Страница 64 из 147
– Теперь быстро выкладываем Окружность и навсегда забываем об этой всем надоевшей Сицилии, – скомандовал Редингот, беря из штабеля верхний спичечный коробок.
…Как, наверное, подтвердит и читатель, это – апогей или перигей! Событие, более или менее молчаливыми свидетелями которого мы являемся, есть событие первостепенной важности, ибо оно проливает новый свет на место Редингота в структуре настоящего художественного произведения. До сих пор мы знали Редингота лишь в качестве мозгового центра окружности, однако нашему изумленному взору он ни разу еще не представал, что называется, «в деле», а именно – в акте собственноручного созидательного труда. Разумеется, мы были уже многократно поставлены (Мартой) в известность насчет того, что Редингот не фунт изюма, но, относясь таким образом к Рединготу, мы прежде всего имели в виду его интеллект… А тут смотрите что получается: оказывается, не чужда Рединготу и практическая сторона жизни! Это впечатляет. Образ Редингота приобретает поистине эпический размах: перед нами не только великий мыслитель, но и не менее великий мастеровой. Он не белоручка, нет! Его умные – не будем страшиться этого слова! – руки способны на многое: давайте же задержимся на несколько минут, чтобы посмотреть, как, подвластная чутким пальцам, красиво ложится по земле удивительная по точности линия – небольшой, но ой какой важный отрезок будущей Правильной Окружности из спичек!..
– Милый, милый Редингот, – с чеховской интонацией восклицает Марта, – где и когда научились Вы этому искусству – скажите, скажите же мне, Бога ради!
Со скромностью, которая может быть присуща лишь подлинному мастеру, Редингот беспомощно разводит умными – давайте опять не будем страшиться этого слова, если уж один раз мы не стали его страшиться! – руками и отвечает:
– Ах, Марта… я и сам не знаю, как оно у меня получается!
– Я назову это классом верховой езды, – высказалась Кузькина мать, высказыванием своим покоробив не только Марту и Редингота, но и Человека с тюком.
– Заткнулись бы Вы, мать! Тут праздник труда происходит, а Вы – со своими нелепыми комментариями! – по-мужски грубо сказал Человек с тюком, достигнув прямо-таки поразительных результатов: Кузькина мать оторвала от тюка тряпочку и, вся красная от стыда, проглотила ее во мгновение ока за око.
А Марта и Человек с тюком прямо-таки залюбовались Рединготом: о, как он был монументален сейчас, меча спички все дальше и дальше! Внезапно Марта вскричала:
– Остановитесь, милый Редингот! Я не в силах больше терпеть этого… – И, счастливая, она упала замертво – прямо на тюк Человека с тюком. Находившаяся в тюке Кузькина мать не сказала ни слова – только вскрикнула и повалилась на сицилианскую землю как подкошенная.
Редингот же только улыбался обворожительной – ах, обворожительной! – своей улыбкой, продолжая начатое им дело. Дело это было закончено лишь через две недели – общими усилиями, после того, как удалось поставить на ноги сначала Марту, а потом и Кузькину мать, и всем вместе, с участием сбежавшихся ради такого случая мафиози, которые ожидали героев у западной границы Сицилии, отпраздновать завершение работ на отдельно взятом участке общечеловеческой траектории.
Счастливые мафиози устроили героям торжества, каких на острове не бывало никогда. Вдоль всего западного побережья расставили столы, долго ломившиеся и, в конце концов, сломавшиеся от яств, – яства свалились прямо в открытое ради такого дела море. Участники торжеств попрыгали в воду: плескаясь и брызгаясь, они ловили прямо там, там же и поглощая, грузные белужьи бока, трепещущие крылышки куропаток, стройные куриные ножки и иные плоды прихотливой фантазии сицилианских поваров. Из-за отсутствия столов десерт и кофе подали прямо в воду, сбросив и вылив недалеко от берега все, что полагалось съесть и выпить после обеда. Хлюпая ногами в этом липком месиве, приглашенные выхватывали из соленого моря до конца не растворившиеся там сладости и пригоршнями загребали прекрасно растворим в морской воде кофе с привкусом тины… то-то было весело!
– Это напоминает мне первую главу, – сказала Марта Рединготу. – Заведение под названием «Контора», где мы с Вами познакомились! Тоже обхохочешься… Кстати, подденьте-ка мне вон тот сочень у Ваших ног: он забавный!
Редингот поддел сочень, Марта повертела его в руках… сочень развалился и опять упал в воду.
– По-моему, автор настоящего художественного произведения начинает повторяться, – с грустью заметил Редингот, до этого, как хорошо помнит читатель, не позволявший себе критических замечаний в адрес автора.
…А что? – с вызовом отвечает автор, – повторы, возвраты, рефрены – хорошие приемы! Это они цементируют художественное целое, которое без них легко могло бы развалиться, как только что – кренделек в руках Марты. Именно повторы-возвраты-рефрены дают почувствовать читателю крепость конструкции: дескать, тут все у нас не случайно набросано, а сработано на века! Ведь как оно бывает отрадно, проходя по знакомым местам, вспоминать: ой, а тут вот мне однажды по морде съездили! – или: ой, а в эту лужу я уже наступал! – или: ой, а здесь меня в прошлый раз обокрали… Только так ведь и понимаешь, что жизнь твоя не есть цепь случайных событий, произвольно следующих одно за другим, но имеет некую архитектонику, черт побери!.. А стало быть, нечего тут, господин Редингот, неуместную наблюдательность проявлять – займитесь-ка лучше прямыми своими делами: вон, глядите, Кузькиной матери стало дурно от переедания и она пытается вызвать у себя искусственную рвоту в воду, в то время как остальные прямо тут же кушают!
…Редингот бросился к Кузькиной матери и выволок ее на берег. Сразу за ней пришлось выволакивать и Человека с тюком, поскольку Кузькина мать, находясь именно что в тюке, лишала Человека с тюком свободы передвижения. На берегу искусственная рвота была вызвана срочным звонком по мобильному телефону, и, прибыв, испортила всем праздник.
– Ну, что ж… – с грустью сказал Редингот. – Делу время, а потехе час.
– Как мудро! – устав восхищаться Рединготом, вяло, но искренне заметил Человек с тюком.
– Теперь, – игнорируя его восхищение, продолжал Редингот, – настала пора возвращаться к трудовым будням. И, пристально взглянув на Человека с тюком и Кузькину мать, уточнил: – А сделаете это вы. Потому что меня и Марту ждут в следующей главе другие задачи. Нам придется, заехав сначала в Швейцарию, вплотную заняться во Франции Личностью и Служителем культа Личности. Стало быть – расходимся полонезом!
– Это как же? – озадачился Человек с тюком.
– Вы – назад в Змбрафль, мы – в Швейцарию, – непонятно откомментировал Редингот.
– Я бы тоже не прочь в Швейцарию. Там сыр… – неожиданно встряла Кузькина мать.
Слово «сыр» прозвучало с такой тоской, что Рединготу пришлось вынуть из потайного кармана пиджака припасенный там еще Бог знает с какой главы килограмм сыру и протянуть его Кузькиной матери. Та, не говоря больше ни слова, схватила сыр и стрескала его вместе с оболочкой и целлофановым пакетом.
– Вам все еще хочется в Швейцарию? – спросил после этого Редингот.
– Теперь мне и подумать о ней противно! – Кузькина мать сыто икнула и улыбнулась, как дура.
– Тогда и смысла не имеет, – сказал Редингот. – Иначе Вы нам все впечатления от Швейцарии испортите. Прошу не понять меня превратно.
Кузькина мать, которая именно что собралась понять Редингота превратно, оказалась вынужденной тут же понять его правильно. После этого ей ничего не оставалось, как вздохнуть и проследовать за Человеком с тюком, который без комментариев двинулся в сторону Змбрафля.
– Ближний! – окликнул его Редингот, и Человек с тюком, словно что-то вспомнив, обернулся. – Простите, что мы отправляем Вас в Змбрафль. Но мы должны заботиться о Ближнем… а то, что нам предстоит в Швейцарии, спокойной жизнью никак не назовешь.