Страница 61 из 71
– Вы больше нуждаетесь в вине, чем я, – уверял он монаха.
После чего, он самостоятельно скинул с себя панталоны, завернул рукава рубашки и с бесстрашием, которое заставило содрогнуться толпу, улегся на колесо.
– Дети! – крикнул он, – берите с меня пример. Палач поднял железный брусок. У отца Гаспарини подкосились ноги, а в толпе девушка по имени Жанна де Пьоленк без чувств рухнула на землю.
Мандрен перенес казнь без единого крика. Его члены, ребра, таз были перебиты, после чего его тело растянули на колесе. Впрочем, лежал он недолго. Через несколько минут палач удавил его по приказу судьи Малаваля. Тот явно опасался, что длительная агония этого легендарного преступника может вызвать в толпе взрыв. Так умер Мандрен, отдавший жизнь за то, чтобы табак и соль были доступны каждому.
МИГЕЛЬ ДЕ МАНЬЯРА, БЕССМЕРТНЫЙ ДОН-ЖУАН
Единственный фонарь, освещавший проход, был довольно далеко, да и к тому же почти угас. Эта мрачная кишка, казалось, никогда не кончится…
Под ударами сразу трех атаковавших его шпаг Мигель де Маньяра медленно отступал, ища дверь, которую он мог бы открыть. Он тревожился, но страха не испытывал. Чувствовал он себя прекрасно, почти счастливо. После любви Мигель ничто так не любил, как сражение.
Он не мог разглядеть, кто его атаковал: видел лишь черные одежды и блеск клинков. Слышал только прерывистое дыхание. Постепенно в тусклом свете Мигель смог различить уродливую белую бороду.
Он отступил еще на шаг, чувствуя, что пока у него еще вполне достаточно сил. Левой рукой он все время шарил у себя за спиной, пытаясь нащупать дверь, которая, как он надеялся, была где-то поблизости. Но ничего, кроме гладкой стены, найти не мог… Проход оказался тупиком. Голос графа д'Ольмедо прозвучал где-то совсем рядом:
– Назад, вы!.. Теперь уж он от меня не ускользнет! Он мой…
С неистовостью, которую в нем совсем нельзя было предположить, старый граф бросился на Мигеля, и тот, увидя над собой занесенный клинок, понял, что сейчас умрет. Легкая испарина выступила у него на лбу.
– Позвольте мне пройти! – проговорил, он сквозь стиснутые зубы.
Громкий смех был ему ответом.
– Единственный выход отсюда – это ад, который ждет тебя, бандит!..
– Позвольте мне пройти, говорю я вам! Не то вы об этом пожалеете…
Вместо ответа граф атаковал его еще сильнее, и дон Мигель решил, что это начало конца. Разъяренный, вооруженный до зубов, старый сеньор был сильнее его. Он был лучшим клинком Испании и до сегодняшнего дня еще ни разу не проигрывал сражения. Но на сей раз речь шла о самой жизни, а Мигель ею страшно дорожил.
– Ну что ж, воля ваша, – заявил он. Несколько развернувшись, бандит бросился в атаку.
В его руках толедский клинок вился, подобно змее, и с невероятной быстротой, пытаясь найти брешь в обороне противника. И нашел… Мигель тут же сделал резкий выпад. Граф д'Ольмедо упал, как туша, с перерезанным горлом…
Не останавливаясь ни на минуту, Мигель бросился на двух слуг, все еще загораживавших ему проход.
– Теперь вы. Следуйте за ним, друзья!
Но эти двое, струсив, тут же сбежали. Мигель остановился у двери и вернулся. Из-под тела графа растекалась огромная темная лужа, но ни звука больше не раздавалось из этого тела… Мигель передернул плечами и бросился бежать до самой комнаты Терезы…
Девушка стояла, прижавшись к колонне, поддерживавшей полог кровати, и дрожала от ужаса. Черные волосы рассыпались по обнаженным плечам, длинная белая сорочка приспущена.
– Мигель! – прошептала она слабым голосом, протягивая к нему дрожащие руки.
Но он не ответил ей даже взглядом, достал из кармана шелковый платок, вытер лившийся градом пот, отбросил платок, поискал и нашел свой плащ накинул его и только потом взглянул на Терезу.
– Я вынужден был убить твоего отца, моя дорогая… Он слишком многого от меня хотел!
Тереза в ужасе закрыла рот рукой, затем бросилась к нему и обняла.
– Не бросай меня, Мигель, не оставляй меня одну… Я боюсь!
Он высвободился из ее объятий.
– Остаться здесь? Ты с ума сошла… Я убил твоего отца, я ведь сказал тебе!
– Мне это все равно! – дико прокричала она. – Я тебя люблю… Когда ты вернешься? Следующей ночью?
– Никогда!
Это было сказано мягко, с некоторой иронией и долей презрения. Тереза отскочила к самой кровати.
– Никогда? Но… Я тебя люблю… И ты тоже меня любишь! Ты только что это говорил!
– Только что было только что. Теперь ты для меня не загадка… Я больше тебя не люблю. Прощай, Тереза!..
Не слыша ее звериного крика, Мигель прошел на балкон, спустился по веткам, как кошка, спрыгнул в сад и вышел за калитку. Потом, завернувшись потуже в плащ, легкой походкой ушел в спящую Севилью…
В призрачном свете луны его стройная фигура бросала причудливые тени на белые стены Пустые улицы, сады, спящие за высокими стенами… В этот час нигде не было слышно ни звука, только порой отдаленный лай собак. Но на углу Калле Сьерпе показался ночной сторож, помахивавший бесполезным в эту светлую ночь фонарем.
– Два часа ночи, – пел он надтреснутым голосом. – Да будет мирным по воле Бога ваш сон, люди Севильи!..
Мигель не изменил своего курса. Сторож остановился и проводил взглядом человека, закутанного в плащ приподнимаемый сзади концом шпаги. Он сам себе улыбнулся, протер глаза и безразлично пожал плечами.
– Спокойной ночи… Дон-Жуан! – проговорил он, продолжая свой путь.
Дон-Жуан!.. Вот уже много лет вся Севилья звала так дона Мигеля де Маньяра, и Лека и Колона, и Винсентело. Юноша родился в одной из самых знатных семей Испании, чей род восходил еще к романским временам и прибыл в Испанию из Корсики.
Все началось с постановки пьесы, которая произвела фурор в Испании: «Обманщик из Севильи» Тирсо де Молина. Юному Мигелю тогда едва исполнилось пятнадцать лет. Герой, Хуан Тенорио, обожал женщин, ненавидел мужчин, летел по жизни разбивая сердца, проливая слезы и кровь, пока наконец на его дороге не стала каменная статуя Командора, и кара не настигла грешную душу юноши.
– Я буду Дон-Жуаном!.. – заявил Мигель, покидая театр. И исполнил обещание. В три-четыре года он покорил своим шармом почти всех красивых женщин Севильи, бросал их сразу же после того, как удовлетворял свое желание, не обращал никакого внимания на братьев, мужей, отцов, любовников, приводя всех в отчаяние тем, что убивал всех, кто на него нападал… Но теперь уже сама легенда работала на него: дамы влюблялись от одного его имени, от одного слуха о его приближении. Росла и ненависть…
Могущество дона Томаса де Маньяры, отца Мигеля, богатого кораблевладельца, очень уважаемого королем Филиппом IV, до поры до времени надежно защищало Мигеля от королевской кары. Но смерть графа Санчеса де Линдена и Ольмедо, испанского гранда, любимца короля и к тому же человека, как знал каждый в королевстве, очень доброго, добропорядочного, самой образцовой жизни, – все изменила.
– Вы должны покинуть Севилью до наступления дня, Мигель, – сурово заявил дон Томас де Маньра. – На сей раз преступление слишком ужасно… Я не могу для вас ничего сделать.
– Граф атаковал меня, – защищался Мигель, – у меня просто не было выбора.
Но дон Томас покачал головой.
– Нет, Мигель… Вы похитили честь его дочери; вам придется полностью изменить свою жизнь. Если вы останетесь здесь, вы погибли. Альгвасилы отправят вас к праотцам, а я буду не в состоянии ничем помочь вам. Уезжайте!
Дон Мигель смотрел на отца с отчаянием. Идея покинуть Севилью была для него невыносима. Но он слишком хорошо знал дона Томаса и понимал: послабления не будет.
– Куда я поеду?
Палец дона Томаса указал на черный плащ сына, прямо на алый крест над сердцем.
– Вы рыцарь Калатравы, Мигель… отправляйтесь сражаться во Фландрию. Идите проститесь с матерью и выезжайте. Вы потеряли слишком много времени…