В городе

Все, словно по команде, вздрогнули. Разве не содержится в рассуждениях о «старом» прямой намек на них, учителей старшего поколения?! Как он смеет во всеуслышание их поносить!

– И еще он сказал, – взволнованным голосом продолжал Сюань-бо, будто подхлестываемый слушателями, – «разглагольствовать о преобразовании общества – все равно что, лежа в постели, мечтать о поимке тигра. Истинное преобразование общества следует начать с мелочей и осуществлять его постепенно, шаг за шагом. Короче говоря, работу следует начать с городских стен и рвов!»

Слышали? Мы-то и есть старье, и это старье, то есть нас, они собираются выбросить! Нельзя допустить, чтобы они открыли школу, иначе они упрочат свое положение и при первом же удобном случае избавятся от нас.

«Все ясно, он наш заклятый враг!» Эта мысль глубоко запала в сердце каждого. Пошли нескончаемые пересуды, и «Товариществу» сильно досталось за то, что оно так опрометчиво пригласило этого субъекта на собрание.

Иные высказывали свои домыслы в такой форме:

– Вы только подумайте, как называется эта организация: «Товарищество молодежи»! Члены ее, безусловно, преследуют какие-то свои цели.

Учительская братия была вне себя от возмущения, беспокойство все росло, тучи сгущались, словно на грозовом небе. За два дня до митинга, организованного в поддержку кампании за просвещение народа, Ван Сюань-бо дал нахлобучку секретарю отдела просвещения:

– Как ты допустил, чтобы Дин Юй-шэн подписался под воззванием? Теперь он требует слова! Это невероятно!

– Да ведь вы сами говорили, что каждый может поставить свою подпись, а потом выступить. Дин Юй-шэн выразил желание сказать несколько слов. Как я мог ему отказать? – оправдывался секретарь.

– Неужели ничего нельзя было придумать? Да знаешь ли ты, кто он? Представляешь, что такое стадион? Сколько там завтра соберется народу? Митинг в поддержку народного просвещения превратится в трибуну для пропаганды сумасбродных идей этого Дип Юй-шэна!

Секретарь покраснел от стыда.

– Делай, что хочешь, но он не должен выступать!

Такое задание поставило секретаря в тупик. Что он теперь скажет Дин Юй-шэну? И потом, он просто не рискнет пойти к нему.

– Ну хорошо, соедини меня по телефону с Фан Чжи-лао, я потолкую с ним.

Сюань-бо и сам понимал, что Дин Юй-шэну не запретишь выступать, и потому отдал секретарю другое распоряжение. У секретаря словно гора с плеч свалилась, и он быстро направился к телефону. В результате переговоров Фан Чжи-лао согласился обратиться к начальнику полицейского управления с просьбой выслать на стадион усиленный наряд полиции для охраны порядка и того, кто вздумает смущать народ, арестовать по первому же знаку заведующего отделом просвещения.

В день открытия митинга стояла пасмурная погода, дул ветер – чувствовалось приближение осени. На ивах У ворот стадиона почти не осталось зеленых листьев, и Деревья печально шумели на ветру, наводя уныние. Народу собралось немало – отдел просвещения заблаговременно развесил огромные афиши, да и в местной газете было помещено соответствующее объявление. Впечатляющее зрелище являли собой ученики начальной школы, которые колоннами шли по улице с исписанными иероглифами бумажными флажками. Они вошли на стадион, и вслед за ними повалил народ. Но еще большее впечатление, чем ученики, производил сам стадион. Все радовались возможности полазить по турникам, походить по бумам, покачаться на качелях, хлопали в ладоши, шутили, смеялись.

Но вот появились вооруженные полицейские, человек семьдесят. Сообщая им приказ начальства, старший полицейский наставлял: «Будьте начеку. Вас послал сам господин Фан, член провинциального правительства». Блюстители порядка разделились на две группы: одни заняли посты на вахте, другие прохаживались взад и вперед.

Народ все прибывал. Над стадионом стоял сплошной гул голосов. Но вот на помост взошел член комитета и жестом руки возвестил о начале митинга. Под ивами собрались приверженцы Сюань-бо и Чжун-фана; заложив руки за спину, они приподнимались на цыпочки, чтобы лучше видеть трибуну.

– Господа, вы уже здесь?

Появление высокого мужчины в белой одежде привело Сюань-бо и его друзей в замешательство. Но в следующее мгновение Сюань-бо с улыбкой заговорил:

– А, учитель Юй-шэн? Сегодня мы удостоимся чести услышать ваше выступление.

– Я долго жил вдали от родных мест, и мне редко удавалось беседовать с земляками. Сегодня наконец представился случай сказать им несколько слов.

Юй-шэн полез в карман за носовым платком, чтобы пригладить им растрепанные ветром волосы. Однако Чжун-фан, проследив за движением его руки, с опаской отшатнулся.

Сюань-бо же приличия ради сказал:

– Да, сегодня весьма удобный случай.

Стоявшие поодаль не могли слышать Юй-шэна, они лишь следили за его жестикуляцией. Сюань-бо с компанией слушали внимательно, но подойти к помосту не решались.

– О чем он толкует? – спросил Чжун-фан у одного из коллег.

– Может быть, пора обратиться к полиции? – сказал член отдела просвещения, вопросительно взглянув на Сюань-бо.

Тот помедлил, пытаясь разобраться в словах Юй-шэ-на, затем, покачав головой, возразил:

– Не стоит, не стоит. Он говорит что-то о любви к родине.

– Ах, о любви к родине! – Чжун-фан погладил рукой живот, видимо, выражая этим свое удовлетворение.

Снова наступила жара. Во дворе на ясене, словно соревнуясь между собой, стрекотали цикады. Юй-шэн машинально листал страницы регистрационного журнала, где по-прежнему было записано всего восемь имен.

Но он не отчаивался: «Это не поражение. Можно еще многое сделать! Пусть пока восемь. Будем их как следует учить! Вот если ничему не научим, тогда можно будет признать поражение».

В это время школьный служитель пропустил в дверь господина Гао Цзюя.

– Проходил мимо и вот решил заглянуть. Помещение у вас довольно приличное, за сколько, интересно, его арендуете? – На лбу у Гао Цзюя выступили капельки пота.

Юй-шэн помог старику раздеться, усадил его и весело ответил:

– Помещение хорошее. За домом большой сад, где можно устроить спортивную площадку. А плата за аренду всего двадцать юаней.

Гао Цзюй с равнодушным видом произнес несколько ничего не значащих фраз и переменил тему разговора:

– Я пришел кое-что сказать вам, Юй-шэн. Вы, конечно, видели на стадионе полицейских?

– Видел.

– Как вы думаете, для чего их прислали?

– Думаю, для поддержания порядка.

– Не совсем так, не совсем так, – улыбаясь, покачал головой Гао Цзюй и после небольшой паузы добавил: – Эта идея полностью принадлежит военному губернатору. Полицию выслал он. Ему стало известно, что у нас действуют экстремисты, бунтовщики.

– Бунтовщики-экстремисты? – Юй-шэн невольно улыбнулся. – А разве есть здесь такие?

Гао Цзюй было растерялся, но, тотчас же оправившись, ответил:

– Есть или нет, нам неизвестно. Но он сказал – есть, и этого вполне достаточно. Однако дело не в губернаторе. Я бы вам советовал на время уехать отсюда.

– Позвольте, почему? – спросил Юй-шэн, полагая, что неправильно понял Гао Цзюя, и пристально на него посмотрел.

– Потому что, по некоторым сведениям, в кармане у военного губернатора лежит список бунтовщиков, и среди них значитесь вы.

Гао Цзюй близоруко прищурился и стал внимательно следить за учителем.

Юй-шэн расхохотался:

– Я значусь среди экстремистов? Да я даже не знаю, кто они такие! Как же это могло случиться?

– Вы легкомысленны, – возразил Гао Цзюй. – Знаете вы или не знаете, но имя ваше он записал. Вам известно, что за его спиной стоят милитаристы? В наше время милитарист – сила. А больше всего они ненавидят бунтовщиков. Уезжайте, не то хлебнете горя. Мы с вами давние друзья – ведь вы мой ученик. Я счел своим долгом предупредить вас.

Словно огромная тяжесть свалилась с плеч Гао Цзюя; слова, тщательно подобранные его друзьями, были выучены наизусть.