Рояль в кустах

Глава 4 Галопом по Европам

Аркашка, взяв напрокат в Штутгарте черный Мерседес и ехал по дороге местного значения в сторону небольшого городка Нетинген. Хотя за окном стояла июльская жара, в автомобиле было зябко, непрерывно работал кондиционер. Он ехал и наслаждался. Кончились те времена, когда судьба носила его, мелкого теневого дельца, по свету, как ветер носит по степи траву перекати-поле. Теперь он сам держал судьбу-злодейку за хвост. По меркам нынешнего времени Аркадий считал, что жизнь у него удалась. Не бежал он по этой земле в первой десятке, но к той тысяче, а может к десятке тысяч, что определяют верхний класс, он себя причислял. Кто-нибудь из прежних его знакомых, кто знал его еще двенадцать лет назад как простого советского инженера и представить себе не мог, что в начале третьего тысячелетия вечно шмыгающий носом их коллега будет на шестисотом Мерседесе рассекать просторы Германии. Это тот самый Аркашка, который любил занять от получки до получки у своих приятелей несчастную трешку.

И вот теперь «новый русский» за рулем шикарного автомобиля подбирает под себя километры аккуратно уложенного асфальта. «Сбылась мечта идиота», – часто, мысленно над собою посмеивался он. В сорок лет – миллионер, сумевший сделать себе состояние в России, готов превратиться здесь на Западе в благополучного рантье.

Цель его поездки в небольшой городок на юго-западе Германии в предгорья Альп была проста как этот божий день. Швейцария для него была слишком крута, а вот ее немецкое подбрюшье, самый раз. Аркадий ехал присматривать себе уютный домик. Это он так называл его – домик, а на самом деле его интересовала двухэтажная вилла на склоне горы стоимостью в несколько миллионов евро. На рекламном проспекте она великолепно смотрелась. У него возникли кое-какие проблемы с натурализацией в Германии, с получением вида на жительство, но при тех деньгах, которые он собирался вывезти с собою, они должны были рассосаться сами собою. Прыщ конечно был, и не дай Бог, если он перерастет в гнойник.

Дотошные немцы могут ведь спросить об источниках его собственности, его богатства. И тогда, глядишь, придется заполнять какую-нибудь декларацию или еще хуже, отвечать. А это, ой как он не любил, до содрогания, до панического ужаса. И что он может в ответ пролепетать или написать? Что согласно институту частной собственности получил в наследство Днепрогэс или нефтяное месторождение размером с пол Сибири?

Конечно, лучше всего сказать, что по пятнадцать часов в день крутился, вертелся, напрягал свой ум, и вот к нему как мухи на мед сами стали прилипать доллары и марки в неимоверных количествах. Заманчивая версия, рассказать, что в результате упорного труда, с нуля, он смог накопить пятнадцать миллионов евро, а теперь, в одночасье, решил превратиться в хрустальную мечту всех буржуа, в пожинающего на лаврах, пьющего нектар наслаждений молодого красивого и сильного рантье.

Он пришел к выводу, что натурализоваться лучше всего с натуральной с немкой. Институт брака пока еще никто не отменял, вот и надо им воспользоваться, но брак должен быть по расчету. Коли сам он заморский принц, то и невеста должна быть не золушкой.

Аркадий, вытянув шею, хотел полюбоваться собою, и зыркнул взглядом в зеркало заднего вида. К сожалению, оно его разочаровало. Вместо молодой густой шевелюры оттуда сверкнула широкая лысина. Жизнь пошла под уклон.

«На молодого профессора похож», – успокоил он себя, – с моими деньгами и такого полюбят, за милую душу. Но черная кошка уязвленного самолюбия сделала свое худое дело, настроение из восторженно-лучезарного мгновенно превратилось в спокойно-рассудительное.

Ну что ж, не заработал честным изнурительным трудом свое богатство, и не надо. Отцепитесь, я может быть получил его по наследству. Унаследовал от «дяди самых честных правил». Когда мой дядя занемог, то десять лет назад оставил мне недоеденный пирог.

Или еще версия – по блату. Дядя был бывшим большим советским чиновникам. И сразу после антикоммунистического переворота начал нарезать своим ближним людям приличные куски ставшей бесхозной советской собственности. Вот отсюда и богатство. Как не порадеть близкому человеку, если вот оно лежит – бери не хочу. И брали – кто сколько мог. Все эти «новые русские» и олигархи – просто умные ребята, которые вовремя подсуетились, и оторвали куски пожирнее с трупа советского мамонта. Правда, – Аркадий поморщился, – надо честно признаться, что и они помогали его дубиной добить, но это уже другой вопрос. За это пока не судят. Пока вовсю пропагандируется вечное римское право – пришел, увидел, было твое – стало мое.

Нигде и никогда обустроенные нефтяные месторождения под забором не валялись, и получить их в собственность можно было только по сговору, от своих людей.

Аркадий хорошо знал, что халява когда-нибудь да заканчивается. Не может бесконечно из бочки с пробитым дном течь сладкое вино. Довольно быстро наступает такое время, когда всех этих бездельников, которые только и умеют, что просаживать по казино с длинноногими девицами шальные деньги, притянут к ответу и начнут раскулачивать или предложат поделиться, вот тогда он и будет на коне.

Он с удовольствием сбавил газ. Тише едешь– дальше будешь. Среди «новых русских», прямолинейных, таранного типа всесокрушающих бизнесменов-бегемотов, он был альбиносом, белой вороной. Для себя он выбрал извилистую и малохоженную тропинку в лесу человеческих страстей. За десять лет в одиночку искусно маскируясь под простака, под недотепу он смог сколотить себе состояние почти в двадцать миллионов долларов. Проблемы, в чем держать деньги: в евро, или в американских долларах у него не было.

Он знал цену бумажным фантикам, банкнотам, которые имели свойство худеть в результате инфляции, теряя покупательную способность, и поэтому держал все свои сбережения в таких ценностях, которые рождали в глазах женщин лихорадочный блеск.

Аркадий к сорока годам скопил тяжеленный мешочек крупных бриллиантов. Не ржавеют, не обесцениваются, не фонят, хлеба не просят, лежат себе и лежат в надежном месте. И в любой день, могут последовать за своим хозяином в любую страну. И не надо тебе связываться ни со швейцарскими номерными счетами, которые контролируются Интерполом и спецслужбами, а значит и мафией, не надо каждый день просыпаться и первым делом узнавать курс евро или американского доллара. Спи на здоровье. Кто знает, что у тебя есть в загашнике на черный день?

У Аркадия поднялось настроение. Нет, все-таки он предусмотрительный мужик. Вон, многие из тех его знакомых, кто очертя голову, без оглядки бросился делить шкуру убитого северного медведя, где они теперь? Одни успокоились на богатом московском погосте, на двух квадратных метрах, и что толку, что над ними стоят мраморные склепы с японскими телевизорами – футбол все равно не посмотришь из могилы. Другие, до настоящего времени остановиться не могут, подтверждая старую истину о том, что разбогатевший свинопас, всего лишь пересядет на коня, сменит «копейку» на шестисотый Мерседес.

Нет, он, Аркадий, из той же породы, но выше всей этой братии – визжащей о непреходящих ценностях и свободе, хрюкающей, толкающейся, у халявного корыта. Да, он изловчился, оторвал свой кусок, утащил его подальше в кусты, и теперь будет издалека смотреть на бывших коллег по бизнесу. Из Германии будет смотреть. Ему на его век хватит. И внукам хватит. Он стал вспоминать.

В тот год, когда упал железный занавес, и открылись границы, разделяющие две социальные системы, на свой страх и риск Хват понесся галопом по Европам и Ближнему Востоку. Взыграла в нем потаенная торговая жилка, вспухла, налилась кипучей, горячей кровью и погнала его неуемного в долгий путь за миражом – за прибавочной стоимостью, за гешефтом, за высокой прибылью.

– А слабо пойти на дело за миллион? – пристал к нему в бане после второй выпитой бутылки водки его институтский приятель Борис.

– Ради чего идти на риск? – стал уточнять более трезвый Аркадий. Он выжал в себя два лимона и смотрел ясными глазами на собутыльника. – Говоришь, миллион! Да за миллион я свой драгоценный зад от этой скамьи не оторву. Рисковать за миллион, еще чего!