Страница 5 из 33
— Э… Королевства Ирак и Иордания объединились в Арабскую Федерацию. Главой нового государства становится король Ирака Фейсал II, — бодро отрапортовал Рафии.
— Молодец, — кивнул я. — Если Фейсала больше нет, кто глава Федерации?
— Хусейн?!
— Ты догадался. Кто бы не стоял во главе заговора, завтра он побежит подписывать договор о военной помощи с Насером, и Багдадскому пакту конец. Хусейну будет очень плохо. Идти на прямой союз с Израилем он не может — зарежут, входить в блок с ОАР боится, будет то же самое рано или поздно. У него есть один очень простой выход. Войти в Ирак навести там свой порядок.
— Так пока иорданцы будут добираться до Багдада, вся иракская армия там соберется. Ничего не выйдет.
— Правильно. Не даром погоны носишь. Поэтому есть негласная договоренность на подобный пиковый случай. Мы, правда, не рассчитывали на убийство всей семьи Фейсала, но так даже лучше. Не будет проблем с престолонаследием.
Никаких путешествий через пустыню на танках. Мы даем транспортные самолеты, быстро-быстро перекрашиваем опознавательные знаки на английские и иорданские и высаживаем пару иорданских бригад прямо в Багдадском аэропорту. Если не выгорит — он конченый человек. Если получится, а это шанс, и шанс большой — полное объединение двух государств. Условие с его стороны одно — нас в Ираке нет. Все делают бедуины Его Королевского Величества. То, что он сам прилетел, а не стал дожидаться посланца от нас — это значит, что у него все готово и нужны только самолеты.
— А кто тогда зеленые?
— Почему собственно у тебя такой хороший слух? — недовольно спросил я. — От бесконечной стрельбы ты давно должен был оглохнуть.
Чем занимается Замир, знаешь?
— Как ни удивительно, только странные слухи. Вроде всех арабов, бедуинов и друзов из спецназа погранвойск убрали.
— Это хорошо, что даже ты не знаешь. Не все в Израиле треплются. Когда надо молчать умеют. Не всех и не убрали, а собрали в отдельную роту, которая должна была высадиться первыми на аэродроме в Бейруте, взять его под контроль и дождаться нас. Вот теперь они пойдут брать Багдадский аэропорт, в первом эшелоне десанта, как наиболее подготовленные для этой задачи, и, заодно, проследят, чтобы с нашими самолетами ничего не случилось. Собственно, — я посмотрел на часы, — они уже должны быть в воздухе, если план прежний, вряд ли был смысл что-нибудь пересматривать. А вот нам нужно срочно что-то менять в отработанной схеме. Где я возьму людей еще и на аэродром?
— Так, может, теперь все вообще отменят? Кто знает, как в Ираке повернется, а вмешиваться мы не собираемся — ты сам сказал. — Значит надо готовиться к столкновению Иордании-Сирии-Ирака.
— Как раз теперь все и завертится. В Израиле точно начнут двигать к границам части, чтобы те же сирийцы с египтянами не сильно бурно рвались вмешиваться. Англичане при плохом повороте моментально выбрасывают десант в Иордании и сажают на трон малолетнего сына Хусейна. Американцы входят в Ливан. Воздушный мост идет через нас и в Амман, и в Бейрут. И вот тут приходит время твоего батальона, совместно с друзами. Расчет был на то, что мы въедем в Ливан прямо перед американцами в их форме и тихо удалимся. Если даже и будет стрельба, все спишут на внутренние разборки. Для этого нам и фалангисты нужны. Этот переворот хоть и был вполне ожидаем, но ничего такого конкретного мы не знали и не готовились. Вся подготовка и сроки летят к черту. Вот так, собственно, и получают инфаркт вполне здоровые люди, которые должны решать, гнать вас всех недостаточно подготовленными на операцию или все отменить, и многомесячную работу, и договоренности с Жемайлем коту под хвост.
— Откуда такая уверенность, что американцы без иракского переворота вошли бы в Ливан? Темнишь ты что-то…
— А не пора ли тебе идти выше? Сколько можно на батальоне сидеть, хотя и таком специфическом…
— Это ты переводишь разговор на другую тему? — насмешливо спросил Рафии.
— Это я тебе намекаю, что место службы плохо влияет на твои мозги. Чему тебя учили в военном училище, кроме ура-ура? Считай, что у тебя экзамен, по результатам которого я напишу характеристику. Можешь садиться, не загораживай мне пейзаж.
Вопрос первый. Что произошло в феврале, кроме объединения Ирака и Иордании?
— Какой-то детский вопрос, — протянул он, явно ожидая подвоха. — Создание Объединенной Арабской Республики в составе Сирии и Египта, со столицей в Каире. Насер стал президентом нового государства. Собственно, создание Федерации Ирак-Иордания была ответной.
— Молодец. Сто баллов. Вопрос второй. Что происходит в Ливане?
В мае в стране началась гражданская война между Национальным фронтом, возглавляемым бывшими премьер-министрами Рашидом Караме и Абдаллахом Яфи и председателем парламента Хамаде, и сторонниками правительства. В газетах пишут про 3–3,5 тысячи только убитых. Ну, в газетах напишут, но стрельба там идет всерьез. Повстанцы завладели четвертью территории страны.
Катаиб не хочет перемен и организовал мобилизацию своих сторонников в помощь правительству. Национальный фронт требует отставки президента, отказа от «доктрины Эйзенхауэра», сохранения независимости и суверенитета Ливана, установления сотрудничества с Египтом, Сирией и другими арабскими странами, отказа от предоставления западным государствам военных баз на его территории. Египет и Сирия призывали к выступлениям против правительства в Ливане.
Ливанские спецслужбы арестовали около 500 сирийских граждан, нелегально проникших с оружием в Ливан. Среди них были два сотрудника сирийского Второго бюро и офицер, который оказался секретарем шефа этого ведомства. Даже в газеты попало — большой скандал был. Каир и Дамаск развязали крупномасштабную пропагандистскую кампанию против правительства Ливана, называя его не иначе как «орудием капитализма», и против США — «врага арабских народов».
— Вопрос, что могут и хотят сделать американцы, задавать стоит? — иронически спросил я. Дело только в сроках. А, ну вот и транспорт прибыл… Из- за холма, вслед за характерным звуком, появился вертолет. Сейчас начнется самое интересное. Совещание на высшем уровне. Знаешь, как это бывает не в мемуарах, где хвастаются, а в реальной жизни?
— Я пока еще с министрами на дружеской ноге не общался.
— Какая там еще дружба, каждый старается ответственность на другого свалить.
Помнишь первый вылет на вертолетах в Сирию? Не буду я произносить имена этих наших руководителей вслух, чтоб не обиделись. Выглядело это так: в военной разведке этот вопрос решили за пять минут. От такого удачного шанса отказываться нельзя. Потом мы с Исером пошли к начальнику Генштаба и согласовали все вопросы еще за десять минут. Министр обороны присутствовал на совещании — два дополнительных вопроса, еще пять минут.
Дальше начинается самое интересное. Узкое совещание правительства по вопросам обороны и разведки. Один министр очень заинтересовался, сколько человек может погибнуть, с уточнением наших и сирийцев, и сколько будет раненых среди военных и заложников, и кто понесет ответственность за все это безобразие, когда оно попадет в газеты. Вот ты можешь ответить на такой вопрос точно? Скажешь два, потом окажется три — так он же закричит, что обманули… А если не три, а пять — первый побежит в газеты сливать интересную информацию.
Потом каждый министр считал своим долгом произнести длинную речь. Через три часа говорильни было ощущение, что правительство не готово утвердить разрешение. Ну я не выдержал и написал записку с сообщением, что вертолеты уже в пути, потому что срок начала операции фиксированный. Хотите, можно и отменить, только срочно. Бегин встает и говорит: «Мы сейчас должны принять очень важное решение. И я не хочу, чтобы в случае неудачи кто-то из вас вышел к журналистам и сказал, что был против, но на него страшно… Пускай тот, кто не согласен, выскажется сейчас и проголосует против». И все дружно и единогласно голосуют за операцию.
Все, — сказал я, глядя на приземлившийся вертолет. — Я пошел… А ты займись своими недостатками и будь готов, что сигнал может прийти в любую минуту. Да, вспомнил, ты в курсе, что заключенных в военных тюрьмах переодевают в американскую форму? До сих пор запасы от ленд-лиза остались. Так что вот эта форма, — я ткнул пальцем в его сторону, — тебе будет уже привычной и удобной.