В городе

– А, старина Цзюй! Что-то ты запаздываешь! Садись, здесь свободно. – И движением головы инспектор указал на место рядом с собой.

– Как хорошо, господин Лу. А я вот по пути замешкался и опоздал немного.

Учитель разделся, повесил куртку и халат на вешалку, потом снял и положил на спинку плетеного стула рубаху, обнажив смуглую худую спину; два провала за ключицами и ребра на груди выделялись довольно отчетливо. Рядом с белым, упитанным Лу Чжун-фаном господин Гао казался особенно худым и жалким.

– Как вы думаете, кого я только что встретил? Этого… Дин Юй-шэна! Приехал, – проговорил учитель, усаживаясь.

Официант принес полотенце, смоченное в горячей воде. Гао Цзюй трижды обтер им спину и грудь, затем, приглаживая усики, продолжал:

– Говорит, что вместе с друзьями намерен открыть здесь школу.

Чжун-фан раздул огонек, ожидая, когда разгорится кальян, и ответил:

– Слыхал, слыхал. Они, кажется, уже арендовали помещение в Синьцзяхуне.

Он затянулся – кальян булькнул, – и из ноздрей поползли сизые струйки дыма.

– Наша школа не может даже выплатить жалованье учителям. А они собираются учредить новую. Дин Юй-шэн сказал, что пожертвования уже собраны. Вот так дела! А ведь совсем недавно был еще ребенком.

– Ха-ха, ребенком! – Чжун-фан ехидно засмеялся.

– Одно непонятно: Дин Юй-шэн сказал, что текущие расходы они будут покрывать за счет платы за обучение. Жалованье будто бы им нужно небольшое, а некоторые и вовсе от него отказываются. Ради чего же они взялись за это дело?

– Ха-ха, старина Цзюй, до чего же ты наивен! Станут они бесплатно учить чужих детей, как же! Да где это видано в наше время! Ясно, что-то здесь не то.

Высказавшись, Чжун-фан с самодовольным видом снова затянулся. Гао Цзюю стало неловко, он взял стакан, отхлебнул чаю, как бы оправдываясь, проговорил:

– Да, я понимаю, видимо, здесь что-то кроется, но что именно?

– А не то ли, что… – начал Чжун-фан и, перегнувшись через стол, зашептал Гао Цзюю на ухо. Затем уселся на свое место и продолжал уже вслух: – Наверняка кто-то снабжает их деньгами. А что им жалованье не нужно – это лишь громкие слова! Надеются рвением и любовью к образованию завербовать побольше сторонников. Иначе разве не сказал бы тебе Юй-шэн, где они собрали пожертвования для школы?

Гао Цзюй выслушал с каким-то непонятным страхом и, часто моргая глазами, промямлил:

– Да, да. По всей вероятности, так и есть.

– Не по всей вероятности, а точно.

– О чем это вы спорите? – спросил заведующий отделом просвещения Ван Сюань-бо, который поначалу занял было место в стороне, у окна, но, заинтересовавшись разговором Гао и Лу, взял свободный стул и подсел к приятелям.

Те сообщили, о чем шла речь, и заведующий отделом, кивая головой, заметил:

– Старина Чжун прав. Такие люди только и норовят посеять смуту и, если затеют что-нибудь, ни перед чем не остановятся. В любую лазейку пролезут. Средняя школа «Хунъи» и есть та основа, на которой они хотят укрепиться.

– Они действуют как воры. Но мы их схватим, пусть только сунутся.

Сказав это, Гао Цзюй рассмеялся, обнажив желтые зубы. Однако Сюань-бо серьезно продолжал:

– Мы вовсе не хотим возводить на людей напраслину. Но они собираются вводить всякие новшества, а это влечет за собой смуту. Сам я никогда не был близок с такими людьми, но у моего младшего сына есть товарищи вроде этих. На днях они рассказали ему о школе, которую хочет открыть Дин Юй-шэн. Первая нелепость, которую он собирается ввести, – это совместное обучение мальчиков и девочек. Подумать только! Средняя школа, а девочки и мальчики вместе! Вторая нелепость…

– Свободная любовь, не так ли? – не без любопытства выпалил Чжун-фан, расплывшись в улыбке.

– Нет, другое. Они утверждают, что учителя и ученики должны вместе активно участвовать в общественной жизни, интересоваться всем, что происходит за стенами школы. Уму непостижимо! Дело учителя – обучать учеников, а дело учеников – учиться. При чем здесь общество, общественная деятельность, да еще активная? Ведь это же самая настоящая смута, нарушение существующего порядка!

Кипя возмущением, Сюань-бо даже расстегнул жилетку из тонкой шелковой материи, обнажив грудь.

Гао Цзюй в смятении с грустью произнес:

– И когда только вое успокоится в этом мире и люди угомонятся! Взять хоть этого Юй-шэна: когда-то был у меня примерным учеником. Кто бы подумал, что через десять лет станет воду мутить!

– Не надо расстраиваться! – сказал Сюань-бо, которого раздражал унылый голос Цзюя. – Не так-то легко придется этим молокососам. Пусть только попробуют нарушить порядок! Мы окажемся недостойными наших предков, наших древних мудрецов, нашей родной земли, если не станем бороться и позволим детям посещать их школу. На нас лежит огромная ответственность. Ты, старина Чжун, у нас уездный инспектор, тебе подчиняются учебные заведения. Найди какую-нибудь зацепку, придерись к чему-нибудь, и мы без всяких церемоний закроем их школу.

Чжун-фан положил кальян на стол, отпил из стакана немного чаю и ответил:

– Это конечно. Только куда более радикальное средство – «выгрести из-под котла угли, пока еще он не нагрелся».

И Чжун-фан сделал руками жест, словно выгребал угли.

– Как это понять?

– Очень просто. Не дадим им возможности набрать учеников – и все. На днях я слышал от учителей начальной школы, что ученики обращаются к ним за советом, куда дальше идти учиться. Учителя рекомендуют им казенную школу или педагогическое училище, как наиболее подходящее, а школу «Хунъи», открывающуюся в этом семестре, характеризуют как не очень солидное учебное заведение с приезжими преподавателями, молодыми и, пожалуй, не очень надежными. Я, кстати, высказал предположение, что эти молодые люди, видимо, преследуют какие-то корыстные цели. Таким образом, никто не станет им доверять, и к моменту открытия многие парты в новой школе будут пустовать – тем дело и кончится.

Сюань-бо выслушал Чжун-фана и почувствовал некоторое облегчение, у Гао Цзюя тоже отлегло от сердца.

– Если все пойдет так, как ты говоришь, то это просто будет божественной помощью предков, счастьем, ниспосланным Небом. Но, чтобы не вызвать подозрений, следует рассказывать также и о достоинствах новой школы, – добавил Сюань-бо, все еще ощущая в душе беспокойство.

– Ну, разумеется, – закивали головой тощий Гао Цзюй и толстяк Чжун-фан.

Объявления о приеме в школу «Хунъи» были расклеены на всех перекрестках, помещены в нескольких местных газетах и даже напечатаны на одной из полос какой-то видной шанхайской газеты. Однако никто не задерживал внимания на мелких иероглифах; люди отскакивали от объявлений, словно новая школа была проклята дьяволом. Со всех сторон слышалось:

– Ах, эта школа «Хунъи»! У ее руководителей левые замашки. Лучше не иметь с ними дела, держаться подальше!

Люди пограмотнее, разбирающиеся в законах, говорили так:

– Пусть закроются школы хоть во всей Поднебесной, пусть наши дети не знают ни единого иероглифа, все равно мы не рискнем отдать их в эту школу. Какие родители захотят, чтобы их дети стали преступниками?!

Открытие школы само по себе не такое уж важное событие, но на сей раз оно взволновало всех горожан, особенно после того, как Дин Юй-шэн выступил в «Товариществе молодежи». Его речь вызвала сильное беспокойство среди слушателей. Присутствовали на собрании, конечно, только члены «Товарищества». Педагоги старшего поколения находили мало удовольствия в скучных речах. И все же, не в силах отделаться от беспокойства, они жаждали узнать, о чем говорилось на собрании, и иослали туда сына Ван Сюань-бо. Потом отец подробно расспросил его обо всем и передал услышанное коллегам, начав примерно так:

– Знаете ли вы, о чем говорил этот Дин Юй-шэн? Несколько человек сразу же откликнулись:

– О свободной любви? Или свержении капитализма? Скорее всего, делился своим опытом смутьяна.

– Нет. Темой его выступления было «преобразование общества» – обычные слова, которыми щеголяют все: и лекторы, и газетные писаки. Но за словами этими кроется нечто очень опасное. Вспомните хотя бы пример из далекого прошлого, как Сян Чжуан, исполняя танец с мечом, намеревался убить Пэй Гуна.[1] Вот что проповедовал Дин Юй-шэн: «В любом организме имеются элементы старого, от которых следует его очистить. Если в кровеносных сосудах много дурной крови, от нее нужно избавиться. Нынешнее общество похоже на старый организм, поэтому мы должны его обновить. Пусть по артериям общества течет свежая кровь».

1

Пэй Гун, или Лю Бан – основатель династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), известный в истории под именем Гао-цзу, данным ему после смерти. Здесь имеется в виду эпизод из длительной борьбы Пэй Гуна с Сян Юйем – полководцем княжества Чу. Соперники встретились в Хунмэне, где сторонники Сян Юйя сделали попытку убить Пэй Гуна. Сян Чжуан – один из приближенных Сян Юйя.