Гибель Гражданина

Однажды подобное случилось в моей собственной группе, и я решил вопрос самым жестким образом. Никто не останется на вражеской территории стеречь покойника, даже если очень любил парня при жизни. До конца задания пришлось остерегаться выстрела в спину; впрочем, я делал это всегда и всюду.

- Мэтт, - негромко сказала жена, - что случилось, Мэтт?

Я помотал головой и вывернул руль. Мы оказались на проселке, ведущем к вершине холма, к шоссе. Лимузин, разумеется, не был "мерседесом". Нас понесло в сторону по гравию, автомобиль не слушался. Гидравлические тормоза, гидравлическое управление! Мы едва не слетели с дороги. Наконец-то было с чем бороться, я бешено вертел баранку и удержал машину. Гравий фонтаном летел из-под задних колес. Я выбрался на гребень ската; амортизаторы, явно взятые с детской коляски, давали днищу колотить по каждому бугорку. Я остановился в редком сосняке и выключил мотор. Бет легонько вздохнула и откинула волосы назад.

- Извини, - сказал я. - Вождение вшивое. Это, наверное, мартини. Кажется, ничего не поломалось. Внизу горели огни Санта-Фе; дальше - темнел изгиб долины Рио-Гранде; еще дальше мерцали огоньки Лос-Аламоса, где был сокрыт источник научных восторгов доктора Даррела и немалого беспокойства простых смертных. Там уже, правда, не было слыхать раздражающего грохота, но местечко выглядело куда лучше, будучи просто частной школой для мальчиков, расположенной в сосновом бору. Что бы ни сотворил у себя в лаборатории Амос, о чем бы ни собирался он докладывать в Вашингтоне, - крепко подозреваю: украшению нашей с вами жизни эта штука не послужит.

Глядя в другую сторону, можно было различить на фоне темного неба пики Сангре де Кристо. Осень уже осыпала их снегом, они высились во тьме, подобно призракам.

- Милый, что случилось? - тихонько спросила Бет.

Приезжать сюда было ошибкой. Ответить я не мог ничего, а Бет отнюдь не принадлежала к супружеской школе хватай-без-правил. На записном листке у моей жены помечалось и место, и время для всего - даже для любви. Переднее сиденье машины, стоявшей в нескольких футах от магистрального шоссе, не значилось подходящим местом.

Я не мог разговаривать, а мягко и бесцельно целоваться мне не хотелось вовсе: оставалось только запустить двигатель, развернуться и покатить домой.

Глава 7

Миссис Гарсиа была славной пухленькой женщиной, жившей на расстоянии всего нескольких кварталов, так что отвозить ее домой требовалось только в плохую погоду либо поздно ночью. Я расплатился, поблагодарил и постоял на пороге, покуда она шла по бетонной дорожке к воротам. Многие дома в Санта-Фе, и в том числе наш, ограждены от вторжений шестифутовой адобовой стенкой толщиною в десять дюймов. Миссис Гарсиа вышла, закрыла ворота, и стало очень спокойно и тихо.

Я слышал звук удаляющихся шагов, потом за стеной проехала одинокая машина. Рядом не раздавалось ни звука, только наш огромный серый кот, которого дети окрестили Тигром, несмотря на полнейшее отсутствие полос, быстро метнулся к двери, надеясь проскользнуть незамеченным. Я закрыл и запер дверь прямо перед его физиономией и потянулся выключить освещение во дворе. Свет можно было зажигать и гасить с порога, из кухни, студии, гаража. Это влетело в немалые деньги. Бет не понимала, зачем я потратился. Не доводилось ей жить в условиях, когда все готов отдать за возможность нажать выключатель и убедиться, что во дворе никого нет.

Я задержал и опустил руку. Зачем облегчать существование Тине и ее приятелю? Я повернулся. Бет стояла на пороге сводчатого коридора, уводившего к детским спальням.

Она выждала мгновение и сказала, будто не замечая света снаружи:

- Личному составу сыграли отбой. Отлучившихся нет. А где кот?

Не будучи заблаговременно выставленным, зверюга скрывался под мебелью, ждал, пока мы уйдем, а потом прыгал в постель к одному из детей. Они совсем не возражали, даже малышка, но, кажется, это негигиенично.

- Все в порядке. Тигр остался во дворе, - ответил я.

Я двинулся к Бет, а она смотрела, не улыбаясь, не говоря ни слова. Свет мягко падал на ее запрокинутое лицо. Что-то есть обворожительное в женщине после вечеринки, когда она, так сказать, уже обкатана, уже не выглядит и не пахнет, как новенький автомобиль в витрине. Нос немного поблескивает, рассыпавшиеся волосы можно погладить, а накрашенные губы - поцеловать; платье начинает соответствовать очертаниям тела, а не горячечному замыслу портнихи. И, можно полагать, женщина снова чувствует себя женщиной, а не смущающимся произведением искусства.

Внезапно я притянул ее к себе и крепко поцеловал, пытаясь позабыть Тину, пытаясь не думать, что Маку потребовалось от меня столько лет спустя. Едва ли что-нибудь хорошее. Хорошего никогда не требовалось. Бет ахнула от подобной грубости; потом засмеялась, обхватила руками мою шею и ответила таким же крепким поцелуем, игриво и беззастенчиво прижимаясь ко мне, уничтожая остатки помады. Мы иногда разыгрывали этот спектакль, воображая себя по-настоящему шаловливыми, раскованными людьми.

- Уже лучше, - прошептала она. - А то весь вечер был мрачнее тучи. Теперь я выйду и... Мэтт!

Игра есть игра, полагалось понимать, что настает время отпустить ее в спальню, дабы можно было скользнуть в хорошенькую ночную сорочку, только я не мог сейчас играть по правилам. Она вскрикнула от удивления и негодования, а я развернул ее и опрокинул на ближайшую тахту, повалившись рядом. Губы жены стали вялыми и безжизненными. Грудь застыла под слоями одежды.

- Пожалуйста, милый, - прошептала она, отворачиваясь. - Пожалуйста, Мэтт... Мое платье!

Иногда мужу просто невозможно не вспомнить, что он довольно крупный мужчина, а жена - сравнительно маленькая девочка, и если захотеть по-настоящему... Я отверг эту мысль. Черт возьми, нельзя же насиловать людей, которых любишь и уважаешь. Я медленно поднялся, вынул носовой платок и обтер губы. Дошел до парадной двери и стоял, глядя сквозь стекло и слушая, как Бет поднимается и проворно выходит из комнаты.

Вскоре закрылась дверь ванной. Я двинулся в пустую спальню и принялся было развязывать галстук, но передумал. Упакованный чемодан стоял в изножье кровати. Как и большинство домов Юго-Запада, наш выстроили без единой кладовой; это уже неисправимо, приходится складывать походное снаряжение, одежду и прочую всячину в студии либо гараже. Часть необходимых вещей давно погружена в пикап, остальные ждут наготове. Утром я буду уже в Техасе. Я питаю здоровое новомексиканское омерзение к этому крикливому штату и его жителям, но сейчас он казался превосходным местом.

Я отнес чемодан к кухонной двери, поставил его и пошел взглянуть на малышку. Мэтт-младший, одиннадцати лет, и Уоррен, девяти, уже вышли из того возраста, когда родители приходят умиляться по ночам, но к виду собственного младенца, думаю, привыкнуть невозможно. Он выглядит помесью дурацкой шутки с небесным чудом. У Бетси, нашей сладко спавшей дочки, были пушистые льняные волосы и круглая хорошенькая мордашка, уже удлинявшаяся с появлением первых зубов. Бетси еще не сравнялось два года. Голова казалась чересчур большой для такого тельца, а ножки - слишком крохотными для человеческого существа. Я укрыл ее, услышал звук, обернулся и увидел Бет.

Я спросил:

- Может, натянуть ей пижамку? Если вам нечего сказать жене как женщине, можно изобразить заботливого родителя.

- Нет пижамки, она промочила последнюю, - ответила Бет. - Миссис Гарсиа выстирала, но пижамка еще сохнет.

- Наверное, брошу вещи в фургон и поеду. Утром буду на полпути к Сан-Антонио. Она колебалась.

- Нужно ли? После такой выпивки? Вероятно, Бет хотела сказать не совсем то, но сказала, что получилось.

- А я потихоньку. Захочу спать - остановлюсь на обочине и лягу в фургоне. - Я тоже хотел сказать не совсем то, что сказал: мы оба, кажется, утратили способность выражаться точно.

Мы обменялись взглядами. На Бет было что-то прозрачное, бледно-голубое, с глубоким вырезом; она походила на ангела, однако минута уже ушла и нейлоновые ангелы перестали привлекать меня даже при легком поцелуе в губы.