Гибель Гражданина

- Я спросила у вашей жены, чем вы знамениты, мистер Хелм.

Бет рассмеялась.

- Только не спрашивайте о псевдониме, миссис Лорис, или я не смогу прожить рядом с этим человеком остаток вечера.

Тина продолжала улыбаться, глядя на меня.

- Так вы служили в Общественных Связях? Наверное, было интересно, только не совсем безопасно временами? - В ее глазах запрыгал смех.

- На такой службе, миссис Лорис, джипы губили больше людей, чем неприятель. До сих пор вздрагиваю при виде джипа. Боевая усталость, видите ли.

- А после войны вы просто взяли и начали писать? Безусловно, Тина проштудировала соответствующее досье, идя на задание; пожалуй, она знала обо мне больше, чем я сам. И теперь забавлялась, декламируй урок перед моей женой.

- Еще перед войной приходилось подрабатывать в газете. Я занимался историей Юго-Запада. А после увиденного на войне... Понимаете, я решил, что люди, боровшиеся с дождем, грязью и нацистами, не могут сильно отличаться от людей, боровшихся с пылью, ветром и апачами. Вернулся к репортерской работе, а на досуге принялся писать романы. И Бет работала. Года через два мои писания стали печатать, вот и все.

- Вы, кажется, очень удачливый человек, мистер Хелм. У вас такая славная, понимающая жена. - Тина улыбнулась в сторону Бет. - Не у каждого начинающего автора есть подобное преимущество.

Старую песенку "всякого-мужчину-опекает-любящая-женщина" поют постоянно. Бет подмигнула мне и пробормотала что-то приличествующе скромное, но сегодня это не забавляло. В голосе и манере Тины чувствовалась хорошо мне знакомая высокомерная снисходительность: Тина была ястребом среди хохлаток, волком среди овец.

Сзади послышалось движение, и объявился Лорис, несущий меховую пелеринку Тины, а также собственную широкополую шляпу.

- Простите за вмешательство, - сказал он, - однако у нас еще одно приглашение, на другом конце города. Ты готова, дорогая?

- Да, попрощаюсь с Даррелами и буду совсем готова.

- Скорее, - произнес Лорис. - Мы уже опаздываем. Он явно стремился ей втолковать, что возникли непредвиденные обстоятельства, и Тина все поняла;

однако еще несколько секунд она поправляла меха и улыбалась нам с видом женщины, которая не позволит нетерпеливому, черт бы его побрал, супругу командовать. Они удалились, и Бет взяла меня за руку.

- Неприятная особа, - сказала Бет, - но ты видел этих норок?

- Я же предлагал тебе норку, когда были деньги. А ты велела купить новую машину.

- И муж неприятный, - продолжала Бет. - Наверняка не выносит маленьких детей и обрывает крылышки мухам.

Иногда моя наивная жена бывает чертовски проницательна. Мы шагали к парадному входу, минуя кучки гостей, преисполненных угрюмой решимости продолжать веселье, невзирая на поздний час и отъезжающих. Я гадал, что же могло приключиться и заставить чету Лорисов ринуться во мрак очертя голову. Впрочем, какое мне дело? Надеюсь, никакого.

Глава 6

Фрэн Даррел поцеловала меня, прощаясь на пороге. Амос поцеловал Бет. Это старинный испанский обычай, вызывающий у Бет омерзение. Примерно в то самое время, когда она переросла неприятную обязанность лобызать всех своих дядюшек и тетушек и смогла целоваться избирательно, появился и я. Мы переехали в Нью-Мексико - и Бет, к своему ужасу, обнаружила, что здесь в обычае целовать каждого гостя.

Справедливости ради замечу, что Амос был наименьшим злом по этой части, ибо довольствовался мгновенным прикосновением к щеке. Думаю, он снизошел до местных обычаев исключительно ради Фрэн, говорившей, что иначе гости обидятся. Во всех вопросах, касавшихся поведения в обществе, Амос I подчинялся Фрэн; да ему, по правде, было все едино.

Он стоял с утомленным, отсутствующим видом, покуда женщины тараторили на прощание; а я переминался рядом и внезапно поймал себя на мысли:

"Амос, олух Царя Небесного, убирайся в дом, уйди с освещенного места". Научному светилу такой величины следует быть умнее и не торчать в светлом проеме двери неподалеку от поросших кедровником холмов, где легко может залечь целый батальон снайперов. Мысль выглядела мелодраматической, но Лорис и Тина заставили невольно думать о вещах такого свойства. Не то чтобы люди Мака были опасны для Амоса, но их присутствие означало неприятности, а если вокруг вдоволь неприятностей, кусочек может достаться любому.

- Очень мило, что вы пришли, - говорила Фрэн. - Но зачем же так быстро убегать? Мэтт, счастливого путешествия, слышите?

- И вам счастливого пути, - сказала Бет.

- А вас мы еще повидаем до отъезда.

- Все равно, счастливого пути. Я просто зеленею от зависти, - сказала Бет. - Спокойной ночи.

Даррелы повернулись, вместе вошли в дом, и с ними ничего не приключилось. А мы двинулись туда, где коричневый лимузин Бет поблескивал во тьме, как и подобает машине стоимостью четыре тысячи долларов.

Я спросил:

- Куда они едут?

- В Вашингтон, на будущей неделе. Я думала, ты знаешь.

- Черт, ведь Амос был в Вашингтоне только два месяца назад.

- Знаю, но, кажется, в лаборатории соорудили что-то важное, и Амосу придется делать особый доклад. Они едут вместе, Амос и Фрэн: навестят родителей Фрэн в Вирджинии, потом повеселятся в Нью-Йорке и вернутся домой.

Голос жены звучал грустно. В ее понимании цивилизация обрывалась на восточном берегу Миссисипи. Бет обожала Нью-Йорк. У меня в этом городе всегда начинается клаустрофобия. Не люблю города, из которых нельзя убраться за несколько минут.

- Выберем время и поедем в Нью-Йорк нынешней зимой, если все будет благополучно, - сказал я. - А сейчас давай подумаем, где нам поужинать. Не будем торопиться, и миссис Гарсиа успеет уложить детей до того, как мы вернемся.

Мы поужинали в Ла Пласите, ресторанчике на узкой, извилистой и пыльной улице, которую люди, ничего не смыслящие в живописи, окрестили Улицей Живописцев. В Ла Пласите были клетчатые скатерти и веселая музыка. Потом мы снова уселись в блистательную двадцатифутовую колесницу Бет. Выйди Бет замуж за нью-йоркского маклера, осядь она в скромном городке родного Коннектикута, - обзавелась бы "фольксвагеном" и считала бы, что лучшей машины сыскать нельзя. Это было бы протестом, вызовом окружающей мещанской роскоши. В Санта-Фе, где слово "роскошь" не в ходу, она, обладая в качестве мужа паршивым писакой, приобрела "бьюик" и уравновесила свое бытие. Машина выглядела олицетворением солидности. Бет бросила на меня быстрый взгляд, когда мы проскочили поворот на собственную улицу и ринулись дальше.

- Пускай заснут, - сказал я. - Ты иногда заправляешь бак этого автобуса?

- Бензина полно, - сонно ответила Бет, прижимаясь ко мне. - А куда мы едем?

Я пожал плечами. Я понятия не имел. Просто не хотелось ехать домой. Я все еще чувствовал прикосновение Тининой руки в черной перчатке, подающей старый условный знак. Приехать домой означало сделаться доступным - обходя ли двор в поисках кота, бросаясь ли к студии в полуночном порыве вдохновения. Они ждали, покуда я останусь один, а я не хотел этого. Не хотел быть доступным.

Мы промчали через весь город, ночное движение было редким; потом я бросил рычащего хромированного зверя вверх по дороге, ведущей на Таос - поселок милях в шестидесяти к северу. Я искал облегчения, отпуская на волю столько лошадиных сил, но добился лишь одного: припомнил большой черный "мерседес", угнанный мною близ Левенштадта, - с Тиной мы уже распрощались, и ни слуху, ни духу о ней не было, - машину с шестицилиндровой бомбой под капотом, четырехступенчатой передачей и подвеской, гладкой, как шелк, эластичной и тугой, словно лапы крадущегося тигра. Когда я посмотрел на спидометр - на проселке, заметьте! - стрелка плясала у ста восьмидесяти километров в час, - это составляет сто миль с мелочью. А я-то полагал, колымага только разгоняется!

Я перепугался до полусмерти, но зато в течение всей операции носил кличку "Гонщик", и любое вождение беспрекословно доверяли мне. А прекословить эта банда примадонн стремилась по всякому поводу... Впрочем, никого из них я больше не видал. Некоторые ненавидели меня люто, а я не жаловал их в ответ, - но снайпера доставили на место, на связь вышли по расписанию, и, стало быть, группа проявляла себя совсем неплохо - пока не распалась. Мак не любил создавать постоянных отрядов. Два-три задания - и группу дробили, людей перетасовывали, иногда отправляли поработать волками-одиночками. Люди - даже такие, как мы, - имеют порядочную склонность обзаводиться друзьями, если работают вместе достаточно долго; а кому нужно рисковать всей операцией только потому, что, приказам вопреки, сентиментальный дурак не желает бросить другого дурака, схлопотавшего пулю или сломавшего ногу?