Страница 19 из 19
Скрытые города. 4.
Город Теодору на протяжении всей его истории изнуряли непрестанные нашествия; едва один противник бывал смят, как, набрав силу, жизни горожан уже грозил другой. Только не осталось в небе кондоров — пришлось бороться с ростом численности змей; истребили пауков — стало черно от мух, победа над термитами тотчас же обернулась завоеванием города древоточцами. Биологические виды, несовместимые с Теодорой, не выдерживая, вымирали. Раздирая панцири и чешую, выдергивая перья и надкрылья, люди в конце концов придали Теодоре и поныне отличающий ее чисто человеческий облик.
Но прежде много лет было неясно, не осталась ли победа все же за последним видом, оспаривавшим у людей владычество над городом,— за крысами. Из каждого поколения грызунов, которое людям удавалось уничтожить, выживали считанные особи, которые затем давали потомство, более неуязвимое для ядов и капканов. За несколько недель подвалы Теодоры снова заселяли орды крыс. Наконец, устроив беспощадную бойню, люди — мастера на смертоносные выдумки — взяли верх над поразительно живучими врагами.
Огромное кладбище животного царства, город Теодора стал после погребения последней падали с последними микробами и блохами стерилен. В результате человек восстановил нарушенный им самим миропорядок: видов, могущих поставить под вопрос его существование, больше не осталось. Память о животном мире будут сохранять теперь стоящие на полках городской библиотеки сочинения Бюффона и Линнея.
По крайней мере, так считали люди Теодоры, не предполагавшие, что пробуждается от летаргии иная фауна, давно забытая. Надолго оттесненная в глухие уголки системой видов, ныне вымерших, эта другая фауна стала выходить на свет из библиотечных фондов, где хранились инкунабулы, соскакивать с капителей, выныривать из имплювиев, устраиваться в изголовье спящих. Теодору отвоевывали сфинксы, грифы, козероги, гидры, гарпии, драконы, химеры, василиски и единороги.
Скрытые города. 5.
Чем описывать тебе неправедную Берениче, украшающую детали своих мясорубок триглифами, абаками, метопами (натирщики полов, дотягиваясь подбородком до перил и глядя поверх них на атриумы, портики, парадные лестницы, чувствуют себя еще ничтожнее и меньше ростом), следовало б рассказать о скрытой Берениче — граде праведников, занятый во тьме кладовок и каморок сооружением системы из подручных материалов — проволоки, блоков, поршней, труб, противовесов,— проникающей, подобно вьющимся растениям, между громадными зубчатыми колесами (когда их заклинит, негромкое тиканье даст знать, что городом отныне управляет новый точный механизм); чем живописать благоуханные бассейны в термах, растянувшись на краю которых нечестивцы Берениче облекают в форму пышных фраз плетение интриг, окидывая хозяйским взглядом пышные формы плещущихся одалисок, лучше рассказать о том, что праведники, постоянно опасающиеся доносов ябедников и облав ретивых прихвостней, привыкли узнавать друг друга по манере говорить,— в особенности по произнесению запятых и скобок,— по нравам, простоту и строгость коих они старательно блюдут, избегая сложных, омраченных душевных состояний, по безыскусным, но при этом вкусным кушаньям, какие предпочитали древние в пору золотого века,— отварным бобам, густому рисовому супу с сельдереем, жареным цветочкам кабачка.
По этим данным можно составить представление о Берениче будущих времен, которое к познанию истины приблизит тебя больше, чем любые сведения о городе, каким он предстает сейчас. При условии, что ты примешь во внимание следующее: зародыш Берениче праведников, в свою очередь, таит в себе зачатки зла; убежденность в своей праведности — большей, чем у многих, почитающих себя святее Папы Римского! — и гордость оной претворяются, перебродив, у праведников в дух соперничества, ощущение обиды и стремление сделать назло, а их желание — вполне естественное,— чтобы нечестивцы получили поделом, приобретает характер мании занять их место и творить все то же самое, что и они. А это значит, что внутри двухслойного — нечестиво-праведного — города растет еще один — неправедный, хоть с первым и не схожий.
Чтобы теперь в твоем воображении не возникла искаженная картина, я должен обратить твое внимание на свойство, внутренне присущее новому неправедному городу, что втайне вызревает в тайном праведном,— возможность вспышки в нем — так ветром вдруг распахивается окно — подспудной тяги к праведности, никаким законам еще неподвластной и способной сделать город даже праведней, чем был он до того, как превратился в этакий сосуд греха. Если же всмотреться в глубь этого нового зачатка праведности, обнаружишь пятнышко, растущее, как обычно возрастает склонность к насаждению праведного мерами, которые таковыми не назвать, и, может быть, это зародыш необъятной метрополии...
Из слов моих ты, верно, заключил, что настоящей Берениче и следует считать эту последовательность сменяющих друг друга во времени попеременно праведных и нечестивых городов. Но я намеревался сообщить тебе иное: что уже сейчас все будущие Берениче существуют, содержась одна в другой,— скрюченные, сжатые, неразделимые.
...
В атласе Кублая есть и карты земель обетованных, посещенных в воображении, но не открытых еще или не основанных: Новой Атлантиды, Утопии, Города Солнца, Океании, Тамоэ, Гармонии, Икарии, Нью-Ланарка.
Хан спрашивает Марко:
— Судя по признакам, которые ты видел, осмотрев все сопредельные державы, к какой из этих будущностей гонит нас попутный ветер?
— Я не могу ни прочертить на карте курс к этим портам, ни предсказать, когда мы там окажемся. Порой, увидев неожиданный ракурс пейзажа или забрезживший в тумане свет, услышав разговор прохожих, встретившихся в суматохе улицы, я думаю: вот с этого я и начну понемногу строить идеальный город из таких осколков, смешанных со всякой всячиной, из мгновений, разделенных интервалами, сигналов, кем-то посылаемых в пространство. И хоть я говорю тебе, что город, к которому лежит мой путь, рассеян в пространстве и во времени — где реже, а где гуще,— не подумай, будто можно перестать его искать. Вероятно, и сейчас, пока мы говорим, он проглядывает тут и там в твоих владениях, и ты можешь его обнаружить — так, как я сказал.
Великий Хан уже листает карты городов, образы которых представали пред людьми в кошмарах и проклятьях: это Эпох и Иеху, Вавилон, Бутуа, Дивный и Новый Мир.
И изрекает:
— Все тщетно, если так или иначе мы попадаем в город-ад, куда нас все сильнее затягивает, как в водоворот.
А Поло:
— Для живущих ныне ад — не будущность, ежели он существует, это то, что мы имеем здесь и теперь, то, где мы живем изо дня в день, то, что все вместе образуем. Есть два способа от этого не страдать. Первый легко удается многим: смириться с адом, приобщиться к нему настолько, чтоб его не замечать. Второй, рискованный и требующий постоянного внимания и осмысления: безошибочно распознавать в аду тех и то, что не имеет к аду отношения, и делать все, чтобы не-ада в аду было больше и продлился он подольше.