Страница 7 из 44
Внимание!
Стеклорез заскрежетал по стеклу, как бормашина. Даже самого взломщика передернуло. Он прервал работу и прислушался.
По-прежнему ничего.
Еще две минуты, и он вырезал аккуратный полукруг стекла прямо под задвижкой. Полоски липкого пластыря не дали стеклу выпасть. Вор просунул руку в перчатке в дыру и отодвинул шпингалет. Рама поднялась, издав слабый скрип. В час, когда совершается больше всего самоубийств и люди видят плохие сны, в Дом Масок проник вор.
— Я ведь знаю, где оно, — пробормотал он себе под нос.
Раздвинув тяжелые бархатные портьеры, он спрыгнул на пол столовой. Тепло, спокойствие, темнота сомкнулись вокруг него; он поежился, наслаждаясь комфортом после мороза.
Теперь фонарик!
Тонкий лучик забегал по комнате. Осветил толстый ковер, прошелся по обшитой дубовой панелью стене и наткнулся на буфет. Высветил массивное серебряное блюдо, вазу с фруктами на средней полке и поднялся к картине, висевшей сверху.
— Ага! — сказал вор.
Эль Греко, спасший пальцы от инквизиции, назвал свою картину «Озеро». Судя по резким, ярким цветам, действие происходило в тропиках, где-нибудь в Мексике или Южной Америке. Морщинистые лица, яркие пятна и мазки были, казалось, нанесены бурей или молнией.
Человек в маске не стал разглядывать картину. Он и без того знал, что на ней изображено.
Спокойно подойдя к буфету, он прислонил фонарик к серебряному соуснику так, чтобы свет его падал на картину. Протянув руку, он без труда снял «Озеро» с гвоздя. Картина была маленькая, но достаточно громоздкая из-за тяжелой рамы. Когда вор опускал картину, он нечаянно задел углом рамы вазу с фруктами. Маленький острый фруктовый ножик выпал, вонзившись в дерево; следом покатился апельсин.
Ради бога, осторожнее!
Вор действовал уверенно; почему бы и нет? В конце концов, ему почти нечего бояться. Он не воспользовался ножом для фруктов, а достал собственный перочинный нож, заточенный для конкретной цели. Осторожными движениями, как человек, отдающий себе отчет в ценности произведения искусства, он начал отделять холст от рамы.
Неуклюжая маска надоела вору, но он решил все же не снимать ее. Перчатки представляли меньшее затруднение. Он почти закончил работу, когда вдруг где-то невдалеке скрипнула половица.
Вор резко повернул голову.
Он стоял лицом к буфету, склонившись над выдвижной столешницей. Там, где на лицо падал луч фонарика, можно было видеть лишь бесформенный пузырь, если не считать живых, загадочных глаз; глаза сверкали, когда он поворачивал голову.
Движимый чувством самосохранения, он всмотрелся в темноту внимательнее. Захотелось спросить: «Кто здесь?» Механически он сложил перочинный нож и сунул его в карман. Но ничего не произошло. Подождав некоторое время, показавшееся ему вечностью, он снова повернулся к холсту.
Именно тогда кто-то тихо подошел к нему сзади.
Однако взломщик не обладал шестым чувством, позволяющим определить приближение смерти.
Глава 5
Николас Вуд, которому отвели спальню на втором этаже, услышал грохот.
Он давно уже ворочался в постели в холодной полудреме; не в силах заснуть, он гадал, чего в действительности хочет от него хозяин дома, в чем тут подвох и что ему делать — бодрствовать или спать.
Он повернулся на левый бок и услышал, как часы на колокольне пробили три. Спустя какое-то время снова перевернулся — пробило четверть четвертого. С того времени он находился в полузабытьи; его разбудил страшный грохот, от которого, казалось, зашатался дом.
Так грохочет груда упавших на пол тяжелых металлических предметов.
Николас Вуд рывком сел. Спросонок он даже не понял в первый момент, где находится. Фрагменты головоломки никак не желали складываться. Из-под двери тянуло сквозняком; холод взбодрил его. Скинув одеяло, он потянулся к выключателю. Часы на прикроватном столике показывали двадцать восемь минут четвертого.
— Эй! — позвал чей-то голос. — Эй!
Из соседней спальни, отделенной от его собственной маленькой ванной комнатой, он услышал скрип пружин и щелчок еще одного выключателя.
— Эй! — повторил тот же голос. — Ник!
— Что?
— Ты что-нибудь слышал?
— Да.
Николас нашарил тапочки и накинул на плечи халат. При звуках знакомого голоса он словно скинул с себя груз прожитых лет и вернулся в школу. Винсент Джеймс считался героем шестого класса. Ник прекрасно помнил его голос — повелительный, громкий, самодовольный; Джеймс часто просил принести ему что-нибудь. Николас мог бы предсказать, какими будут следующие слова его однокашника:
— Пожалуйста, сходи и посмотри, что там такое.
Николас Вуд стоял на пороге, когда из ванной в его комнату вышел Винсент Джеймс, успевший набросить поверх пижамы синий шерстяной халат.
В коридоре было почти темно. В «Уолдемире» свет всю ночь горел только в главном, парадном зале. Комната Ника находилась в торце левого крыла дома, если смотреть от входа. Он неуверенно зашагал по коридору, прислушиваясь.
Мнения знатоков по вопросу о стиле парадного зала Флавии Веннер разделились. Одни считали, что архитектор воспроизвел интерьер виллы Боргезе в Риме, другие — что зал напоминает о Парижской опере. Огромное просторное помещение было отделано бронзой, мрамором и мозаикой. Мраморную балюстраду с обоих концов венчали широкие, устланные ковровой дорожкой лестницы, ведущие в нижний зал. Роскошь и великолепие парадного зала можно было разглядеть при свете ламп в виде фигурок тритонов, укрепленных на стойках перил. Нику почудилось, будто он еще спит.
Но он не спал.
— Что вы здесь делаете? — спросил женский голос.
Ник развернулся кругом.
С противоположной стороны на площадку вышла Кристабель Стэнхоуп. Поверх ночной рубашки и пеньюара она набросила меховую шубу; каштановые волосы с серебристыми прядями разметались по плечам.
— Меня разбудили, — ответил Ник.
— Разбудили? — Кристабель повернула голову, и он заметил у нее на шее едва заметные морщины.
— Да, мистер Джеймс. Шум доносился снизу, из столовой, по-моему. Извините…
Он сбежал по лестнице, устланной ковровой дорожкой. В нижнем холле подошвы тапочек застучали по мраморному мозаичному полу. Ник бросил взгляд на ряд дверей слева. Впереди — малая гостиная. В центре — главная гостиная или салон, в котором они сидели вчера вечером. Дальше всех от него — столовая.
Он повернул ручку двери, распахнул ее и, повинуясь привычке, отступил в сторону. Но навстречу ему никто не вышел.
Осторожно просунув руку за дверь, он нашарил выключатель и включил свет…
— Вот это да! — воскликнул Николас Вуд.
Возможно, лучше всего представшую его глазам картину описало бы слово «разгром». На полу рядом с буфетом на спине лежал человек в черной маске, закрывающей все лицо, бесформенной шапке, надвинутой на уши, в толстой куртке и штанах, в теплом шарфе и теннисных туфлях. Он широко раскинул руки в перчатках, неуклюже вытянув ноги.
Его убили ударом ножа в грудь. Кровь пропитала старую твидовую куртку и рубашку и запачкала вельветовые брюки. Рядом с трупом валялся помятый холст; краска в некоторых местах отошла и покрылась трещинами. Холст был аккуратно вырезан из рамы. Стала ясна и причина страшного грохота: со средней полки буфета сбросили почти все, что там находилось, в том числе и вазу с фруктами. На ковре в живописном беспорядке валялись апельсины, яблоки и тепличные груши. Под боком у взломщика лежала раздавленная гроздь винограда.
Ник успел разглядеть всю сцену в подробностях. Особо он отметил окровавленный нож для фруктов, лежащий у левой ноги взломщика. Кроме тиканья часов на руке убитого, он не слышал больше никаких звуков.
Убитого?
Да. Ник нагнулся и взял руку лежащего человека. Пульса не было. Он медленно обошел комнату и, отдернув одну из тяжелых портьер, обнаружил, что окно за ней открыто. Он снова покружил по комнате, глубоко задумавшись…
Потом он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.