Страница 32 из 58
— Как Эмили? — спросила я.
— Хорошо, — улыбнулся Джейк. — Она легко привыкла к тому, что ей стукнуло тридцать.
— Ей стукнуло тридцать… — начала я, и Джейк присоединился ко мне, — в день, когда она родилась!
Мы вместе посмеялись в жестяной чужой машине.
— А Джон?
— Ну, вообще-то он никогда мне особо не нравился, но он хороший. Надежный.
— По-моему, он ненавидит меня, — сказала я.
Джейк прочистил горло.
— Стало быть, да?
— В целом он не одобряет нас всех. Сару тоже.
— Бедная Сара.
— Они поделили нас, Хелен, — сказал он. — Сара выбрала тебя. Ты же знаешь?
Я отвернулась.
— Черт! — воскликнул Джейк.
Мы как раз въехали на окраину Финиксвилля.
— Прелестно, не правда ли?
— Я забыл. Я совершенно забыл.
— Не все мы выросли на великом Северо-Западе, с утесом-отцом и извилистым водопадом-матерью, — заметила я. — Некоторым пришлось пробиваться сквозь асфальт.
— Только подумай, каково здесь могло быть ей, — сказал он.
— Кому?
— Твоей матери. В смысле, с какой стати ей вообще хотеть выходить из дома, когда вокруг… такое?
— Я знаю, тебе смешно, но я за годы вроде как привязалась к здешним местам.
— К вот этому?
Впереди замаячил старый мост, что рассекал город на две части. Под ним рассыпалось пятно мусора. Бочка, в которой тот прежде хранился, почернела от огня.
— Признаться, — сказала я, — он знавал лучшие дни, и все же у него до сих пор есть центр. Его даже пытались оживить.
— Познакомьтесь с Хелен, вашей проводницей из бюро туристических и ритуальных услуг.
— Это дух Финиксвилля, — ответила я.
Мы встали на красный свет за какой-то машиной. Загорелся зеленый, а она не тронулась с места.
— В ней никого нет, — сообщил Джейк.
Я взглянула: разумеется, так и есть, машину бросили прямо посреди дороги, даже не откатили к обочине.
— Кошмар какой, — возмутилась я. — И что мне делать?
— Объезжай, — посоветовал Джейк. — Пусть кто-нибудь другой с ней разбирается.
Так мы и поступили.
— В Восточной Германии веселее, чем здесь.
— Попридержи язык, — велела я.
Я словно вернулась в детство. Мне можно было обзывать мать, а другим детям — нет. Я все еще переживала за загнивающий городской бизнес и часто навещала сына старого Джо, чтобы подстричься.
— Извини. Я знаю, рядом с домом твоей матери поприятнее.
Это было уступкой со стороны Джейка. Когда молодоженами мы отправились в долгий путь из Мэдисона с Эмили, Джейк ожидал увидеть величественные дома, такие же, как при своем великом знакомстве с Востоком, в действительности бывшем Югом. Он посмотрел «Унесенные ветром» по телевизору и влюбился в Вивьен Ли.
Кроме кучки особняков, построенных владельцами металлургического завода на севере города, в Финиксвилле полно было старых кирпичных многоквартирных домов и покосившихся дощатых развалюх. Предлагавшиеся реанимационные меры в основном включали строительство гипермаркетов на месте сталелитейного завода или старой фабрики шелка и пуговиц.
Я срезала за железнодорожными рельсами — через парковку православной церкви на Малберри-лейн.
— Погоди, — Джейк наклонился вперед. — Что это?
Тогда я и увидела их. В квартале было множество полицейских машин и «скорая».
— Назад.
Моя нога с тормоза нечаянно переместилась на газ.
— Хелен, — произнес Джейк, — делай, что я говорю.
Понадобились все мои силы, чтобы кивнуть.
— Я хочу, чтобы ты медленно встала на одно из парковочных мест.
Церковная парковка была совершенно пустынной в пятничное утро. Когда я оказалась на месте, Джейк потянулся и выключил зажигание.
— Твою мать, — выругалась я. — Твою мать.
— Давай просто посидим минутку.
— Номер Сары — под моим. Что, если они позвонят ей?
— Ее телефон отключили на прошлой неделе, — сообщил Джейк. — У нее работает только сотовый.
Сара не сказала мне об этом. Я рискнула бросить взгляд мимо Джейка в пассажирское окно. Увидела, как миссис Касл стоит на передней дорожке и говорит с полицейским. На мгновение показалось, что она смотрит на парковку.
— Надо выбираться отсюда, — сказала я.
— Нет, не надо, — возразил Джейк. — Надо придумать, что делать дальше.
Я вспомнила, как ребенком просыпалась посреди ночи. Иногда отец сидел в кресле у изножья кровати и смотрел на меня в темноте.
«Спи давай, солнышко», — говорил он.
И я засыпала.
Я подумала о Саре. После пары-тройки ярких моментов в самом начале ее жизнь в Нью-Йорке не задалась. Я готова была поклясться, что после ее последних визитов из моей миски с мелочью пропадали монеты.
— Не могу, Джейк. Я должна им рассказать.
Двое полицейских вышли из передней двери. Ботинки их были обвязаны белыми полиэтиленовыми пакетами.
— Что они держат? — спросила я.
— Бумажные пакеты.
— Бумажные пакеты?
Мы оба смотрели, как они несут пакеты к миссис Касл, зажав их в кулаках.
— Она приготовила им обед?
— Хелен, — произнес Джейк неожиданно сухо, — они собирают улики.
Мгновение мы молча сидели, потрясенные, и смотрели, как мужчины прикрепляют ярлыки к пакетам и убирают их в картонную коробку.
— Дело не только в тебе, — сказал он. — Я забрался на гриль сегодня утром. Я залез в окно.
— Я расскажу им правду. Это я тебя втянула.
— А почему я сам им не позвонил?
Я не знала, что сказать, и потому сказала то, что думала всегда:
— Потому что ты слишком хорош для меня.
Джейк уставился на меня.
— Это не поможет. Ты понимаешь? Мои отпечатки на окне, в подвале и на лестнице. Я не позвонил им, хотя должен был сразу после первого разговора с тобой.
Я кивнула.
— Прости.
Мы оба откинулись на сиденья.
— Постарайся дышать, — сказал он, и впервые единственной моей мыслью после подобного указания не было «иди ты».
Я задышала.
Услышав рев сирены на дороге, мы инстинктивно вжались в сиденья. Это была «скорая».
— Зачем еще одна?
— Еще одна кто? — переспросил Джейк.
— «Скорая».
— В той, что уже приехала, — коронер, — пояснил он.
Мы оба выглянули над краем двери.
— Она заворачивает к миссис Левертон, — сказала я.
Я обрадовалась. Воодушевилась. Как будто это отменяет скопище полицейских машин у дома матери. Как будто на самом деле миссис Касл стоит у нас во дворе и рассказывает, что предпочитает сперва поджаривать хлеб для сэндвичей и уж потом отрезать корки. Что сливочный сыр и лук-резанец, хоть к ним не сразу привыкнешь, всегда были ее любимым обедом.
— Там есть номер Эмили? — спросил Джейк.
— Что?
— Ты сказала, номер Сары над телефоном. А номер Эмили?
— Его нет, после случая с Лео. Эмили попросила меня убрать его.
— Твоя мать умела обращаться с детьми.
— Я убила ее, Джейк.
— Я знаю.
— Они ведь узнают?
— Возможно. Да.
— Как скоро?
— Не знаю. Скоро.
— Лучше бы я умерла вместе с ней.
Я не собиралась говорить и даже чувствовать это. И все же…
Он не ответил, и внезапно я задумалась, сказала ли это вслух или только мысленно. Я больше никогда не увижу мать. Я больше никогда не расчешу ей волосы и не накрашу ногти.
— Яд и лекарство — часто одно и то же, все дело в пропорции, — сказала я. — Я прочла это в брошюре, когда ждала мать у врача.
Я не сказала ему, что, на мой взгляд, то же относится и к любви. Мне хотелось коснуться его, но я боялась, что он отпрянет.
— В конце концов ей стало легче покидать дом. Я могла возить ее по врачам с одним только банным полотенцем. Ей понадобилось сорок лет, но она продвинулась от одеял к полотенцам.
Джейк размышлял, а я смотрела прямо вперед, на низкую бетонную подпорную стену, окружавшую парковку.
Я всегда не сразу узнавала его без собаки. Он потерял последнего из пяти спаниелей короля Карла два года назад и решил, что слишком стар, чтобы рискнуть завести еще одного.