Страница 1 из 4
Данил Аркадьевич Корецкий
Жаркое рождество в Дубае
Первый раз я встречал Рождество в жаркой зиме пустыни Аравийского полуострова. Собственно, пустыня была закатана в асфальт, застроена не повторяющими друг друга кондиционируемыми небоскребами с вертолетными площадками и бассейнами на крышах, засажена миллионами деревьев и классических английских газонов, причем к каждому деревцу и травинке подводилась орошающая трубка. Так что назвать ее пустыней в полном смысле слова было нельзя.
К тому же я прибыл сюда не развлекаться и отдыхать, а активизировать законсервированного семь лет назад агента, поэтому считать, что я встречаю здесь Рождество, можно было с очень большой натяжкой. И жары особой тоже не было: двадцать пять—двадцать семь, разве если сравнивать с московскими морозами… А вот зима была – это абсолютно бесспорный факт.
Такие коктейли из правды, лжи, догадок, домыслов и преувеличений привыкли пить в нашем ведомстве, причем соотношение ингредиентов в моей первой фразе гораздо более благоприятно, чем в большинстве отчетов.
Активизация – дело отнюдь не столь будничное и безопасное, как кажется на первый взгляд. И все об этом знают. Психология агента темна, как ночь в пустыне, и неустойчива, как поставленный острием на палец нож. Его постоянно мучают сомнения, угрызения совести и страх перед разоблачением. Личность раздваивается, половинки упрекают друг друга, спорят, а иногда начинают жить своей жизнью, тогда бедолаге прямая дорога в дурдом с диагнозом «шизофрения». Поэтому оператор, как недвусмысленно называют в наших кругах курирующего офицера, выполняет функции психотерапевта: постоянно успокаивает своего подопечного, находит для него кучу оправданий и изображает лучшего друга, прекрасно понимающего все сложности его души.
Но после консервации агент остается наедине с самим собой, его проблемы обостряются и могут довести до крайностей. Самоубийства, например. Или добровольной явки с повинной в местную контрразведку. Или переоценке ценностей, при которой бывший друг превращается в коварного врага, виновного во всех твоих бедах. Поэтому, появляясь после длительного перерыва на глаза бывшего помощника, всегда рискуешь – угодить в тюрьму, получить нож под ребро или, в лучшем случае, нарваться на взгляд, полный презрения, ненависти и боли.
Когда Иван сказал мне: «Слетай на недельку в лето, развейся, заодно выкупаешься в Заливе – сказка, а не командировка, я тебе даже завидую», – он врал. Потому что, если бы все действительно обстояло таким образом, он бы сам и отправился сюда или послал своего любимого зятя Петруху. Но он знал печальную статистику активизаций. И надеялся, что я ее не знаю. Впрочем, скорей всего, ему на мои знания, незнания и все другие проблемы было наплевать.
Вдобавок ко всему, работать предстояло с чужим агентом. Его куратором был Олег Павловский. Это он провел вербовку и поддерживал с ним связь долгих шесть лет, он передавал ему деньги Центра, а сверх того, вроде бы от себя, делал дорогие подарки в День рождения, и даже, как тонко чувствующий влюбленный, – в годовщину первой, будто бы случайной встречи. Он вникал в его дела и брался улаживать его проблемы, он искренне интересовался здоровьем жены, матери и детей, передавал им приветы и милые сувениры. Олег вел с ним длинные душеспасительные беседы, исповедовал и помогал облегчить душу, внушал убежденность в правильности и высокой моральности избранного пути.
Как хороший профессионал, он искренне дружил с ведомым, и, судя по официальным отчетам, тот отвечал ему взаимностью.
Это чрезвычайно важно, потому что добрые чувства и теплые воспоминания могут сгладить психологические сложности в момент активизации и исключить эксцессы. Но ко мне все это не относилось. Я видел агента только один раз, и то издали, когда прикрывал Олега на их встрече с передачей секретных материалов. А он меня и вовсе никогда не видел. Естественно, и никакого расположения ко мне не испытывал. Я был сбоку припека. По всем правилам, на активизацию должен был выходить Павловский. Но он, к сожалению, не мог этого сделать, потому что привык мочиться стоя, а не сидя на корточках, как женщина.
По прямой широкой улице с легким шелестом проносятся блестящие дорогие машины. Дешевых, старых, поцарапанных и ржавых здесь просто нет. Яркое солнце отражается в зеркальных боках небоскребов. Прохожих на улице немного. Большая часть в европейской одежде, хотя немало и в местной.
Три молодые девушки с открытыми лицами, но полностью закутанными фигурами заходят в уличное кафе. Лицо, ступни ног и кисти рук не возбраняется показывать посторонним мужчинам. Все остальное тело – это аурат: запретные, срамные места. Чтобы надежней скрыть самый страшный аурат, все дамы обязаны носить длинные кружевные панталоны…
Девчонки весело пересмеиваются, так же, как их сверстницы где-нибудь в Москве или Тиходонске. Так, да не так… У одной абая распахнулась, открывая сапоги, короткую юбку и голые белые ноги между ними – меня как током ударило! Хотя короткими юбками нас не удивишь, по контрасту, невинный кусочек обнаженного тела производит необычно сильное впечатление! К тому же просто голые ноги – это одно, а аурат – совсем другое… Девчонки садятся за столик, будут болтать, пить кофе, может быть, курить кальян. Здесь тоже существует новая формация! А вот старая… На углу стоит женщина – вся в черном, из узкой щели платка выглядывают невыразительные глаза, из открытых тапочек вытарчивают босые ступни. Такие пальцы были у нашего сантехника дяди Пети.
Поспешно перевожу взгляд на апельсиновую «ламборджини», делаю глоток безоблачного голубого неба, ласкаю глаз безупречными костюмами в витрине «Уомо Босса» и постепенно сбиваю оскомину.
Я иду в «Этисалат» – местный концерн сотовой связи, благо от «Метрополитен пэлас» до него рукой подать. На мне легкий, песочного цвета костюм, светлая шведка с расстегнутым воротом и дырчатые туфли из тонкой кожи. Неброско, солидно и элегантно. Именно так и должен одеваться респектабельный русский бизнесмен, прибывший на предстоящий торговый фестиваль. Солидный человек не швыряет деньги на ветер, а тратит их рачительно и разумно, поэтому он первым делом приобретает местную сим-карту, позволяющую в пять раз снизить стоимость разговоров по мобильнику. Таким образом, мой визит в высотное здание с огромным шаром на крыше вполне мотивирован.
А по случайному стечению обстоятельств, именно в «Этисалате» работает человек, который в документах Центра проходит под псевдонимом Анри. Раньше он служил на военно-морской базе в Эль-Фуджэйра и занимался шифрованной радиосвязью между берегом и кораблями, именно тогда Павловский его и завербовал. Конечно, интересовали нашу Службу не столько торпедные катера и малочисленные тральщики Эмиратов, сколько авианосцы, крейсеры и подводные ракетоносцы базирующейся в Заливе группировки американского флота. Но потом Анри ушел в отставку и, как у нас говорят, «утратил разведвозможности», а потому необходимость в его услугах отпала.
Теперь что-то изменилось, и директор торговой фирмы «Столичные огни» Игорь Андреевич Горин идет заключать контракт с местным оператором мобильной связи.
Правда, обеспечивающая работа, которую должны были выполнить коллеги из местной резидентуры, проделана, как всегда, хреново. Совсем молодой паренек по имени Миша – вряд ли он успел получить звездочку старшего лейтенанта – сообщил только то, что Анри входит в число служащих «Этисалата». Выяснить, кем и в каком подразделении работает наш агент, Миша не смог. Как он туманно объяснил – «не представилось возможным».
Конечно, если не отрывать задницу от стула и выходить из посольства только на пляж, в торговый центр и на золотой рынок, то и возможности будут представляться соответствующие: поплавать в Заливе, поглазеть на женщин в купальниках да затариться кольцами, цепочками и браслетами по полной программе. Приятно, полезно, и риска никакого. Но если спросить: «А причем тут разведка?» – то рискуешь нарваться на непонимающий взгляд честных глаз: «Какая разведка? Ах да… Не представилось возможным!»