Устрашители

— Очень любезно с твоей стороны, Майк, — прибавила она.

Я не на шутку забеспокоился. Чересчур большое спокойствие, слишком железное самообладание. Девица совсем недавно препроводила к праотцам доктора Сомерсет. Правда, стреляла, по ее словам, впервые в жизни, однако Поль Мэдден занимался Фрешеттом, а Элси пыталась улизнуть черным ходом, а Китти отнюдь не желалось отпускать эту окаянную ведьму подобру-поздорову... Правильно сделала, умница, и спасибо тебе превеликое — но в подобных случаях обычному человеку срочно требуется успокоительное снадобье и не самое слабое.

Китти же бойко прочла мне коротенькую лекцию о Ванкувере, почти кокетливо поблагодарила Майка Росса, и вообще вела себя, как обычнейшая молодая женщина, которая не пережила заключения, не подверглась двухсуточному допросу, изощренному и мучительному, не попала по живой мишени три раза из шести возможных на расстоянии семи шагов. Заурядный процент попаданий для новичка, очутившегося в критическом положении, верно. А вот в остальном Китти вела себя отнюдь не заурядно.

Или передо мною обреталась особа с железными нервами, которую покорный слуга по недомыслию недооценивал, или же истерический взрыв откладывался до порога родимой квартиры. Второе, пожалуй, было вернее, однако доставало собственных психологических затруднений, справляться с моими стоило немалых сил. Я прекратил размышлять о возможных мозговых достоинствах и недостатках «невесты».

— Не стоят благодарности, мисс Дэвидсон, — сказал шофер.

Вернее всего, лишь мое присутствие помешало ему произнести «Китти». Они, конечно же, водили давнее знакомство и немало поработали бок о бок. Но имея дело с обеспамятевшим диверсантом заграничной выделки, учинившим форменное побоище в «Инануке», господин Росс, по-видимому, избрал манерой поведения строгую, осторожную, учтивую полицейскую сдержанность.

— Мистер Мэдден?

Я захлопнул заднюю дверцу и приблизился к переднему окошку, стекло которого Майк Росс, невзирая на ливень, держал опущенным до отказа.

—Да?

— Следует обсудить несколько важных вещей. Но уже поздно, а вы устали. Где можно повстречаться поутру? Китти властно взяла меня под руку:

— Здесь, в моем доме.

— Тогда, если позволите, я приду около одиннадцати. Устраивает?

— Изумительно, — сказала Китти. — Я сварю вам крепкий, вкусный кофе.

Автомобиль заурчал и уехал. Обычнейший голубой седан американского производства. Я наблюдал за удаляющимися красными огоньками не без искреннего облегчения. Канадские власти успели изрядно осточертеть покорному слуге за каких-нибудь полтора часа. В этой стране человеку, по-видимому, не полагалось вырываться из желтого дома, куда человека втиснули против доброй воли, где человека подвергли чисто гестаповским истязаниям и, по сути, пытались медленно казнить на электрическом стуле. Канадцы очень огорчились моими действиями.

«И все же, — подумал я, — в наручники не заковали, в участок не отволокли — грех жаловаться! Умейте быть благодарным, сударь».

Я обернулся. Китти открывала ридикюль: наши вещи, как и следовало ожидать, исправно сыскались в сейфе доктора Альберта. Последнего быстро убедили отомкнуть несгораемый шкаф и вытряхнуть содержимое. В общем и целом надлежало признать: Росс и его люди трактовали покорного слугу со всевозможной заботой. А недовольство было вполне извинительно и объяснимо: ребяткам предстояло попотеть, измышляя правдоподобную легенду касательно четырех трупов и погрома в психиатрической лечебнице.

— Второй этаж, — уведомила Китти, протягивая мне ключ. — И это позабыл? Боковая внешняя лестница, сразу направо... Ох, извини, я опять не учла, что...

— И не учитывай, — ухмыльнулся я. — Поясняй, и довольно.

Подымаясь по упомянутой боковой лестнице — внешней, боги бессмертные! — обильно поливаемый ледяным дождем, нещадно овеваемый пронизывающим северо-канадским ветром, покорный слуга давал себе клятву: ежели выпутаюсь из нынешней передряги, подыщу славный тропический остров, где шелестят пальмы, плещет упоительно теплое море, золотой песок обжигает ступни, а с ярко-синего полдневного неба сияет жаркое благодатное солнце. Подыщу — и поселюсь в этом райском уголке навсегда...

Я отомкнул дверь, пропустил Китти вперед... Зажегся свет, мы стояли посреди маленькой уютной кухни, отделанной темным деревом.

— Кажется, нужно выпить, — промолвила Китти. — Возражений нет? Бутылки отыщешь справа от плиты, лед возьми в холодильнике. Брр-р-р! Я продрогла, честное слово! Разожгу камин, а ты сооруди коктейли. Ведь лучше разжечь камин, верно? Согреемся тотчас. Ох, как же мерзко было на улице!

«Увертюра началась», — подумал покорный слуга и вслух произнес:

— Камин — отличная вещь.

— Мне, пожалуйста, виски. Один кубик льда, и ни капли содовой. Ты предпочитаешь мартини, только наверняка и об этом забыл, а посему напоминаю. О, Боже, опять ляпнула глупость!

Когда я принес напитки в гостиную, Китти стояла на коленях у внушительного очага, и огонь уже пылал. Видимо, дрова и растопка были уложены загодя. Кирпичный, просторный камин; мохнатый ковер на полу, скошенный потолок, обеденный стол, пристроившийся у окна, справа. Дверь в противоположной стене уводила в спальню, а дальше наверняка находилась ванная.

Тихий, очень уютный уголок.

— Прошу, сударыня, — изрек я, наклоняясь над плечом молодой женщины и вкладывая в ее пальцы высокий стакан.

Китти отхлебнула немедля. Потом заговорила: не оборачиваясь, ровным, почти веселым голосом.

— Дрова из прессованных опилок не романтичны, и все же их гораздо легче купить. И надо же сыскать опилкам разумное употребление, верно? Раньше их просто выбрасывали...

— Раньше ими усыпали цирковые арены, — возразил я. — И усыпают поныне, коль скоро не ошибаюсь.

Китти сделала новый глоток, и еще один, и еще. Прикончила содержимое стакана, возвратила мне, капризно попросила:

— Еще! И наигранно детским голоском защебетала:

— Китти хоцет наклюкаться! Китти сделялясь убийцей!

— Ваша выпивка, ваша воля, — вздохнул я и отправился вспять, прямиком на кухню, прикладываясь по пути к собственному мартини. Сейчас, когда опасности временно миновали, предложение «наклюкаться» казалось откровенно заманчивым. «Оглядываться на недавнее прошлое, — подумал я, — неизмеримо сподручнее сквозь розовую алкогольную дымку. Больно уж неаппетитное было прошлое».

Вернувшись, я застал Китти на том же месте и в той же позе.

— Полегче со вторым, голубушка, — уведомил я. — Два стакана составляют в совокупности половину бутылки.

— Надеюсь, ты не давал обета трезвости? — осведомилась Китти. — Мне нужен товарищ. Но товарищ наклюкавшийся.

— Не изволь беспокоиться, надерусь. А что мы празднуем, помимо славного освобождения?

— Сказала же... Я сделалась убийцей.

— Чудно, — ответствовал покорный слуга. — Вступайте в клуб для избранных.

Последовала короткая пауза. Китти кое-как поднялась и посмотрела мне прямо в лицо. Обняла за шею. Прижалась: крепко, всем дрожащим телом.

Я постарался не слишком повредить розовой блузке и несуразным расклешенным брюкам.

Глава 15

Пробуждение наше было мирным и приятным. Я лежал на чистой простыне, в мягкой постели, посреди спальни, где царила восхитительная, почти звенящая тишина. Следовало чувствовать себя совершенно счастливым.

Я избавился от больничных кошмаров, пережил пыточные сеансы и наконец-то обретался вне любых и всяких лечебниц — как обычных, так и преступных. Наконец-то я мог распоряжаться собою сам.

Конечно, забот по-прежнему оставался полон рот, а провалы памяти равнялись глубиной ущельям Скалистых гор — но Аллах с ними, с провалами памяти! Видения минувших дней пропали, но уже начинался новый день, за которым, даст Бог, последует очень долгая череда других: светлых и радостных... Наживем и новые воспоминания. Пусть они будут лучше и чище сгинувших.

Я потянулся, поднялся, направился к ванной. Погляделся в зеркало, осклабился, приметив, как распухла губа, укушенная извивавшейся от страсти любовницей. Плечи мои словно пума исцарапала и, надо полагать, спина имела не лучший вид. Что же, приятно было удостовериться, что проклятущие электроды ничего не повредили, что бренное тело повинуется велениям природы с прежней живостью...