой, он знал, он не заслуживал. Особенно сейчас, когда собирался навсегда ее покинуть.

– Не проводишь меня до конюшни? – спросил он ее.

Несколько мгновений взгляд ее был прикован к его лицу, словно ей хотелось запомнить на нем каждую черточку, каждый синяк и царапину. Затем она кивнула и, поднявшись с кресла, молча направилась к двери. На пороге она обернулась и сказала Баттонз:

– Останься здесь с Розой, Баттонз, и веди себя хорошо. Джозеф еще спит.

– Я иду тоже, да, Бак? – Оторвавшись от игрушек, девочка подняла глаза на дядю.

Он повернулся к Аннике за помощью, но она тут же отвела взгляд.

– Нет, ты останешься здесь. Но Анника скоро вернется.

Когда он вновь оглянулся, Анники в комнате не было и из холла до него донесся звук удаляющихся шагов.

Она пообещала себе, что не будет плакать.

Но обещания, как известно, для того и существуют, чтобы их нарушать. Дул сильный ветер, и она обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. На ней было только платье, поскольку, выходя из дому, она забыла надеть пальто. Она шла впереди Бака с видом осужденного на казнь. Они пересекли двор и подошли к конюшне. День близился к вечеру, и в огромном открытом строении, где пахло сеном, лошадьми и пылью, царил полумрак. И там никого не было.

Войдя внутрь, Анника сразу же прошла туда, где тени были гуще. Если кто-нибудь войдет сюда, то они увидят его первыми.

Она решила не отговаривать больше Бака. Она и так уже едва не опустилась до мольбы, прося его не уезжать. Она подумала о матери и моментально воспрянула духом, зная, что Аналиса поступила бы точно так же при сложившихся обстоятельствах. Никакие насмешки и презрение окружающих не сломили ее мать, и она тоже будет держать себя с достоинством и не станет цепляться за Бака. Пусть он запомнит хотя бы ее мужество и силу, если даже и забудет обо всем остальном.

Бак подошел к стойлу, где помещался его жеребец, надел на него уздечку и оседлал. Это дало ей возможность вытереть навернувшиеся на глаза слезы и пригладить слегка растрепавшиеся от ветра волосы. Бросив взгляд на свои желтые, с пуговицами ботинки, она увидела, что они сплошь заляпаны грязью.

– Анника?

Она подняла голову. Бак стоял перед ней и мял в руках шляпу.

– Итак, – произнесла она со вздохом, держась необычайно прямо, – полагаю, настало время прощаться.

В его глазах мелькнуло удивление, словно он ожидал, что она опять начнет рыдать и уговаривать его не уезжать. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец, справившись с замешательством, он сказал:

– Полагаю, что так.

Анника протянула руку.

– Тогда я желаю тебе, Бак Скотт, всего наилучшего. Для меня это было настоящим приключением. Надеюсь, что и для тебя все было не так уж плохо.

– Анника, я…

– И ты можешь не тревожиться о Баттонз, – поспешно прервала она его, боясь, как бы он не сказал чего-то, что могло бы лишить ее мужества. – Кейс с Розой просили отдать Баттонз им, так что, как видишь, у нее будет прекрасный дом, о каком любая девочка может только мечтать. – «Как будто я могу расстаться с ней сейчас», – подумала она и подивилась про себя тому, как ровно и бесстрастно звучит ее голос, когда сердце ее разрывается от горя.

Она испытала мрачное удовлетворение, заметив, как он крутит в руках поводья.

– Мне очень жаль, Анника, что все так получилось. Я бы предпочел какой-нибудь другой выход.

– Неправда! Если бы ты действительно этого хотел, то поверил бы мне, поверил бы, что я не лукавлю, говоря, я готова поселиться с тобой в любом месте, где бы ты ни пожелал, а не твердил бы, как заведенный, будто ты знаешь, что для меня лучше.

Бак надел шляпу, и ее поля тут же отбросили тень на его лицо. Воспользовавшись тем, что он повернулся к лошади, чтобы взять с седла свою куртку, Анника протянула руку к его золотистым кудрям, но тут же поспешно ее отдернула, прежде чем он заметил ее движение.

Ему хотелось поцеловать ее на прощание. Она поняла это по его напряженной позе. И потом, он явно медлил с отъездом.

Она жаждала его поцелуя больше всего на свете в этот момент, но ей было ясно, что если она позволит ему себя сейчас поцеловать, то рана в ее сердце не затянется до конца ее дней.

Она отступила на шаг, молча показывая ему, что он должен ехать.

Помедлив еще мгновение, Бак взял коня под уздцы и вывел на улицу.

Там он сразу же вскочил в седло и, даже не оглянувшись, выехал со двора.

Обхватив себя руками, она стояла очень прямо, провожая его глазами. Он проехал мимо домика для работников ранчо и свернул к коралю. Теперь ей были видны только его широкие плечи и шляпа. Медленно она опустила руки, и плечи ее поникли. Затем она подобрала юбки и бросилась бежать.

Ее желтые ботинки были мало приспособлены для бега по неровной почве, но она об этом не думала. Один раз она едва не упала, наступив на подол платья, но удержалась на ногах и, подобрав юбки, вновь понеслась вперед. Она мчалась, рыдая сейчас уже во весь голос, куда глаза глядят, прочь от заходящего солнца, прочь от Бака Скотта, чей силуэт на горизонте с каждым мгновением становился все меньше и меньше. Только добежав до подножия небольшого холма, на вершине которого были похоронены дети ее брата, она наконец остановилась.