Воздушный замок

Будучи человеком живым и энергичным, Юрка иногда вдруг начинал изображать из себя этакого равнодушного синего гусара, всё испытавшего и познавшего.

Девушки часто приглашали Юрку в гости. А Юрка всегда брал с собой Саню. Перед выходом из дома звонил и спрашивал: «Что будем делать? Чай пить, да? А торт будет?» — и подмигивал Сане. Саня любил сладкое и поэтому краснел. Ему казалось, что любовь к тортам, пирожным, конфетам, шоколадным батончикам, мороженому, варенью и т. д. — для настоящего мужчины слабость непростительная.

В гостях Юрка хитрил. Видя, как мрачнеет лицо сокурсницы при виде Сани, старательно шаркающего ногами о коврик, Юрка делал гримасу и разводил руками, дескать, вот навязался проклятый! А когда сокурсница недовольно вела их на кухню, Юрка в восторге толкал локтем Саню в бок. Была у него такая дурацкая привычка. Откушав чаю с тортом, Юрка закуривал и начинал беседу на какую-нибудь светскую тему, а Саня обычно листал журналы, ходил вдоль книжных полок и зевал.

Ему было скучно. Он не понимал, зачем Юрка сюда пришёл. По своему простодушию Саня считал, что если не собираешься предлагать девушке руку и сердце, нечего к ней и в гости ходить, а тем более насмешничать. На обратном пути он всякий раз высказывал эту мысль Юрке, на что Юрка вполне резонно замечал: «Что ж мне, всё время дома сидеть? И потом, ты мог бы и не идти!»

Саня огорчённо вздыхал. «Хватит быть у него на поводу! — думал он о своих отношениях с Юркой. — Почему всё время он решает, а я только слушаюсь?»

Но через пять минут Юрка хлопал Саню по плечу, говорил какую-нибудь глупость — и Саня забывал про своё стремление к независимости.

Вскоре про Саню в институте начали распространяться всевозможные слухи. Одна девушка, например, утверждала, что видела Саню в театре с известной артисткой, другая зачем-то наврала, что при ней пьяного вдребезги Саню бородатые швейцары изгоняли из кафе «Московское», где он с утра пил запоем вместе с какой-то рыжей тёткой. Второй сокурснице поверили сразу, а театралке заявили, что она обозналась. Не мог Саня быть в театре. Да ещё с известной артисткой!

Слухи эти были реакцией на Санино поведение в гостях. Юрку прощали, считали, что он окружён красавицами на стороне, а вот чего Саня нос воротит — ходит вдоль книжных полок и зевает, — было совершенно неясно…

Саня часто вспоминал тот день в совхозе, когда белокепочный вор-бригадир пытался угнать в Москву машину картошки. Ночью было не по-осеннему тепло, и жёлтая, словно из засахаренного мёда, луна висела над самым крыльцом, где сидели и разговаривали Саня, Юрка и ещё два парня-однокурсника. Осенняя звёздная ночь шелестела яблоневыми садами, робкий ветерок лизал луну, тлели огоньки сигарет. Глаза упорно закрывались, но Саня не давал себе заснуть. Говорили о женщинах…

— Ребятки, это не разговор… — неожиданно засмеялся Юрка. — Это какое-то состязание в пошлости.

Все в изумлении посмотрели на Юрку, ещё пять минут назад изощрявшегося не хуже других.

— К чему речь веду, — икая, пояснил Юрка. — Мораль читать не собираюсь… Скучно… Одно и то же, одно и то же…

— Ты давай чего-нибудь новенькое расскажи! — предложил один из парней.

— Не надоело ещё похабщину слушать? — Юрка поднялся с крыльца и потянулся.

Получилось так, что Юрка вылетел из этого разговора ангелом, а все остальные остались сидеть в грязи, как свиньи. В комнате сурово молчали, а Юрка аккуратно развешивал на спинке кровати свою одежду и посмеивался. А когда погасили свет и койки начертили на полу и стенах разные теневые геометрические фигуры, Юрка сказал:

— На сон грядущий надо о возвышенном говорить! О первой любви! Об идеальной девушке!

— Заткнись! — угрюмо сказал кто-то.

Юрка вздохнул.

— Идеал, наверное, равнозначен тому, кто его создаёт… Поэтому никто не хочет о нём говорить… Его баюкают в мечтах…

Юрка захрапел сразу, а Саня долго не мог заснуть.

«Как же так равнозначен? — недоумевал Саня. — Когда тебе кажется, что ты одинок, забыт, покинут — вот когда начинаешь думать об идеальной девушке, которая не обманет, не бросит, не предаст! Вот когда наступает время истинной любви! Ах, как хочется тогда любить! — думал Саня. — Кажется, встреть любимую, и катись всё к чёртовой матери! Ведь идеал, — думал Саня, — самим тобой выдуман и хотя бы уже поэтому тебе не равнозначен! Потому что всегда желаешь себе лучшего!»

Оспорив таким образом храпящего Юрку, Саня спокойно заснул.

Иногда, скучая на лекциях, Саня обводил ленивым взглядом институтских девушек. Закончив беглый осмотр, он горько вздыхал. Саня перефразировал известную поговорку насчёт пророка в своём отечестве: «Не встретишь любимую в собственной группе…» Неизвестно, как насчёт Юрки, а про Саню сокурсницы придерживались такого же мнения.

Девушку-идеал, однако, на которой и жениться не грех, баюкали в своих мечтах и Юрка и Саня.

У Юрки это была высокая стройная блондинка (не ошиблись институтские девушки!) с голубыми глазами и прямым греческим носом. Говорила блондинка редко, но умно. По пустякам не болтала. Под руку ходить ненавидела, однако любила, когда Юрка обнимал её за плечи. Была сдержанной, но искренней, Юрку боготворила. К родителям своим блондинка особенной привязанности не испытывала. Она сама по себе, родители сами по себе. Юркино стремление пореже встречаться с её родителями поддерживала полностью. Она удивительная и экономная хозяйка. Завтрак — омлет с гренками, кофе. Обед — салат, бульон, пельмени. Ужин — варёная картошка и ветчина с хреном. Просыпается она раньше Юрки, встаёт тихо, стараясь его не разбудить. В их доме всегда чисто, как в церкви. Юрка проснётся, а на стуле его ждёт выстиранная и выглаженная рубашка.

Санин идеал был куда менее детализирован, а такие вещи, как завтрак, обед и ужин, были ему вовсе неизвестны. Сане почему-то казалось, что едой должна заниматься мама. Кому, как не ей, знать, что Саня ест на завтрак? Не мог Саня представить себе любимую в фартуке, хлопочущую у плиты, где подгорают котлеты. Цвет волос и глаз любимой были вовсе не определены. Не знал Саня и какого роста она будет. Можно ниже, можно с него, а можно повыше… Ничего в этом страшного нет. Так считал Саня. «Главное, чтобы она меня понимала… — думал Саня. — А я её любил…» Он собирался любить эту неизвестную девушку всю жизнь, быть всегда ей верным, исполнять любые её желания. Короче говоря, при определённых стечениях обстоятельств Саня мог жениться на любой девушке. Сокурсницы это чувствовали. Они утверждали, что Андронов готов цепляться за кого угодно — ему всё равно. А отошьют его — он утрётся и снова начнёт свои безнадёжные ухаживания…

Пришла пора сдавать сессию. К этому времени Саня отрастил ушкуйничью бороду во все щёки, а волосы у него теперь чуть-чуть не доставали до плеч. Никто не знал, зачем он это сделал (даже с длинными волосами Саню нельзя было назвать модником), и все советовали подстричься, но Саня из-за непонятного своего упрямства так и продолжал ходить с длинными волосами. И когда он выходил в прихожую встречать маму, вернувшуюся с работы, она ставила раздутую сумку на пол и спрашивала: «Опять не подстригся?» Саня смотрел на гравюру, изображающую машину будущего, и помалкивал. Саня думал, что неплохо бы проехаться на такой машине, где стёкла голубовато туманятся, сиденья пружинят, скорость невообразимая — воздух обтекает лакированные бока машины и только посвистывает сзади от зависти и завивается невидимыми бурунчиками.

— Мне-то что… — продолжала мама. — Как в институте терпят эти твои патлы? Неужели так трудно сходить в парикмахерскую и подстричься?

С одной стороны, Санина строптивость маму раздражала, а с другой — она казалась ей признаком нарождающейся зрелости сына. Мама с грустью думала, что когда-нибудь Саня женится и им будет командовать чужая девица. Санина мама считала, что брак в первые годы — это борьба характеров, и она была уверена, что в этой борьбе Санин характер потерпит сокрушительное поражение.