Страница 8 из 143
О сокращениях. Мелкие сокращения присутствуют по всему тексту довольно часто. Иногда убирается слово-два, иногда — предложение-два. Чаще всего это касается характеристик фона, окружающего главного героя, или его размышлений-предположений. К примеру, рубашка Алека Сневара на первой же странице повествования теряет определение «ослепительная». Или там же, на первой странице, убрана часть повествования хозяина отеля («глухим голосом») о погибшем альпинисте: «Потом он достиг склона, и мы здесь услышали лавину, рев разбуженного зверя, жадный голодный рев…» Иногда вырезались части диалогов («— Чего ради его туда понесло? — спросил я, разглядывая зловещую стену. — Позвольте мне погрузиться в прошлое, — проговорил владелец, склонил голову и приложил кулак со штопором к лысому лбу»), но чаще всего — размышления и наблюдения Глебски («Все было совершенно так, как рассказывал Згут. Только вот собаки нигде не было видно, но я заметил множество ее визитных карточек на снегу возле крыльца и вокруг лыж. Я полез в машину и достал корзину с бутылками»). Вырезание отрывка часто приводило к тому, что приходилось изменять и что-то в последующем тексте.
Приведенная выше вырезанная фраза Алека Сневара «Позвольте мне погрузиться в прошлое» потребовала замены последующего описания «владелец тут же вынырнул из прошлого» на «владелец тут же охотно прервал себя». Более крупные сокращения (к примеру, то, что Глебски в конце первой главы не ищет душ, а сразу решается прогуляться на лыжах) тоже вызывают в дальнейшем сюжете мелкие изменения… Пожалуй, перечислять такого рода сокращения нет особого смысла (это заняло бы половину всей книги), хотя можно себе представить, что такая работа (с перечнем всех таких сокращений, с характеристикой их и выводами, где это пошло на пользу восприятию читателя, а где — обедняет «картинку») была бы весьма интересна.
Пожалуй, существенными для сюжета можно принять только купюры, в которых Лель метит роботов (Андварафорса и госпожу Мозес) как неживые предметы.
О правке стиля. Иногда в этом издании появляется замена слов и выражений, не встречающаяся ни до, ни после этой публикации. К примеру, тот самый «погибший альпинист», падая вместе с лавиной, не ГРЯНУЛСЯ о землю, а ГРОХНУЛСЯ. Последнее слово — просторечие, поэтому в высокопарной речи Алека Сневара оно не совсем уместно. А вот Лель около сейфа («вдруг с грохотом, словно обрушилась вязанка дров») не ПАЛ, а УПАЛ, что убивает не только поэзию этой фразы, но и сам смысл — впечатление такое, что упал он случайно, не желая этого.
Появление Мозеса в столовой описывается так: «На пороге появилась удивительная фигура». В журнале (и только в журнале) — не ПОЯВИЛАСЬ, а ВОЗНИКЛА. Странное исправление, ибо создается впечатление, что Мозес возникает из ничего, из воздуха.
«Вздор», — замечает Мозес на рассказ Симонэ о вероятности обитаемых миров, в журнале исправлено: «Чушь».
Некоторые правки в журнальном варианте были не стилистического, а фактического характера. Когда мимо Глебски проносится мотоциклист, у инспектора возникает картинка будущего о том, что отель будет называться «У Погибшего Мотоциклиста» и Алек Сневар будет рассказывать приезжающим о катастрофе, когда в стену отеля врезался мотоциклист: «…когда он ворвался в кухню, увлекая за собою четыреста тридцать два кирпича…» В журнале количество кирпичей существенно уменьшается: СОРОК ДВА КИРПИЧА. Если прикинуть площадь кирпичной кладки из такого количества кирпичей… Хотя, конечно, как одно, так и другое количество кирпичей в пафосном рассказе Сневара можно считать возможным.
Иногда в тексте встречаются объяснения (вероятно, из-за предположения, что широкий читатель не знает смысла данного слова): «…пикуль — маленький маринованный огурчик…» (Хотя, смею заметить, что «пикуль» — это вообще мелкий маринованный овощ, а не именно огурчик.) Или изменяется внушающий сомнение термин: Симонэ, спрыгнув из проема двери, становится перед Глебски не «во фрунт», как во всех изданиях и в рукописи, а «по стойке "Смирно"». Тому же подвергается в этом издании и анекдот Симонэ о ШТАБС-КАПИТАНЕ — здесь он МАЙОР. А в вопросе Глебски («Кто-нибудь приехал сегодня утром?») СЕГОДНЯ правится на НЫНЧЕ. Изменяют и известную фразу «Wanted and listed» на «Под розыск».
Дописали Авторы и пояснения Сневара о зомби (вероятно, все по той же причине — объяснить читателю): «Можно сказать, что зомби — это третье состояние живого организма. А если использовать терминологию современной науки, то зомби функционально представляет собой очень точный биологический механизм, выполняющий…»
В поисках Хинкуса в номере-музее Глебски слышит шум под столом. «— Вылезай! — яростно приказал я». В этом издании ПРИКАЗАЛ отчего-то изменяют на РЯВКНУЛ.
Допрашивая Алека Сневара, Глебски спрашивает о госпоже Мозес: «Вы что, тоже залезали к ней в постель? И тоже претерпели, мягко выражаясь, разочарование?»
Большая полемика разразилась в обществе группы «Людены» относительно оружия Хинкуса (но об этом — позже). Во всех изданиях упоминается люгер калибра 0,45. В «Юности» это парабеллум, иногда называемый просто пистолетом.
Особо остановимся на замене в этом издании гангстеров неофашистами. Расколовшийся Хинкус говорит о Чемпионе, и Глебски думает:
Вот оно как. Чемпион. Я даже глаза зажмурил — так мне вдруг захотелось оказаться где-нибудь за сотню миль отсюда, например, у себя в кабинете, пропахшем сургучом, или у себя в столовой с выцветшими голубыми обоями. И что мне дома не виделось? Раззавидовался на россказни старого осла Згута — природа, мол, покой, эдельвейсовая настойка… Насладился покоем. Чемпион — это ведь наверняка «Голубая свастика», а «Голубая свастика» — это почти наверняка белоглазый сенатор. Смутное время, странное время. Нипочем нынче не разберешь, где политика, где уголовщина, где правительство. Ну что тут делать честному полицейскому? Ладно, пусть честный полицейский делает дело.
— Так вот, — продолжал Хинкус — Год назад пригребся к нам в компанию один тип. Как он к нам заехал, я не знаю, и настоящего имени я тоже не знаю. Звали его у нас Вельзевулом. Работал он самые трудные и неподъемные дела. Например, он работал Второй Национальный банк, помните это дельце? Или, скажем, задрал он броневик с золотыми слитками — это вы опять же должны помнить, шеф… В общем, работал Вельзевул красиво, чисто, но вдруг решил он завязать.
— Ну, положим, Чемпиона темным и невежественным не назовешь, — сказал я. — Матерая сволочь, фашист. Гитлеровец. Фюрер тоже не дурак был. Ну и этот…
— Точно! — подхватил Хинкус — Чемпион — парень ушлый, обращение понимает. Он до майской заварушки с сенаторами за ручку здоровался, на приемы разные ходил, чуть ли не к самому президенту… Да и сейчас… Денежки. Он их не жалеет.
Он вдруг запнулся, отвел глаза и сунул в рот большой палец.
— Так, — сказал я. Очень мне все это не нравилось, но предстояло еще допросить Мозеса, и я сказал: — Ну-ка, быстренько, перечисли нес дела, в которых участвовал Вельзевул.
Хинкус с готовностью принялся загибать пальцы:
— Краймонская пересылка раз, Второй Национальный — два, золотой броневик — три… Теперь дальше… Архивы Грэнгейма, Вальская выставка…
— Архивы Грэнгейма?
— Да. А что?
Об этом деле я знал мало и уж никак не ожидал, что здесь замешан Чемпион. Грэнгейм собрал богатейшую картотеку нацистских преступников, укрывшихся после 1945 года в нашей стране, это дело было полностью политическое, и в Управлении были убеждены, что организовал ограбление сенатор Гольденвассер,[7] хотя никаких улик против него, конечно, как всегда, не было. Но Чемпион… Впрочем, если учесть, что Чемпион — на самом деле не Чемпион, а бывший гауптштурмфюрер СС Курт Швабах, скрывающийся у нас… И все равно…
5
Да, Авторы, несомненно, имели в виду именно это: Олаф и госпожа Мозес — не живые. Но ведь Лель пометил не Олафа, а пьексы. Псы довольно часто так делают, особенно любят пахучие резиновые сапоги, в том числе и надетые на вполне живых людей. — В. Д.
6
Полемика — полемикой, но осталось неясным, зачем Авторам вообще понадобилось вооружать профессионального убийцу Филина пистолетом фирмы «Люгер». Пистолет, конечно, красивый, но ведь неудобный в ношении и низкоскорострельный… Как говорил О. Бендер: «Я дам вам парабеллум». — В. Д.
7
Между прочим, Голденвассер — это настоящая фамилия известного в свое время американского «ястреба» сенатора Барри Голдуотера. Он, конечно, не был неонацистом, но, видимо, вызвал у Авторов определенно негативные ассоциации. — В. Д.