Любовь Тодзюро

Все смеются.

Ягосити. Да и никому из нас… Если сохнешь по женщине, зачем, спрашивается, подбираться к чужой жене и рисковать головой? Куда лучше податься к певичкам с улицы Миякава или к вдовушкам, в квартал Муромати, а то – к хозяйкам веселых домов в Гионе или к девочкам на Четвертом или Пятом проспекте. Подружек у актеров – что звезд на небе! (Смеется.)

Угэндзи. Нет, не согласен! Недаром говорится, что на свете есть четыре соблазна – воровство, любовница, служанка и жена. Украденное всегда кажется слаще, поэтому замужними женщинами тоже ни в коем случае не стоит пренебрегать.

Тодзюро. Выходит, тебе такая любовь знакома?

Гэндзи. Ничего подобного. Однако страх быть распятыми за прелюбодеяние, как видно, не удерживает людей от греха… И вот вам доказательство – О-Сан и Моэмон, которые выведены в этой пьесе. Да, любовь – дело особое! (Смеется.)

Вакатаю (стараясь скрыть свое испорченное настроение). Что-то скучно стало… Ну-ка, молодежь, покажите нам танцы.

Несколько молодых актеров начинают танцевать. Тодзюро сидит молча, словно в раздумье над новой ролью. Когда все увлеклись танцем, он поднимается, раздвигает перегородки и украдкой выходит на галерею. Молодые актеры продолжают танцевать. Все громче звучит барабан.

Ягосити (встает, скорчив смешную мину). Пожалуй, и я тряхну стариной.

Сирогоро. Красавцы юноши и лысый господин Ягосити! Ничего не скажешь, загляденье! А я за барабан возьмусь.

Кривляясь и гримасничая, Ягосити кружится вместе с молодыми актерами. Все смеются, звонко переговариваются.

Сцена поворачивается.

Картина вторая

Уединенная комната в доме хозяина «Мунэсэй». Слева виднеется часть пересохшего русла реки Камогава. Справа – длинная галерея, ведущая в главный дом. Шелковый фонарь озаряет красивое убранство комнаты. Тодзюро идет по галерее, скрестив руки на груди. То и дело в задумчивости останавливается, репетирует жесты. Доходит до покоев. Раздвигает перегородки и, убедившись в том, что никого нет, тихими шагами входит в комнату. Достает из кармана текст роли.

Тодзюро (сопровождая чтение жестами). «…Пусть мне грозят ужасные мучения…» (Бросает листок, раздумывает. Вновь сосредоточенно читает.) «Пусть угрожает смерть – согласен, лишь бы ты была со мной!..» (В отчаянии опять бросает бумагу и обхватывает голову руками. Встает, репетирует, но роль, видимо, ему не дается. Он садится, заложив руки за спину, и со вздохом что-то шепчет. Затем, словно решив на время прервать работу, берет из ниши подставку,[16] опирается на нее локтем и ложится.)

Пауза.

Из гостиной главного дома доносятся отдаленные звуки барабанов. Тодзюро тихонько закрывает глаза. Внезапно в галерее слышатся шаги. Тодзюро притворяется спящим. В галерее появляется О-Кадзи, хозяйка «Мунэсэй». Ничего не подозревая, она раздвигает перегородки.

О-Кадззи (удивляется, увидев Тодзюро). Как, это вы, господин Тодзюро! Какую оплошность я допустила! Извините, пожалуйста. (Хочет уйти, но вдруг останавливается.) До чего же небрежны эти служанки! Как бы вам не простудиться, здесь такой холод… Погодите, сейчас я подам вам одеяло. (Хочет достать одеяло из стенного шкафа в углу комнаты.)

Тодзюро (приподнимается, приводит себя в порядок). О, это вы, госпожа… Прошу меня извинить…

О-Кадзи. Не беспокойтесь. Пожалуйста, отдыхайте, ложитесь.

Тодзюро вдруг останавливает взгляд на О-Кадзи. Нежный цвет кожи, изящная линия бровей, прекрасный овал лица… Взор Тодзюро, сперва выражавший просто искреннее восхищение, становится все пронзительнее.

О-Кадзи (не замечая неожиданной перемены в Тодзюро, набрасывает ему сзади на спину стеганое шелковое одеяло). Отдыхайте, пожалуйста. А я велю служанкам принести вам воды и все, что нужно. (Спокойно направляется к выходу.)

Тодзюро (вдруг окликает ее, как будто в голову ему пришла какая-то мысль). Госпожа О-Кадзи! Погодите, прошу вас!

О-Кадзи (немного удивлена, простодушно). У вас ко мне дело, господин Тодзюро? (Садится.)

Тодзюро (сбрасывая с плеч одеяло). Я хочу кое о чем сказать вам. Нельзя ли попросить вас придвинуться чуть поближе?

О-Кадзи (почувствовав беспокойство, колеблется, не решаясь приблизиться к Тодзюро, но голос ее звучит по-прежнему простодушно). О, как торжественно!.. Какое же у вас ко мне дело? (Смеется.)

Тодзюро (тихим, но решительным тоном). Я хочу спросить вас кое о чем. Еще немного поближе.

О-Кадзи. Почему у вас такое загадочное лицо? Не собираетесь ли вы говорить со мной о ваших проделках? (Придвигается ближе.) Ну вот… Так в чем же дело?

Тодзюро (совершенно серьезно). Госпожа О-Кадзи! Выслушайте исповедь Тодзюро! Уже двадцать лет, как я таюсь от вас. Но сегодня я хочу, чтобы вы непременно узнали о моих чувствах. Помните, то было осенью… Вам было шестнадцать лет, а мне двадцать… Не могу забыть, как тогда мы с вами танцевали на празднике Гион[17] в балаганчике на берегу реки… (Пристально вглядывается в лицо О-Кадзи.)

О-Кадзи (мечтательно). Да, действительно, вспоминаю…

Тодзюро. В тот день я впервые увидел вас. Я давно уже слышал молву о том, что ни один самый прекрасный актер, исполняющий женские роли, не стоит мизинца госпожи О-Кадзи, певицы с улицы Миякава. Но ваша красота превзошла все мои ожидания! Даже я, так гордившийся своей внешностью, немногого стоил рядом с вами… (Потупился.)

О-Кадзи, вспыхнув, молчит.

(С чувством). С той поры вы для меня самая красивая женщина на свете.

О-Кадзи все ниже опускает голову. Ее охватывает дрожь.

Тодзюро (с бесстрастным лицом, немыслимым у по-настоящему влюбленного мужчины, холодным взглядом смотрит на поникшую женщину, в то время как голос его дрожит от страсти). Я жаждал случая объясниться, но я был молод и должен был подчиняться строгим законам старших. Сердце мое сгорало от нетерпения, но в конце концов я решил, что мне остается только положиться на волю судьбы. А тем временем вас, не ведавшую о муках безвестного юноши, полюбил хозяин этого дома, господин Сэйбэй. Тогда меня охватило такое отчаяние, что и сейчас одно воспоминание о нем разрывает сердце. (Кажется, будто Тодзюро не находит себе места от волнения, однако взгляд его по-прежнему остается холодным, фиксируя каждый вздох женщины, малейшее ее движение.)

О-Кадзи, немного успокоившись, поднимает голову. Ее побледневшее было лицо теперь постепенно заливает румянец; глаза горят.

В душе я тщетно старался обуздать страсть к вам, потому что грешно любить чужую жену. Но, увы, смертный человек слаб!.. Вот уже двадцать лет не было ни единого дня, чтобы я не думал о вас. (Жесты Тодзюро так выразительны, словно он превзошел самого себя на сцене, в голосе заучат тревога и страх – ведь он соблазняет замужнюю женщину.) Каким бы повесой ни называла меня молва, я боролся с собой, не давая волю сердцу, пылающему дни и ночи запретной страстью к замужней женщине… Но мне уже сорок пять. Истекает предназначенный судьбой срок. И если в этой жизни я не поведаю вам о своей любви, которую таил на протяжении долгих двадцати лет, то кому же, когда, в каком грядущем существовании я расскажу о ней?… При мысли об этом я готов сойти с ума! Госпожа О-Кадзи! Умоляю, хоть одно слово, если у вас есть ко мне сострадание! О, госпожа О-Кадзи! (Ломает руки, придвигается ближе к женщине. Только взгляд по-прежнему холоден как лед.) О-Кадзй (сжавшись в комок, как испуганная птичка). Я, я… (Падает в слезах.)

Тодзюро пристально вглядывается в рыдающую женщину. Лицо его остается холодным, и тем не менее голос и жесты соответствуют поведению мужчины, обезумевшего от любви.

16

Подставка (точнее – подлокотник) служила опорой человеку, уставшему от долгого сидения в почти неподвижной позе, как это было принято в ту эпоху.

17

Праздник Гион – праздник в честь божеств популярного в Киото храма Гион, ежегодно отмечаемый с 17 по 24 июля. Пышная процессия, нарядно убранные колесницы, множество ряженых превращают этот праздник в народный карнавал, привлекающий и в наше время множество зрителей и туристов.