Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 85 из 96



Умный, начитаный, ироничный, он и на воле умел поставить себя так, чтоб с ним считались -- все и всерьёз.

К ним с Тамарой тянулся самый разный народ. Оказалось, что в Инте много выходцев из Польши, очень неглупых ребят. Один, Антон Гроссман, рассказал о своем первом знакомстве с советскими. Это было в 39 году, в первые дни после прихода наших. Перед окнами Антона каждое утро встречались два хозяйственника. Оба приехали вывозить заводское оборудование, и каждый считал, что другой сует ему палки в колеса. Утро начиналось с отчаянной матерщины: они грозили друг другу страшными карами. Голоса спорящих взвивались до самых небес:

-- Я тебе яйца оторву!

-- А ты у меня кровью ссать будешь!

И в тот момент, когда дискуссия, считал Антон, должна была перейти в мордобой, они резко меняли тональность:

-- Значит, договорились. По рукам.

К этой советской манере вести дела Антон так не сумел привыкнуть.

Сам он славился пунктуальностью и был большим аккуратистом. К себе в бухгалтерию приходил всегда в начищенных ботинках и при галстуке -- большая редкость в Инте. Но он и в Польше был франтом. Там как-то раз Гроссману не достался хороший билет, и он поехал третьим классом. Рядом сидел другой еврей и лузгал семечки. Шелуху он сплевывал на пол, но часть попадала на колени Антону. Представляю, как он, чистюля, страдал от этого. Не вытерпев, он сделал соседу замечание:

-- Если бы рядом с вами сидел поляк, вы бы себе этого не позволили.

Тот не удостоил Антона ответом. Повернулся к жене и сказал:

-- Посмотри на этого еврейского Гитлера!..

Антиподом Гроссмана был его земляк, кузнец Хаим Лифшиц. В Инте он назывался Федя. Здоровяк, пьяница, он шлялся по поселку со своей овчаркой Рексом и картаво науськивал ее на встречных: "Р-рекс! Взац!" -- т.е., "взять!" Рекс, трезвый в отличие от своего хозяина, виновато вилял хвостом, всем видом показывая: "Не сердитесь, пожалуйста, на пьяного дурака".

Но дураком Федя не был. Имел деловую хватку: в Инте завел свиней и жил со своей Любкой безбедно. А когда уехал в Израиль -- бывшим польским гражданам это удалось довольно скоро -- он и там преуспел больше других. Бросил пить, открыл мастерскую и делал бизнес на товарных весах: изготовлял их, ремонтировал, а главное -- "учил", так налаживал, что они показывали вес, выгодный для владельца. Когда надо -- больше, когда надо -- меньше. Так что разговоры о том, что все жулики остались в России -- вражеская пропаганда.

-- Думаете, если Святая Земля, там и люди святые? -- сказала по этому поводу Тамара Римини.

Все польско-еврейские интинцы увезли с собой русских жен (а Зяма Фельдман -- мордовскую). Федя-Хаим Любку оставил. Но дочери всегда помогал; она даже гостила у него в Хайфе.

Не умея ни писать, ни говорить толком ни на одном языке, включая иврит, Федя Лифшиц разъезжал по всему миру. Хвастался:

-- Если есть мани-мани, дорогу кто-нибудь покажет!

Такой вот израильский Митрофанушка...

Новый 1955 год в доме у паньства Римини встречала странная, очень разношерстная компания. Большинство -- такие, как мы, вечные поселенцы: Свет, Женя Высоцкий, Ян Гюбнер. Но был там и отпущенный из лагеря на выходной день двадцатипятилетник Ромка Котин, был и другой Ромка, Шапиро. Этот сбежал на минутку с шахты 9 -- поднырнул под колючую проволоку, выпил с нами шампанского и полез обратно. Охрана была уже не та -- и оказалось, что не нужны ни пулеметы на вышках, ни овчарки: никто бежать не собирался. Пришла в гости бесконвойница Алла Рейф -- бывшая участница антисоветской молодежной группы "Юные ленинцы". А еще там была коммунистка и народный заседатель, лагерный доктор Аня Ершова, с которой крутили любовь трое из присутствовавших. Присутствовали, конечно, и парторг шахты 13/14 Михаил Александрович Шварц с супругой.

Говорят, людей сближает общее горе. Общая радость сближает еще больше; мы же помним День Победы, 1945 год! (Через пятьдесят лет в 95-м так не было, к сожалению). Новый 1955 год Инта встречала в ожидании больших перемен. Чекисты ждали их с тревогой, мы -- с надеждой и верой. Все самое плохое было позади.



ПРИМЕЧАНИЯ к гл.ХХ

+) В 92-м году из Израиля приехал погостить Гарри Римини. Алёша Арцыбушев -- полысевший, бородатый -- зашел повидаться со старым другом. И увидел эскизы Зои Дунской (она архитектор и занимается реставрацией церквей). Арцыбушев обрадовался:

-- Вот что мне нужно!

Он сосватал Зое срочную работу: к прибытию мощей св.Серафима Саровского надо было привести в порядок интерьер храма в Дивееве... Интинская зековская солидарность до сих пор в действии.

А года два назад в нашем доме повстречались и интинские жены -- Тамара Римини и Варя. Пришла и Мариха -- рыжая, красивая. Больше всех радовалась встрече Варя -- будто чувствовала, что скоро умрет. И умерла через два дня от сердечного приступа.

хх) Не очень понятно,чем руководствовались "микояновские тройки", решая судьбы заключенных. Еще когда мы были на 3-м, ушел по решению тройки на свободу "изменник Родины" Славка Мещеряков -- ушел, не доотбыв длинного-длинного срока, а мы, "язычники", остались. Выйдя за зону он весело крикнул нам из-за проволоки:

-- Фраера! Я всегда говорил: держаться надо за Адольфа!

XXI. КРОКОДИЛ ПОД КРОВАТЬЮ

Чувствую, что рассказ мой затянулся до неприличия. Обещал друзьям написать о нашей с Юликом лагерной эпопее (Каплер говорил -- опупее) а все чаще тянет рассказывать чужие истории. Потому что почти у всех наших близких товарищей они были интереснее и драматичнее, чем моя.

Например, у Ромки Котина, "вольноотпущенника", с которым мы встречали Новый Год.

В первые дни войны он оказался в немецком плену. Очень еврейский нос отчасти компенсировался голубыми глазами и волосами цвета лежалой соломы. Как правило, военнопленные евреи выдавали себя за татар или осетин: мусульмане тоже обрезанные. Ромкина внешность этого не позволяла, и он рискнул, сказался белорусом. По счастью, немцы редко требовали предъявить для проверки крайнюю плоть -- то ли брезговали, то ли верили на слово (немецкой доверчивостью наши пользовались вовсю). Но советского человека так легко не проведешь: Котина расшифровал кто-то из товарищей не несчастью. За молчание он потребовал хорошие Ромкины сапоги. Сделка состоялась, но на всякий случай Роман перелез ночью в соседнюю секцию: лагерь был временный, просто площадка, обнесенная колючей проволокой и разбитая на квадраты. А стационарный лагерь, куда попал самозванный белорус, был в Норвегии. Там, в постоянном страхе, что продаст кто-нибудь из своих, он прожил четыре года -а в довесок получил 25 лет ИТЛ. Вышел, не досидев, и со временем снова поехал за границу -- и на этот раз не в Норвегию, а США. Там он и досидел до конца отпущенного ему судьбой срока.

Но совсем уж удивительным был немецкий отрезок биографии Яна Гюбнера. По-настоящему он был Исаак, но у себя в Полше назывался Яном, а у немцев -Гансом.

Я уже рассказывал про Эрика Плезанса, англичанина, служившего в СС. Но еврей в СС?!. Именно так. Исаак-Ян-Ганс служил при эсэсовской части буфетчиком. Было это где-то под Винницей. Или под Полтавой.

Как и Ромка Котин, Ян был голубоглазый блондин. Но курносый и красномордый -- так что с успехом выдавал себя за фольксдойча. У него и фамилия вполне немецкая -- Hubner. С русской женщиной Валей они прижили дочку, которую назвали Гретой, Гретхен.

Гюбнера тоже заложил советский человек: старик-украинец настучал солдатам, что буфетчик-то у них того... Немцы не поверили, со смехом рассказали Яну. У того душа ушла в пятки, но он и виду не подал. Схватил эсэсовский кинжал, закричал что сейчас пойдет, убьет негодяя. Камерады его успокаивали:

-- Что ты, Ганс, брось! Старикашка выжил из ума, кто его будет слушать?

(Много лет спустя Ян рассчитался с доносчиком. Съездил в тот городок навестить Валю и Грету, а заодно навестил старика. Сказал ему:

-- Дедушка, теперь я могу открыть вам всю правду. Я разведчик, полковник КГБ. У немцев я выполнял особое задание. А вы знали, что я еврей, но не сказали им. Так ведь? Или не так?