Страница 56 из 66
Все это, в свое время, производило хорошее впечатление на сотрудников ДПС и ППС. Были основания думать, что и здесь это может пригодиться. В пенсионном удостоверении пришлось аккуратно обрезать «лишние» детали на фото, так, что там осталось только лицо и воротник форменной рубашки. Понятно, что никакой проверки спецами (да и просто внимательными людьми) этот документ не выдержит (да и не было в то время ТАКИХ документов), но на неподготовленного человека, да еще и не при очень хорошем освещении впечатление должно произвести.
– Главное управление внутренних дел города Москвы. Майор… – лейтенант бледнел на глазах. – Товарищ майор…
– ЗДЕСЬ у меня ДРУГОЕ звание. Капитан госбезопасности. Я думаю, вы понимаете, ПОЧЕМУ я не предъявил ВАМ ДРУГОЕ удостоверение личности? Номер личного оружия видели?
– Да, товарищ ма… капитан госбезопасности.
– Полюбуйтесь, – из подмышечной кобуры вынырнул «Стечкин». – Номер соответствует?
– Да.
– Лицо на фото – на оригинал похоже?
– Похоже.
– Можно считать, что МОЕ представление вам состоялось. Теперь, позвольте ваши документы.
– У меня их нет, товарищ капитан госбезопасности. Полицаи отобрали…
– Тогда, на каком основании вы представляетесь лейтенантом? И откуда я могу знать, что вы действительно – Федор Скороспелый? Мне теперь что – в немецкую полицию обратиться, дабы они удостоверили вашу личность?
– Так вот же форма, товарищ капитан госбезопасности! Вот и петлицы…
– У нас на половине отряда – форма ПОХОЖАЯ на немецкую – так мы что ж теперь – немцы? Вопрос поставил лейтенанта в тупик. Он явно запутался. «Погоди, то ли еще будет!» – злорадно подумал я.
– Хорошо. Примем ваши слова на веру. Возможно вы – действительно тот, кем называетесь. Тогда – вопрос по существу. Каким образом вы оставили противнику военную технику? Да, еще в практически исправном состоянии?
– Нам накатник пробило! И стрелять мы не могли…
– Из пушки – возможно. А пулеметы? Там-то что пробило? Да и передвигаться танк мог вполне. Почему вы не использовали эти возможности?
– Не знаю, товарищ капитан госбезопасности! Я сознание потерял!
– И, так, без сознания в деревню пришли? Лейтенант аж взмок. Аргументов в свою защиту у него явно не было.
– Так меня же полицаи били!
– И при этом ничего серьезного не повредили? Внешне – согласен, выглядит впечатляюще. А вот врач говорит, что для жизни ничего опасного нет. Как же так?
– Так не успели они…
– А может – не захотели? Мало ли какие цели могут быть у врагов советской власти? Мы тут давно работаем, немцы про нас знают, вот и решили в отряд своего агента заслать. Может такое быть?
– Может, конечно…
– Вот я и спрашиваю вас, г р а ж д а н и н Скороспелый, что вы хотите д о б р о в о л ь н о сообщить органам госбезопасности?
Все… Лейтенант готов. Рот открывает, а слов нету. Не думал, милок, что его подозрения ТАК легко на него же и обернуть можно.
– Я так вижу, г р а ж д а н и н Скороспелый, что говорить вам сейчас затруднительно? Голова болит или еще что мешает?
– Я… мне…
– Подумать надо?
– Да…
– Хорошо, подумайте. МНЕ спешить некуда. А чтобы вам легче думалось, эта штучка (я поднял с земли обрез) пусть пока у меня полежит. Заодно и у старшего лейтенанта поинтересуюсь, что это он вдруг оружие непроверенным людям дает? Бдительность утратил или еще что тут есть? Товарищ Несвидов!
– Я, товарищ капитан госбезопасности!
– Тут вот товарищу лейтенанту нездоровится. Вы уж побудьте с ним рядышком. Проследите, чтоб хуже не стало, чтобы не ходил куда-нибудь в одиночку. А то ведь – голова предмет темный, науке непонятный. Вдруг да поведет товарища лейтенанта куда-нибудь не в ТУ сторону? Так и до беды недалеко…
Несмотря на то, что поспал я всего ничего, проснулся я бодрым, видимо сказалась привычка к ночным сменам и скользящему графику. Включив немецкий «квадратный» фонарик и повесив его на пуговицы полевой куртки, я пошёл к ручью умыться. Лагерь был уже на ногах, то тут то там мелькали силуэты бойцов, скупо подсвеченные «налобниками» или такими же, как и у меня трофейными немецкими фонарями.
– Товарищ старший лейтенант… – окликнул меня кто-то.
– Да? – ответил я, вглядываясь в темноту.
– Это Несвидов, товарищ старший лейтенант. Здесь мы.
– А, сержант… Что у вас?
– Вот, товарищ капитан приказал танкиста вашего стеречь, а он как сурок спит, а мне собирать имущество надо.
– Не дрейфь, сержант, поможем твоему горю. Дед Никто! – громко позвал я.
– Здесь я! – Кудряшов откликнулся метрах в десяти.
– Ко мне!
– Да, товарищ старший лейтенант, слушаю. – сказал боец, подходя к нам.
– Дед, ты вещи собрал?
– Да. Да у меня и вещей-то нет.
– Это не важно сейчас. Смени сержанта на посту, ему имущество командное паковать надо.
Решив административную проблему, я похромал дальше. Пять минут на личную гигиену и я уже «лечу» к Люку, готовить заряды.
«Изъятие ценного свидетеля», как обозвал операцию Бродяга, прошло, что называется, без сучка и задоринки. Колонна остановилась за деревней, а мы с Зельцем прошлись по крайним домам. Дом Марьяны оказался третьим с краю. Минут пять ушло на уговоры хозяйки, и ещё пять – на то, чтобы объяснить Лиде, что задание отменяется, и мы забираем её с собой.
Порядок движения был следующим: впереди, метрах в пятидесяти, на мотоцикле ехали Люк и Тотен, за ними – «ублюдок», за рулём которого сидел я, и «эмка», которой рулил Фермер. Грузовик доверили вести Казачине, а замыкал колонну ещё один мотоцикл, на котором ехали Бродяга и Зельц. Всех, у кого не было немецкой формы, спрятали в кузове.
На шоссе мы выехали в четверть третьего и десять километров, отделявших нас от моста, проехали минут за сорок, так что, когда впереди показалось шоссе, запруженное войсками, на моих часах было почти три.
Операция нам предстояла непростая – пересечь шоссе, по которому, не взирая на ночное время двигался сплошной поток войск противника, и не вызвать при этом тревоги у регулировщиков из полевой жандармерии. Почти весь день Тотен потратил, возясь с трофейными документами, и теперь на наших машинах были нарисованы не знаки отдельного сапёрного батальона, а эмблемы отдельного охранного батальона, расквартированного восточнее Минска, как раз в том направлении, куда мы и держали путь.
Десять минут, которые мы ждали разрешающего сигнала от регулировщика, показались мне, как минимум годом. Оглядывая окрестности, я думал о том, что если что-то пойдёт не так, то шансов вырваться из ловушки, у нас практически нет. Впереди – дорога, забитая противником, сзади – деревня Лусково, в каждом доме которой стояло, как минимум отделение.
Наконец жандарм дал нам отмашку выезжать на шоссе. Я выдохнул сквозь сжатые зубы и воткнул передачу. Пока мы медленно тащились по радошковическому шоссе, я с интересом смотрел по сторонам – ну когда ещё увижу немцев в естественной среде обитания и не через прицел! Вот мерно шагают пехотные колонны. Лица солдат сосредоточены и угрюмы. Я их понимаю, ночной марш, когда видишь только спину впереди идущего камрада, да проезжают мимо машины, слепящие тебя светом фар. И шагать так ещё долгие и долгие километры. «Ну ничего, мы устроим вам нежданный привал!» – злорадно подумал я, но тут же одёрнул сам себя, вспомнив, что не надо говорить «гоп», не перепрыгнув.
Через примерно километр мы добрались до большой развилки, и основная масса немцев повернула на восток, в сторону Острошицкого городка, мы же поехали прямо на юг. Говоря «основная масса», я имею в виду то, что и на юг, в направлении тылов второй Танковой группы ехало, кроме нас, довольно много машин. Ещё километр, и мы сворачиваем с трассы. Вот и небольшая деревня, ниткой вытянувшаяся вдоль реки. Если мы не ошиблись это и есть наша ближайшая цель.