Страница 23 из 88
— А выберусь. Мне назначат залог, и я выйду.
— Я не говорю о залоге, я говорю о том, чтобы тебя вытащить. Навсегда. Без предъявления обвинения. С не подмоченной репутацией.
— Я не…
— А если судья не согласится на залог? Сколько времени ты готова сидеть в тюрьме? Оставлять Саванну на попечение других? — он встретился со мной взглядом. — Когда тебя нет рядом, и ты не можешь ее защитить.
Стрела попала в цель. В мою ахиллесову пяту. На мгновение моя целеустремленность покинула меня. Я колебалась. Я бросила взгляд на Кортеса. Он стоял и ждал, чтобы я согласилась. И хотя на его лице не читалось самодовольства, я знала: он предполагает, что я соглашусь.
Я стукнула кулаком в дверь, застигнув Кортеса врасплох. После второго удара Флинн распахнула ее.
— Этот человек — не мой адвокат, — заявила я.
Я повернулась спиной к Кортесу и вышла в коридор.
После того как Кортес ушел, они снова поместили меня в комнату, где держали изначально. Прошел еще час. Флинн больше не возвращалась. Никто не возвращался. Они просто оставили меня там — сидеть в одиночестве и закипать изнутри. Затем я стала мерить шагами комнату, потом стучать в дверь, чтобы привлечь хоть чье-то внимание.
Саванна находилась неизвестно где, незащищенная, с незнакомыми людьми, которые не представляли, какой опасности она подвергается. Тем не менее, меня снова сдерживали человеческие законы. По закону они имели право держать меня здесь «разумный период времени», перед тем как предъявить обвинения. Какой период времени они посчитают разумным?
Все зависит от человека, который станет его определять. Меня не волновало предъявление обвинения в убийстве — но только если я смогу выйти под залог и забрать Саванну домой.
Прошло почти два часа перед тем, как дверь снова открылась.
— Ваш новый адвокат, — объявил полицейский, которого я не встречала раньше.
На мгновение, одно отчаянное мгновение наивных надежд, я подумала, что Старейшины нашли кого-то для представления моих интересов. Но в комнату вошел… Лукас Кортес.
ПЛАН ИЗ ДВЕНАДЦАТИ ПУНКТОВ
— Проклятье! — заорала я. — Я же сказала вашим людям, что этот мужчина — не…
Я не успела закончить фразу, снова почувствовав, как срабатывают запечатывающие мой рот чары. Полицейский не обратил на меня никакого внимания и оставил наедине с Кортесом. Когда дверь закрылась, Кортес снял заговор. Я бросилась к дверной ручке, но он схватил меня за руку.
— Хитрый сукин сын! Я в это не верю! Я же сказала им — той бабе, — но никто меня не послушал! Ну, теперь им придется меня выслушать! Я ничего не подписывала, и если у тебя имеются бумаги с моей подписью, то я докажу, что это подделка. Что там полагается за представление интересов клиента, когда клиент тебя не нанимал…
— Тебе не будут предъявлять обвинения. Пауза.
— Что?
— У них недостаточно доказательств, чтобы сейчас предъявить тебе обвинения, но я сомневаюсь, что они вообще когда-либо найдут доказательства, которые требуются для предъявления обвинения. На теле мистера Кари такие повреждения, что невозможно даже предположить, будто это ты вытолкнула его из окна. Более того, я доказал, что нет улик, свидетельствующих о твоем физическом контакте с мистером Кари в момент его смерти или непосредственно перед ним. Его кабинет убирали в субботу вечером. Найденные там отпечатки пальцев принадлежат мистеру Кари и уборщице, как и отпечатки ног на ковре рядом с его письменным столом. На месте отсутствуют следы борьбы, как и на теле жертвы. По всему выходит, что стул мистера Кари взлетел с пола без вмешательства людей и с огромной силой пробил окно, сквозь которое вылетел.
— А как они это объясняют?
— Никак. Если они и верят, что ты это сделала, они не в состоянии это доказать.
— А как… — я замолчала. — Они думают, что я использовала колдовство?
— Ну, это всеобщее мнение, хотя подобное объяснение благоразумно выпустили из официальных документов. Поскольку такое обвинение нельзя представить Большому жюри,[13] ты свободна. — Кортес посмотрел на часы. — Нам пора уходить. Думаю, Саванна уже беспокоится. Нам нужно еще оформить кое-какие бумаги перед тем, как тебя отпустят. Я должен настоять, чтобы ты воздержалась от разговоров с какими-либо представителями правоохранительных органов, с которыми мы можем столкнуться на пути отсюда. Как твой адвокат, с этой минуты я буду вести все разговоры со всеми официальными лицами.
— Как мой адвокат?…
— Я считаю, что доказал, мои намерения вне…
— Подозрений и упрека? — я встретилась с ним взглядом, говорила я тихо. — Но разве это так?
— Я не работаю на…
— Нет, вероятно нет. Я принимаю твою версию — что ты находишься здесь, предлагая свои услуги, чтобы сделать карьеру… за мой счет.
— Я не…
— Разве я тебя за это виню? Нет. У меня свое дело. Я знаю, как в нашем возрасте трудно сделать карьеру. Мне приходится бороться с конкурентами — например, брать за работу меньше денег. Тебе приходится брать дела, которые не возьмут конкуренты. Если хочешь представить счет за сегодняшний день — валяй. Я заплачу. Ты заработал эти деньги. Но я не могу… не стану работать с тобой. Ты — незнакомец. Ты — колдун. Я не могу тебе доверять. Все сводится к этому.
Я развернулась и пошла прочь.
Оформление всех бумаг оказалось долгой и нудной работой. Секретарша с мрачным выражением лица заполняла бланки так медленно, что появлялась мысль, будто у нее сломано запястье. А что еще хуже, Флинн и другие полицейские стояли в сторонке и бросали на меня гневные взгляды, которые говорили: их не удалось обмануть, я просто еще одна преступница, которой удалось на время отмазаться от убийства.
Кортес, как и следовало ожидать, не собирался принимать отказ. Он остался, чтобы помочь мне с оформлением бумаг, и я ему позволила. Почему? Потому что шести часов в заключение оказалось для меня более чем достаточно. Если полиция узнает, что моего освобождения добился юрист, которого я не нанимала и который подделал мою подпись, могут ли они снова засадить меня в участок? Вероятно, нет, но я не знала всех юридических тонкостей и теперь, после освобождения, не собиралась задавать никаких гипотетических вопросов, в результате которых могла оказаться в тюремной камере. Я не говорила, что Кортес является моим адвокатом, и не говорила, что не является. Я просто его игнорировала и позволяла полиции делать собственные выводы.
Когда я отправилась за Саванной, Кортес ушел. Он ничего не сказал, только пробормотал себе под нос «до свидания». Если честно, то мне было его немного жаль. Колдун или нет, он мне помог, но ему самому это нисколько не помогло. Я надеялась, что он все-таки выставит мне счет, как я ему и предложила. По крайней мере, так он получит хоть какое-то вознаграждение за свои труды.
Я нашла Саванну в зале ожидания — помещении, куда допускали всех посетителей, дожидающихся сведений о судьбе родственников и знакомых или свидания с ними, — среди полудюжины незнакомых людей, и среди них не нашлось ни одного «вооруженного полицейского», которых упоминала Флинн. Сюда мог зайти практически любой, включая Лию. За вспышкой гнева последовали очередные мысленные слова благодарности Лукасу Кортесу за то, что добился моего освобождения. Если он не пришлет мне счет, пообещала я себе, я найду его сама и в любом случае заплачу.
Зал ожидания выглядел как любой зал ожидания — дешевая мебель, пожелтевшие плакаты, стопки журналов годичной давности. Саванна забрала себе три стула и лежала на них. Она крепко спала.
13
Большое жюри обычно состоит из 12–23 присяжных заседателей, решающих вопрос о предании обвиняемого суду или прекращении дела.