Давайте напишем что-нибудь

– Автор настоящего художественного произведения объяснит вам, – опрометчиво пообещала за других Умная Эльза. – А сейчас отстаньте от меня: я вся покрыта поцелуями и чувствую приятную истому!

ГЛАВА 31

Неожиданные метаморфозы с действующими лицами и их исполнителями

Ни одно настоящее художественное произведение немыслимо без внезапных метаморфоз с действующими лицами и их исполнителями. Говорят, что именно это отличает полноценное художественное произведение, богатое белками, жирами и углеводами, от неполноценного, небогатого всем вышеуказанным. Дескать, если неожиданные метаморфозы не имеют места быть, действующие лица и их исполнители оказываются ходульными. Что это такое – «ходульные», автор, увы, не понимает, хоть и пользуется соответствующим словом направо и налево. Но подобным образом и все вокруг поступают: значений слов не понимают, а словами пользуются, – так что автор, одинокий во всех остальных отношениях, в этом отношении отнюдь не одинок. Впрочем, данное заключение отношения к делу не имеет – и я не о том.

Я о том, что в художественном произведении, претендующем на звание полноценного, любой характер – дабы не стать в конце концов ходульным, – должен находиться в развитии.

Например, только совсем уж никудышный писатель позволит герою, заявленному в начале романа как подлец и негодяй, остаться таким до скончания дней. Хороший писатель проведет подлеца и негодяя через горнило нечеловеческих испытаний, чтобы эта мразь воочию увидела свою низость и горько раскаялась на глазах у благодарных читателей. Подобная перемена в поведении героя называется «ломка характера». Результатом такой ломки является в художественном произведении превращение подлеца и негодяя в добряка и душку. Если в начале романа он убивал, насильничал, грабил, ненавидел женщин, стариков и детей, то в конце романа он ведет себя совершенно иначе: спасает из силков беззащитных зверушек, защищает слабых, варит похлебку нищим, обожает женщин, стариков и детей и уступает им место в общественном транспорте. Эволюция характера налицо.

Не иначе обстоит дело и с положительными героями. Поскольку в настоящем художественном произведении нет и не может быть никакой статики, а только одна беззастенчивая динамика, положительные герои в структуре литературного целого тоже эволюционируют как заведенные. Если на первых страницах романа они совершают трудовые подвиги, сажают цветы и деревья, спасают все живое, то на последних страницах мы видим их гадкими и разложившимися морально: они бесчинствуют в садах и огородах, мучают зверей и птиц, засоряют источники и отравляют окружающую среду своим зловонным дыханием. Иными словами, из добряков и душек они все как один превращаются в подлецов и негодяев, ибо такова неумолимая логика художественного созидания.

Отсюда следует, что плох тот роман, который состоит из исключительно положительных и исключительно отрицательных героев. Давайте быстро рассмотрим в этом отношении великую «Войну» и великий «Мир» Льва Толстого: здесь все герои развиваются прямо на наших глазах. Я позволю себе привести лишь один яркий классический пример. Главная героиня упомянутой гениальной эпопеи, Наташа Ростова, выглядит сперва как полная идиотка, которая или сидит на окне, поджав колени, или трясется, как овечий хвост, отправляясь на бал, но потом превращается в умную и самостоятельную женщину, которая отдает подводы раненым и показывает окружающему ее мужу пеленки с детскими испражнениями.

Так и должно быть в литературном произведении, главная задача которого – изобразить жизнь во всей ее сложности и противоречивости. Похожая – и даже просто та же самая – задача стоит и перед вашим покойным слугой. А значит, не дело ему забивать вашу голову прелестями Марты и Умной Эльзы, разворачивать перед Вами сильные стороны характера Редингота и истекать слюной по поводу цельности натуры Деткин-Вклеткина, неистребимой порядочности Случайного Охотника, этнического совершенства эскимоса Хухры-Мухры или благородства благородного Эдуарда. Нужно показать, что если не все они, то хотя бы некоторые из них могут быть такими же мерзавцами, как и любой из вас. И пусть все наконец прочувствуют, что не отвлеченные понятия изображает в сем настоящем художественном произведении здравомыслящий автор, но существ из плоти и крови, которым свойственны те же гнусные пороки, что, например, и тебе, любезный читатель. Ибо ты, с одной стороны, и все упомянутые действующие лица и исполнители, с другой, – одного поля ягоды.

– Не думаешь ли ты, неверная Кунигундэ, – истребив представителей санэпидстанции и чисто вымыв после этого руки, сказал благородный Эдуард, – что Редингот на самом деле большая скотина?

– Ты преувеличиваешь, – отозвалась неверная Кунигундэ, пакуя чемоданы. – Он, конечно, скотина, но не такая уж большая. Во всяком случае, не больше, чем ты или я… Мне татуировальные принадлежности тоже паковать?

– Да на что они теперь! – махнул рукой благородный Эдуард. – Поверх той татуировки, которую ты сделала на моей спине, уже, небось, ничего и не вытатуировать.

– И то правда, – согласилась неверная Кунигундэ и выбросила татуировальные принадлежности в окно. Они упали на лысину прохожего обывателя и по-быстрому вытатуировали там одно совсем короткое неприличное слово.

Уезжая куда подальше, благородный Эдуард и неверная Кунигундэ рассчитывали еще успеть на суд истории, который должен был вот-вот состояться. Не то, чтобы суд сам по себе так уж интересовал их – им просто надо было увидеться с Рединготом перед отъездом, поскольку ясности в том, чем им теперь предстояло заниматься, ни у кого из них не было.

– А нужна ли нам такая ясность? – спросил вдруг благородный Эдуард.

Неверная Кунигундэ посмотрела на него с укором. И напрасно, ибо что с него было спрашивать, с благородного Эдуарда? Откуда ему, несмышленышу, знать, что с тех пор, как неверная Кунигундэ однажды на улице ненароком изменила благородному Эдуарду с Рединготом, идея построения Правильной Окружности из спичек сразила ее наповал? И что делом всей ее жизни отныне стало выполнять приказы Редингота, не задумываясь и не пререкаясь…

– Ты, благородный Эдуард, вот что… расслабься, – сказала неверная Кунигундэ. – Один участок Правильной Окружности из спичек тут, во Франции, уже завалили – благодаря, в частности, и нашей с тобой нерасторопности. Но есть еще много участков в восточном полушарии, которые ждут крепких умов и рук. Ты хоть последние сводки-то слышал?

– Сводки о чем? – не понял благородный Эдуард.

– Да о том, как обстоят дела с Окружностью в большом мире! – почти выкрикнула неверная Кунигундэ.

– А где бы мне эти сводки услышать? – опять не понял благородный Эдуард, не обращая внимания на возбужденное состояние неверной Кунигундэ.

– В сердце своем! – насилу справившись с гневом, ласково укорила его она.

– Мне мое сердце никаких сводок на эту тему не поставляет, – признался благородный Эдуард. – А тебе твое поставляет?

– Не-пре-стан-но! – отчеканила неверная Кунигундэ. – На данный момент, скажем, оно говорит мне, что проблемы с построением Правильной Окружности из спичек наблюдаются на Филиппинах, в Ливии и на северной оконечности необъятной родины автора настоящего художественного произведения.

– А кому тут какое дело до автора настоящего художественного произведения? – развязно спросил благородный Эдуард.

Вот вам, стало быть, и положительный герой! Просто стервец какой-то, а не положительный герой… Самое бы время послать его к Ядрене Фене, да та, похоже, навсегда уже выбыла из структуры художественного целого, смешавшись с толпой растерзывающих Жан-Плода Труда на парижском подиуме. В то время как все посланные к ней неприкаянно разбрелись по белу свету – и теперь их днем с огнем не найдешь!

Ладно, пропустим вопрос благородного Эдуарда мимо ушей.

– Я пропускаю твой вопрос мимо ушей, – сказала неверная Кунигундэ и пропустила: вопрос благородного Эдуарда со свистом умчался в неизвестном направлении. – Но я заявляю тебе, мой дорогой, что, если ты станешь между мною и Правильной Окружностью из спичек…