Страница 10 из 77
Зато вид! Эффектная гусарская форма, чистая и щегольская, словно и не был граф только что в самой гуще схватки, кресты Георгия и Владимира на шее, светлые усы на округлом лице, спокойный взгляд голубых глаз…
– Отличный, ваше сиятельство! – рявкнул в ответ Орлов.
Здесь, на поле боя с французами, пользоваться французским языком офицерам казалось кощунством.
Поручик почувствовал, как сзади подобрались шеренги. Каждому хотелось выглядеть браво при виде любимого генерала.
Александрийские гусары, от штаб-офицеров до последнего нестроевого, обожали своего шефа. За его неустрашимость и хладнокровие в бою, за приветливость в мирное время. Эмигрант, связавший свою судьбу с Россией, уже давно воспринимался всеми как истинно русский человек. С поправкой на врожденную учтивость французского аристократа старой школы.
Граф кивнул и ускакал к центру строя. Оттуда сразу призывно запела труба.
Сабли наголо! Рысью марш-марш!
Шеренги послушно пришли в движение. Стало чуть легче. Встречный ветерок обдувал разгоряченные лица, тщетно пытался проникнуть под застегнутые меховые ментики.
– Левое плечо!
Эскадроны послушно совершили поворот. Теперь отступающие гвардейские гусары должны были промчаться перед строем.
– В атаку марш-марш!
Момент был выбран идеально. Перед глазами несущихся александрийцев промелькнули красно-синие гвардейцы. А в следующий миг ровные шеренги батальона обрушились на мчащихся в погоню кирасир.
Последние так и не успели ничего предпринять. Часть из них попыталась проскочить, часть – повернуться навстречу новому противнику, часть – напротив, припустить бежать.
В мгновение ока французы были смяты. Началась яростная рубка. Перед взором мелькали свои и чужие мундиры, мелькали клинки, куда-то влек верный конь… Мыслей не было. Не до них в жаркой сабельной схватке. Как и не до фехтовальных изысков. Тут главное – отбить сыплющиеся на тебя удары да попытаться рубануть самому, пока конь не отнес в сторону от очередного противника. Потому количество раненых в кавалерийском бою намного превышает количество убитых. Тут главное – не разрубить врага, а хоть зацепить.
Вдруг Орлов заметил в стороне Трофимова. Гусар отбивался сразу от трех французов. Судьба его была предрешена, и пришлось броситься ему на помощь.
Поручик выпустил рукоять сабли и дернул из кобуры пистолет. Тяжелая пуля ударила прямо в лицо некстати обернувшемуся кирасиру. Орлов подхватил висящую на темляке саблю и сразу обрушился на его соседа.
Палаш встретился с саблей. Прямой клинок – с изогнутым. Но положение француза было похуже. Он сидел вполоборота по отношению к поручику, левой стороной к противнику и не мог сражаться в полной мере.
В бою нет места рыцарству. Сабля Орлова полоснула кирасира куда достала – по руке. Брызнула кровь, и кирасир стал падать с коня. Дальше офицер уже не смотрел. Последний из троицы куда-то делся, и пришлось искать себе нового противника.
Сквозь звуки боя откуда-то сзади раздался лязг и сразу – вопль боли. Повернувшийся Орлов успел заметить, как валится из седла пытавшийся обрушиться с тыла француз. За ним возвышался на своей лошади верный Аполинарий. Денщик как раз выдергивал прорубивший кирасу клинок из вражеского тела, и лицо дворового человека выражало досаду и злость. Мол, так и саблю потерять недолго.
А потом французы вдруг хлынули прочь. Они неслись, подстегивая лошадей, совсем так же, как перед этим гвардейские гусары, и александрийцы азартно устремились вслед.
Перед Орловым маячила спина француза. Поручик азартно рубанул ее раз, другой, но кираса хорошо держала удар. Попробовал обрушить саблю на голову врага, но только сбил с него каску.
Затем кирасир куда-то пропал, а в ушах зазвучал далекий призыв трубы.
Аппель!
Пришлось сдержать разогнавшегося коня.
Полк строился где-то далеко, а здесь по полю мелькали вперемежку родные гусары и чужие кирасиры. Еще дальше, но в стороне двигалась густая колонна французских драгун.
Откуда-то сзади появился разгоряченный Аполинарий.
– Ранены, барин?
– Где? – Орлов только сейчас почувствовал, что правую щеку немилосердно саднит.
Провел по ней рукой. Перчатка немедленно густо окрасилась кровью. И когда зацепило?
– Дайте перевяжу.
– Нет времени, – отрезал поручик.
С разных сторон к ним подскакали Кузнецов и Трофимов. Вид небольшой группки привлек внимание остальных гусар, рассеянных по полю, увлекшихся погоней, и группка стала быстро расти.
– Становись! – Орлов лишь мельком отметил, что правая ольстра пуста, и тут же занялся выстраиванием прибывших кавалеристов в две шеренги.
Люди оказались из разных эскадронов. Ментики на многих порублены, кивера помяты, однако на разгоряченных лицах никаких следов робости. Тринадцать рядов, четырнадцать, семнадцать…
Орлов строил гусар фронтом поперек первоначального расположения схватившихся сторон. С тем расчетом, чтобы при случае можно было повернуть в любую сторону. По возможности – туда, где кипела основная схватка.
Напротив гусар в какой-то сотне шагов так же торопливо стали расти шеренги кирасир.
Драгуны вдалеке четко развернулись в шеренги и помчались на несущихся навстречу александрийских гусар.
Орлов лихорадочно просчитывал варианты. Сейчас его небольшой отряд находился на французской половине поля, и уйти без боя было сложно. Хорошо хоть, основные силы противников должны были сойтись чуть в стороне. Однако любое отступление могло перейти в бегство, а уж преследователи всегда найдутся. Вон они стоят напротив. Значит…
Последний взгляд назад. Двадцать семь рядов, пятьдесят четыре человека.
– В атаку марш-марш!
Сзади раздался топот копыт.
Французы продолжали стоять, поджидая врага. Тот, кто командовал кирасирами, допустил ошибку. Нельзя коннице встречать атаку на месте. Гусары с разгона опрокинули вражеский строй. Понесшие лошади помчали кирасир в разные стороны, но на преследование не было времени.
– Правое плечо вперед!
Гусары выполнили команду четко, словно дело происходило на учениях. Даже равнение почти не потеряли.
Теперь никто не назвал бы стремительную скачку отступлением. Напротив. Получалось, что Орлов ведет сборный полуэскадрон в атаку. Туда, где шеренги черных русских гусар схватились с синими французскими драгунами.
Удар пришелся врагу на фланг и тыл. Французская линия была смята прежде в том месте, по которому пришелся удар, а затем дружным натиском эскадронов – по всему фронту.
Снова гусары устремились в погоню, однако им наперерез уже шли французские кирасиры. И на тех в свою очередь неслись перестроившиеся гвардейские гусары…
Перед глазами мелькали перекошенные лица, разнообразные мундиры, конские морды, сверкающие сабли и палаши. Потом вновь звучал аппель, и надо было спешно отыскивать свое место в образующемся строю. Затем подошла конная артиллерия, и грохот пушек послужил заключительным аккордом в кавалерийском бою.
– А ведь поле за нами, поручик! – выдохнул проезжавший мимо Кондзеровский, а затем со вздохом сообщил: – Шуханова ранили. Тяжело. В живот.
Орлов машинально кивнул. Сейчас, после схватки, сил на переживания просто не было. Как не было их на радость, хотя кирасиры и драгуны в самом деле отошли.
– Ура! – дружный крик гусар отпраздновал победу.
Увы, только здесь. В других местах сражение под Фридландом было безнадежно проиграно, и русская армия в беспорядке отступала за реку Алле…
Пламя костра было островком уюта в поздно подступающей по летней поре тьме. Вернее, одним из островков. Костры горели тут и там по всему полю, на котором расположился лагерем Александрийский полк. Отбой уже прозвучал, но сон привлекал немногих. Была ли причиной хорошая погода или общая расслабленность после завершившейся кампании, а то и досада на ее проигрыш… Наверно, все вперемешку, а тут еще недавние награды за последние бои…
Орлов, в дополнение к Золотому кресту за Прейсиш-Эйлау, получил Анну третьей степени на саблю. Но награда не очень радовала. Разве что первые дни. Нет, приятно, конечно, но в свете недавно заключенного мира даже не знаешь, пристойно ли торжествовать? Кампания проиграна. А тут еще пришла новость: в лазарете умер Шуханов. Орлов даже не смог увидеть его перед смертью, и в памяти поручик остался живым. Все казалось – вот сейчас подойдет к костру, присядет, нальет себе вина…