Страница 4 из 126
— Да. — Фарин с недоумением посмотрел на Тобина. — Твой отец думал, что кукла упала в тот день из окна вместе с твоей матерью, и ее унесло рекой. Он даже посылал несколько человек поискать ее. А она, выходит, все это время была у тебя? Почему ты ее так тщательно прятал?
Неужели Фарин тоже знал о чарах Лхел? Не будучи уверенным, Тобин сказал лишь часть правды:
— Я думал, вы с отцом застыдите меня. Только девчонки играют в куклы.
Фарин невесело засмеялся.
— Никому бы и в голову не пришло. И просто стыд, что она тебе оставила только одну куклу. Если хочешь, я попробую найти для тебя какую-нибудь из тех красавиц, что твоя матушка сшила еще до болезни. У половины вельмож в Эро есть ее куклы.
Когда-то Тобину действительно отчаянно хотелось иметь мамину куклу. Но он хотел получить ее из рук матери, как доказательство ее любви или, по крайней мере, частички того чувства, которое она испытывала к Брату. Но этого так и не произошло. Тобин покачал головой.
— Нет, я не хочу других.
Наверное, Фарин понял его, потому что не стал продолжать разговор. Какое-то время они сидели молча, наблюдая за тем, как под лоскутным одеялом вздымается и опускается грудь Ки. Тобину ужасно хотелось свернуться калачиком рядом с Ки, но тот выглядел таким слабым, таким больным, что Тобин не осмелился. Чувствуя себя несчастным, Тобин вскоре вернулся в свою комнату, так что Фарин мог снова подремать. Айя и Нари ушли, и Тобин порадовался этому: он сейчас ни с кем не хотел говорить.
Кукла лежала на кровати, там, где недавно сидела волшебница. Пока Тобин смотрел на нее, пытаясь осознать случившееся, гнев, какого он не испытывал ни разу в жизни, вдруг охватил его. Тобин с трудом дышал.
«Я никогда больше не позову его! Никогда!»
Схватив куклу, он запихнул ненавистную вещицу в сундук и с грохотом опустил крышку.
— Ты останешься здесь навсегда!
Ему стало немного легче. Пусть Брат шатается по замку, если ему хочется; он может творить все, что вздумается, но он никогда не вернется в Эро.
Свою одежду Тобин нашел аккуратно сложенной на полке в шкафу. Когда он взял тунику, из ее складок посыпались маленькие мешочки с сушеной лавандой и мятой. Тобин прижал шерстяную ткань к лицу и глубоко вдохнул ее запах. Он знал, что это Нари положила сюда сухие травы, после того как выстирала и починила его вещи. Наверное, она сидела возле его кровати и, орудуя иглой, то и дело посматривала на него…
Представив такую картину, Тобин сразу перестал гневаться на кормилицу. Неважно, что она сделала много лет назад. Тобин знал — она всегда любила его, и он по-прежнему любил ее. Быстро одевшись, он осторожно поднялся наверх.
В нишах стен в коридоре третьего этажа горели несколько ламп, сквозь круглое окно-розетку наверху лился лунный свет, но в коридоре все равно было сумрачно и к тому же холодно. Комнаты Аркониэля находились в дальнем конце коридора, и Тобин не смог удержаться от того, чтобы хоть одним глазком посмотреть на тяжелую запертую дверь напротив рабочей комнаты волшебника — дверь в башню.
Он гадал, почувствует ли снова присутствие по ту сторону двери гневного духа его матери, если подойдет к тяжелым дверям вплотную? Но он не собирался туда подходить, он шел, держась правой стены коридора.
Тобин тихо постучал в дверь спальни Аркониэля, но ответа не услышал. Однако сквозь щель под дверью его рабочей комнаты сочился свет, и потому Тобин повернул ручку и вошел внутрь.
По всему помещению горели лампы, разгоняя тени и наполняя комнату ярким светом. Аркониэль сидел за столом у окна: он изучал какой-то пергамент, подперев голову рукой. Когда Тобин вошел, Аркониэль нервно вздрогнул, но тут же встал, чтобы приветствовать юношу.
Тобин удивился тому, каким измученным выглядел молодой волшебник. Щеки у него провалились, лицо было таким, словно Аркониэль тяжело заболел. Его темные вьющиеся волосы, всегда непокорно вздымавшиеся над головой, теперь висели жидкими спутанными прядями вдоль висков, туника была измятой, ее покрывали пятна грязи и чернил.
— Проснулся наконец, — сказал Аркониэль, стараясь придать голосу теплоту. Но ничего не получилось — Тобин услышал лишь отчаяние. — Айя с тобой уже говорила?
— Да. Она сказала, что я не должен никому рассказывать об этом. — Тобин коснулся своей груди, не желая говорить вслух о ненавистной тайне.
Аркониэль глубоко вздохнул и рассеянно оглядел комнату.
— Тебе не повезло, Тобин, что пришлось узнать обо всем таким ужасным образом. Видит Свет, мне очень жаль. Никто из нас этого не ожидал, даже Лхел. Мне так жаль… — Он умолк, не договорив, все еще не глядя на Тобина. — Не так это должно было случиться. Совсем не так.
Тобину ни разу не случалось видеть молодого волшебника в таком унынии. Но Аркониэль, по крайней мере, пытался стать его другом. Не то что Айя, которая появлялась лишь тогда, когда ей это было удобно или нужно.
— Спасибо, что помог Ки, — сказал Тобин, когда молчание слишком затянулось.
Аркониэль вздрогнул, будто Тобин ударил его с размаху, потом вдруг гулко рассмеялся.
— Не стоит благодарности, мой принц. Разве я мог поступить иначе? Как он?
— Все еще спит.
— Спит.
Аркониэль отвернулся к столу и принялся бессмысленно трогать разные вещицы и переставлять их с места на место, даже не глядя, что делает.
Страх снова охватил Тобина.
— Но ведь Ки поправится? У него же не было лихорадки. Почему он до сих пор не проснулся?
Аркониэль вертел в руках деревянную палочку.
— Должно пройти время, да… такая рана.
— Фарин говорит: ты думаешь, это Брат его ранил.
— Брат был с ним. Может, он понял, что нам нужна кукла… я не знаю. Он мог ранить Ки. Но я не знаю, хотел ли он этого.
Он снова начал переставлять разные мелочи, словно забыв о присутствии Тобина. Наконец Аркониэль взял документ, который читал перед приходом Тобина, и протянул его принцу. Печати и затейливый почерк не оставляли сомнений в том, кто составлял эту бумагу. Лорд Орун.
— Айя решила, что именно я должен тебе сообщить, — уныло произнес Аркониэль. — Это письмо прибыло вчера. Ты должен вернуться в Эро сразу, как только будешь в силах выдержать дорогу. Орун в бешенстве, разумеется. Он угрожает снова написать королю и потребовать, чтобы тебе дали другого оруженосца.
Тобин опустился на табурет рядом со столом. Орун пытался заменить Ки с самого первого дня, с момента их прибытия в Эро.
— Но почему? Ки ни в чем не виноват!
— Уверен, Оруну на это наплевать. Просто теперь он может осуществить свою давнишнюю мечту — обзавестись собственным шпионом и следить за тобой. — Аркониэль потер глаза и запустил пальцы в волосы, приведя прическу в еще больший беспорядок. — И можешь быть уверен: больше он никогда не позволит тебе сбежать. Отныне тебе придется быть чрезвычайно осторожным. Ни у Оруна, ни у Нирина, ни у кого-либо еще не должно возникнуть и тени сомнения в том, что ты не просто осиротевший племянник короля. Ты не должен давать повода к подозрениям.
— Айя уже объяснила мне все это. Но я и так стараюсь держаться подальше от Нирина, насколько удается. Он меня пугает.
— Меня тоже, — признался Аркониэль, но теперь он выглядел чуть более похожим на прежнего себя. — Прежде чем ты отправишься обратно, я научу тебя прятать свои мысли. — Он даже изобразил некое подобие улыбки. — Не бойся, это связано только с сосредоточением. Я знаю, ты недолюбливаешь всякую магию.
Тобин передернул плечами.
— Похоже, мне все равно без этого не обойтись, верно? — Он с несчастным видом уставился на мозоль на собственном большом пальце. — Корин мне объяснил, что я — следующий по очереди наследник после него, если у него не будет собственных детей. Поэтому лорд Орун хочет держать меня в своей власти?
— В конечном счете, да. Но прямо сейчас ему хочется властвовать в Атийоне… от твоего имени, конечно, но все равно властвовать. Он очень честолюбивый человек, наш Орун. И если с принцем Корином что-нибудь случится до женитьбы… — Аркониэль резко встряхнул головой. — Ты должен быть очень внимателен и не спускать с него глаз. И не слишком тревожься насчет Ки. В конце концов, последнее слово все равно не за Оруном, как бы он ни раздувался. Только король может принять окончательное решение. Я уверен, к тому времени, когда ты вернешься в Эро, все уже утрясется.