Почти луна

Звук первого удара прозвучал далеким выстрелом. Второй заставил меня резко сесть. Я слышала Сару, как слышат людей, старающихся не издать ни звука, но безуспешно. К этому времени я прошла полдома, в ночной рубашке и с бейсбольной битой, которую отец вручил мне для защиты.

Сара взяла с меня слово хранить все в тайне. Эмили и Джейк не должны были знать, что она позволила мужчине себя ударить. Брайса и след простыл, едва я замахнулась битой и изо всех сил врезала ею по дверному косяку.

Я села на пол спальни Сары, затем откинулась назад на коврик. Бездумно проделала серию растяжек, как каждое утро в течение пятнадцати лет.

В половине второго, вернувшись к себе в спальню, я увидела, что Джейк спит в той же самой позе. Я тихонечко позвала его — никакого ответа. Что ж, пойду без него. Оставила на кухонной стойке записку с обещанием вернуться вместе с Сарой. Бутылку водки спрятала обратно в бар и уже собралась было запихать туда же старухофон с его неизменной подушкой, как остановилась. Решительно выдернула шнур из стены и оттащила телефон к мусорным бакам.

Может, взять с собой вещмешок? Нет, я еще не готова. Если получится, хорошо бы приготовить Саре ужин, а завтра утром разбудить ее, принеся кофейник горячего кофе для нас двоих.

Я так и не привыкла к официальному пригородному часу пик, когда детей выпускают из школы, а родители в машинах выстраиваются снаружи в очередь забрать их. За годы, прошедшие с тех пор, как я отвозила и забирала детей, ожидание на обочине, подогретое историями о похищениях, стало более распространенным. И все же, пробираясь по улице, на которой располагалась Лемондейлская начальная школа, я с радостью увидела по меньшей мере три или четыре желтых автобуса.

На Кресент-роуд меня остановила почтенная регулировщица с белым поясом и свистком — все при ней. Толпа детей — «начинашек», как их называли в Лемондейле, — двигалась перед моей машиной, клубясь, точно облака на телевизионной карте погоды. Несколько учеников шли сами по себе, головы повешены, рюкзаки тянут плечи вниз. Остальные бежали или тянули других за куртки и рубашки, роняли ранцы и выкрикивали имена и дразнилки тем, кто был на другой стороне.

Я поехала дальше.

Вот старый музыкальный магазин, ныне магазинчик «Кексы что надо», где когда-то я купила Эмили ненавистный кларнет. Девочки росли, и их друзья наводняли дом, топая и запросто заказывая мне сэндвичи. Тот любит майонез, но этому подавай только горчицу. Одна из подружек Эмили, разочарованная своим сэндвичем, заявилась на кухню и популярно объяснила разницу между желе, которое она попросила, и джемом, который я принесла ей.

Наиболее удобный для Сары поезд из Манхэттена останавливался в Паоли. Так она могла избежать пересадки в Филадельфии и приехать «Амтраком».[48] Вместо того чтобы перебраться по мосту на ту сторону, где высаживали пассажиров, я посмотрела на часы. Подсчитала минуты и припарковалась у «Старбакса».

Я поспешно прошла на станцию к стойке «Амтрака». Спросила текущее расписание для Северо-восточного коридора. Проходя мимо местного киоска СЕПТА,[49] взяла пару их расписаний, чтобы подумать. Все это я проделывала машинально, как и свои растяжки, как и упаковку вещмешка, который дожидается меня в гараже. Мой мозг разделился надвое: половина сосредоточилась на нормальных задачах — забрать дочь с поезда, — а половина занялась бегством.

Я вернулась в машину и развернулась. Красный автомобиль уж очень бросался в глаза, но с подъездной дорожки деться было некуда. Сегодня вечером я обещала увидеться с Хеймишем — определенно не от большого ума. Мне представилась Натали в наряде регулировщика, преграждающая путь со знаком «СТОП» в руках.

Сара стояла наверху лестницы на платформу и изучала парковку. На дочери была потрепанная дубленка, из-под которой выглядывала пара моих старых высоких ботинок, конфискованных в ее последний приезд.

— Они такие урбанистические, хипповые, ретро, — сказала она. — Поверить не могу, что ты их носишь.

Когда я сказала, что теперь их явно предстоит носить ей, она ответила:

— Да, но не всерьез.

Волосы ее были убраны в две косички, которые доходили до талии, на макушке громоздилась, похоже, целая куча заколок со стразами. Она не узнала машину, и я подъехала к ней, высунула голову в окно с пассажирской стороны и позвала.

— Мам, о господи, что за кобелиная тачка! — воскликнула она, забрасывая сумку на заднее сиденье и садясь рядом со мной.

Наклонилась и поцеловала меня в щеку. Разряд статического электричества кольнул кожу.

— Извини, — смутилась Сара.

Мы выехали с парковки.

— Как поезд? — спросила я.

— Это что, типа, кризис среднего возраста? Пойти купить спортивную машину? Я думала, так поступают мужчины.

— Женщины колют ботокс, — согласилась я.

— Именно, так в чем же дело?

— Да это вовсе не моя машина. Она арендованная.

— Запах. Могла бы догадаться! А где твоя?

Мы остановились на светофоре напротив автомагазина «Роско» и «Почтой, посылками и др.».

«Машины и почта, — подумала я. — Поезда».

— У тебя голова — как дискотечный шар, — сказала я вслух.

— Не уходи от вопроса.

— Моя машина в гараже, а твой отец спит в моей постели.

Я не могла не поддразнить ее. В эту игру мы играли с тех пор, как она была маленькой: кто кого достанет, чье преувеличение лучше. Сара надеялась превратить этот ранний навык в искусство. Она была мастером гипербол и изящных поворотов и легко отвлекала любого от основного предмета разговора. Так, никто не мог и надеяться получить правдивый ответ на вопрос «как она поживает». Свое умение она приносила на занятия вокалом, точно чек на предъявителя без указания суммы. Она могла петь достаточно хорошо, но… и «но» вмещало все: и жизнерадостный магнетизм, и то, что я со страхом полагала возможным зарождением ее варианта семейного безумия.

— Расскажи, — попросила она.

Оставив позади больницу, мы поехали побыстрее. Я видела, что дочери хорошо. Ее щеки алели, как будто она только что вернулась с пробежки. Но Сара не бегала. Она не делала упражнений. Мои «крестные спортивные муки», как она их называла, были не для нее. Иногда Сара голодала, иногда баловалась травкой. Она пила и курила, и я уверена, что это еще далеко не все.

— Слишком много рассказывать. Я предпочла бы пока не ехать домой. Все равно твоему отцу надо отдохнуть. Возможно, вдвоем будет проще.

— Я чувствую напряженность, — заметила она.

— Поедем куда-нибудь, а потом я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.

— Вот как! — воскликнула она и замолчала.

Когда мы проезжали мимо «Ресторана простака Джо», я увидела, как она теребит заколки со стразами. Она сжимала их большим и указательным пальцами и проверяла, держатся ли.

— Почему косы? — спросила я.

— А, не знаю. Голова была мокрая. Нравится или нет?

— Они напомнили мне твою бабушку.

— Ясно, не нравятся.

Я знала, куда еду. Хеймиш был первым, с кем я побывала там за долгие годы. Простор полей и башни за верхушками деревьев мгновенно приковывали взгляд.

Когда мы проехали мимо «Айронсмит-инн» и повернули налево, чтобы подняться на холм, Сара громко вздохнула.

— И никакого «Шлица»? — с сожалением спросила она.

Не глядя в зеркало, я дала задний ход и въехала на парковку универсального магазина.

— Купи и принеси, — велела я. — И побыстрее.

— Мне нравишься новая ты, — просияла Сара.

Схватила мою сумочку с пола и ринулась в магазин.

Никто не скажет, что, когда у меня плохие новости, я не забочусь, чтобы людям было чем себя поддержать.

Через окно было видно, как она говорит с Ником Штолфезом за стойкой, чертя руками огромный круг над своей головой. Ник засмеялся и протянул ей упаковку в шесть банок и сдачу. Подойдя к двери, она повернулась к нему помахать на прощание.

48

«Амтрак» — американская государственная железнодорожная корпорация.

49

СЕПТА — система общественного транспорта в Филадельфии.