Страница 65 из 69
– Долго ли нам еще идти? – недовольно ворчал барон. – Где же, наконец, спрятаны призы победителям гонок, обещанные Тартареном?.. Где сюрпризы?
– Вы забыли завещание нашего друга из Тараскона, – возразил Гулливер. – Разве он нам обещал призы?
– А что же? – сердито спросил поборник истины.
– Если я не ошибаюсь, достопочтенный коллега, а у меня хорошая память… Тартарен обещал другое: «…на нулевой широте западного полушария победителю кругосветных гонок вдоль экватора на парусных кораблях будет оказана необычайная честь…»
– Но какая честь?.. – продолжал ворчать барон, огорченный своей неудачей на финише. – Я с детских лет не люблю задач, загадок, кроссвордов, шарад, ребусов и разных головоломок… Да не лезьте под ноги! – зло прошипел он, отпихнув носком ботфорта ящериц. – Сколько здесь этих бестий!..
Пройдя еще немного, Мюнхаузен окончательно потерял терпение и, подбежав к Фиппсу, забрюзжал:
– Не угодно ли вам хоть немножко разнообразить нашу вынужденную прогулку по прихоти Тартарена?
– А что бы вы хотели?
– Не томить нас больше… Вскрыть палисандровую шкатулку и узнать – что там?.. А вдруг – призы? Кстати, ведь не может быть только один приз, тем более очень туманный… А награды за честную борьбу на гонках? За отвагу? За мастерство? За искусство вождения кораблей, наконец! Капитаны! – продолжал он, повысив голос. – Я предлагаю сделать привал и немедленно заняться содержимым шкатулки! Довольно испытывать наше терпение…
– А если серебряный ключ от шкатулки у Тартарена? – улыбнулся Фиппс.
– Вскроем ее клинком! – непреклонным тоном заявил Мюнхаузен, выхватив шпагу из ножен.
Трудно сказать – кто одержал бы победу в этом споре, если бы вдруг не зазвучала музыка… Где-то совсем неподалеку играли музыканты на тростниковых флейтах, морских раковинах и барабанах.
– А не папуасы ли это? – прислушался Человек-вопрос.
– На Черепашьих островах? – усмехнулся Немо. – Приехали на гастроли из Новой Гвинеи?!
Дружный смех раздался в ответ на ироническое замечание создателя «Наутилуса».
– А нет ли у вас впечатлений, что этим древним маршем встречают нас? – многозначительно и довольно уверенно спросил Фиппс.
– Именно – нас! – убедительно воскликнул профессор Маракот. – Вот… взгляните!
На холме красовалась арка, а может быть, ворота, так как по обе стороны тянулся частокол из высоких жердей. Верхнее полукружие арки служило вывеской. У входа расположился маленький оркестр из нескольких голых музыкантов шоколадного цвета кожи с «поясами стыдливости». Их курчавые волосы были украшены цветами и яркими перьями какаду и казуаров (гигантские птицы, известные под названием – эму). На шеях оркестрантов висели ожерелья из зубов хищных зверей.
Посреди арки в плетеном кресле-носилках возлежал человек, перевязанный с ног до головы. Единственно, что можно было увидеть из-за белых бинтов, это один глаз, напоминавший спелую сливу. И глаз этот сверкал безграничным восторгом. У кресла стояли два воина с острыми копьями.
– Кто это может быть? – спросил Василий Федорович, всматриваясь в загадочного незнакомца.
Когда подошли поближе – все сомнения рассеяла малиновая феска с кисточкой на забинтованной голове и знакомые саквояжи покорителя Монблана, охотника за фуражками, любимца Тараскона. Около саквояжей было свалено его личное оружие – пистолеты, малайский крис, охотничьи ружья и абордажный топор.
А на здоровенном пне красовались копье, лук, стрелы и львиная шкура – памятные сувениры экспедиции, из которой он еле унес ноги.
Таинственное окружение Тартарена – два воина, экзотический оркестр подстрекали его друзей к множеству вопросов, но любимец Тараскона махнул забинтованной рукой. Оркестр умолк.
– Вы живы! – воскликнул подбежавший Мюнхаузен. – Зачем же вы напугали нас своим завещанием? Мы уж подумали, что вы на том свете!..
– Мой дорогой Карл, – снисходительно начал Тартарен. – Не я один писал завещание… Многие путешественники, отправляясь в далекие экспедиции и дальние плавания, оставляли завещания… Миклухо-Маклай тоже писал… И не раз в австралийских, голландских газетах появлялись сообщения о его смерти. А в «Кронштадтском вестнике» была напечатана такая заметка: «…было бы очень желательно, чтобы кто-нибудь из знавших покойного составил бы его биографию. Николай Николаевич Миклухо-Маклай – редкий тип мученика науки, пожертвовавшего жизнь для изучения природы». Если хотите знать, Миклухо-Маклай написал около пятидесяти завещаний! Как же я мог отправиться в опаснейшую экспедицию, не оставив хотя бы одного!
– Но ради чего? Зачем? Во имя какой цели? – засыпал его вопросами неугомонный Мюнхаузен.
– А это вы сейчас узнаете!.. – раздался глухой голос любимца Тараскона. – Медам и месье! Что может на долгие годы, а может быть, и навечно прославить Клуб знаменитых капитанов?..
Этот вопрос застал врасплох друзей Тартарена, никак не менее чем вид самого истребителя львов. Воцарилось молчание. Но ненадолго. Тартарен продолжал:
– Поднимите головы! Прочтите вывеску на арке… Прошу вас, Дик, только погромче.
Пятнадцатилетний капитан срывающимся голосом читал вывеску:
– Зоологический сад-музей экваториальной зоны имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Основан действительным членом Клуба знаменитых капитанов Тартареном из Тараскона.
– Единственный в мире! – восторженно воскликнул толстяк.
– Браво, браво! – не удержался барон. – Бис!..
– К сожалению, на бис ничего не сумею исполнить, – с огорчением произнес Тартарен. – Я бы сейчас с удовольствием сплясал тарантеллу. Но сами видите, в каком я состоянии…
– Что же с вами стряслось? – озабоченно спросил Артур Грэй.
– А вы думаете, создать уникальный зоологический сад – это так просто? Увеселительная прогулка по экватору? Воскресный пикник? Или весенняя ярмарка… Я рисковал жизнью, мои дорогие коллеги. Я остался жив только благодаря счастливой случайности… Ах, медам и месье, если бы я был Альфонс Доде, Майн-Рид, Луи Буссенар и Жюль Верн одновременно (одному из них это было бы не под силу), я бы написал увлекательный роман о моей экспедиции под названием «Тартарен на экваторе»!
Гулливер наклонился к любимцу Тараскона и шепнул ему на ухо:
– Скажите, а кто эти темнокожие с копьями?
– Ах, я совсем забыл… Позвольте вам представить моих друзей – охотников из Новой Гвинеи… Месье Дигу и Лако – папуасы с берега Маклая…
Они, услыхав свои имена, улыбнулись и, желая выразить лучшие чувства, подали знак музыкантам. Сразу же запели тростниковые флейты, протяжно завыли огромные раковины, напоминая шум океана, и темно-шоколадные пальцы четко выстукивали ритм на бочкообразных барабанах. Дигу и Лако затянули песню…
– Что они поют? – поинтересовался Дик Сэнд, прислушиваясь.
– Какая-то знакомая мелодия…
– Могу вам перевести, – любезно согласился Тартарен.
– Позвольте, – прервал тарасконца Артур Грэй. – Да это же песня Клуба знаменитых капитанов. Откуда они ее знают?
– Слыхали по радио. В наши дни… Океания – это не какие-нибудь глухие и дикие острова. В конце 1973 года над Меланезией взвился государственный флаг «Папуа Новая Гвинея», На красно-черном поле красуется созвездие Южного Креста и райская птица чандраваси. Сбылись мечты Миклухо-Маклая о будущем коренных жителей этих далеких островов!..
Но внимание капитанов уже было отвлечено необычной картиной. Галапагосские дрозды-пересмешники, горлицы, вьюрки, тираны-мухоловки и корольки порхали вокруг любимца Тараскона… Эти птицы Черепашьих островов отличались доверчивостью и нисколько не боялись человека. Дрозд-пересмешник сел на плечо толстяка и преспокойно чистил клювом перышки своего крыла, а маленькая птичка тиран-мухоловка с ярким пунцовым хохолком расположилась на феске знаменитого охотника за фуражками, с любопытством рассматривая Карла Фридриха Иеронима.