Страница 25 из 190
Я хорошо помню свое первоначальное удивление, когда на лекции по теории информации нам написали формулу Шеннона переделанную в «энтропийный вариант», т. е. с постоянной Больцмана. Получалось, что тепловые и вычислительные машины имеют что-то общее, что поначалу было трудно «переварить». К сожалению, школьное образование как раз и порождает определенный хаос в умах. Ученики бегают из кабинета в кабинет, изучая, казалось бы, совершенно несвязанные отрасли знания, далеко не всегда представляя, зачем им всё это нужно. И если после школы они не продолжают учиться, то буквально через несколько лет в их мозгах остается только изученное в начальных классах — навыки чтения, письма, счета и основ естествознания. Т. е. КПД школьного образования невысок. В вузе, во всяком случае в техническом, положение несколько выравнивается, повышение общих знаний ведет к их систематизации, но и здесь оно остается в лучшем случае удовлетворительным. Связь информационной теории и термодинамики показалась мне настолько странной, что я начал всерьез интересоваться этим вопросом, быстро прогрызая горы литературы по энтропии и выходя через нее практически на все отрасли современного знания.
Термодинамика сразу поразила меня своей всеобъемлющей глобальностью и универсальностью. Эйнштейн совершенно справедливо подчеркивал что: «Теория оказывается тем более впечатляющей, чем проще ее предпосылки, чем значительнее разнообразие охватываемых ею явлений Это единственная общая физическая теория и я убежден, что в рамках применимости своих основных положений она никогда не будут опровергнута».[76] Но это сейчас, когда вопрос может считаться достаточно разработанным. А тогда, в конце 40-ых годов, положение не было столь прозрачным. Берталанфи делится своими воспоминаниями на это счет: «40 лет назад, когда я начал карьеру ученого, биология была вовлечена в спор между механицизмом и витализмом. Механистическая точка зрения, по существу, заключалась в сведении живых организмов к частям и частичным процессам, организм рассматривался как агрегат клеток, клетки — как агрегат коллоидов и органических молекул, поведение — как сумма безусловных и условных рефлексов и т. д. Проблемы организации этих частей для сохранения жизнеспособности организма, проблемы регулирования после нарушений и тому подобные в то время либо полностью обходились, либо в соответствии с виталистической концепцией, объяснялись только действием таких факторов, как душа или аналогичные ей маленькие домовые, обитающие в клетке или организме, что, очевидно, было не чем иным, как провозглашением банкротства науки. В этих условиях я был вынужден стать защитником так называемой организмической точки зрения. Суть этой концепции можно выразить в одном предложении следующим образом: организмы суть организованные явления, и мы, биологи, должны проанализировать их в этом аспекте. Я пытался применить эту организмическую программу в различных исследованиях по метаболизму, росту и биофизике организма. Одним из результатов, полученных мною, оказалась так называемая теория открытых систем и состояний подвижного равновесия, которая, по существу, является расширением обычной физической химии, кинетики и термодинамики. Оказалось, однако, что я не смог остановиться на однажды избранном пути и был вынужден прийти к еще большей генерализации, которую я назвал общей теорией систем. Эта идея относится к весьма давнему времени — я выдвинул ее впервые в 1937 году на семинаре по философии, проходившем под руководством Чарлза Морриса в Чикагском университете. Но в то время теоретическое знание, как таковое, пользовалось плохой репутацией в биологии, и я опасался того, что математик Гаусс однажды называл «крикливостью, или Boeotians». Поэтому я спрятал свои наброски в ящик стола, и только после войны впервые появились мои публикации по этой теме».[77] И это было своевременно, как раз после войны начался бум кибернетики.
Итак, протестантизм выдвинув идею возврата к «чистому христианству» по сути выбросил Христа из своего мировоззрения, заменив его абстрактным «богом», отождествленным с Богом ветхозаветным, насколько это вообще было возможно. Тогда же пошла мода на ветхозаветные имена. По этой же причине в протестантских странах, как правило, подчеркнуто лояльно относились к евреям. По этой же причине протестанты внесли значительно более мощный вклад в науку, нежели католики. Отто Вейнингер возмущался что «с Англии к нам пришла философия без души», хотя правильнее было бы сказать «философия без Бога». Странно, что он, принявший именно протестантизм, причем ни где-нибудь, а в одной из ведущих католических империй — Австро-Венгрии — не понял данной нестыковки. Он и Гегеля — главного немецкого протестанта, ненавидел, наверное, тоже потому, что в его философии не было «души», т. е. «бога».
Протестанты идут дальше. В 1776 году они провозглашают независимость североамериканских колоний, создавая самую прогрессивную и эффективную модель управления на тот момент, но по христианским привычкам видя в своем государстве некое идеализированное воплощение «Сиона» в его духовной ипостаси, и «Рима», с его культом законности и правопорядка. Никаким небесным богам там места нет, посему на высший пост избирается президент, а каждые четыре года проводятся перевыборы. Вашингтону предлагают занять этот пост пожизненно, но он, как честный человек и истинный протестант, совсем не претендующий на роль “помазанника” спокойно сдает свои полномочия через два срока и удаляется в свое имение, где на него работают тридцать негров.
Наука никогда не отделялась у белых от практической жизни, хотя сейчас практическая жизнь часто игнорирует научные истины, но на это есть свои причины. Мы специально подчеркивали, что статистические методы в физике начали разрабатываться когда были сделаны первые шаги в изучении психологии толп. Еще менее удивительно, что появление подобных знаний неизбежно влекло появление людей решивших применить их на практике, что в их случае опять таки означает управление энтропией. Так мир входил в эпоху модерна, в эпоху, когда было «изобретено всё», в эпоху, когда должен был начаться тот самый библейский «сбор камней». В моду входили спорт, чтение, наркотики, мистицизм и оккультизм. Хорошо это или плохо? Плохо. При всей внешней привлекательности гребли на лодках, тенниса, нюханья кокаина в шикарном салоне с огромными хрустальными люстрами и стенами отделанными красным бархатом и обставленными зеркалами в позолоченных рамах, все эти забавы говорили о недостатке силы у входящего в свои права третьего поколения. Удивительно, но в моду входило выглядеть больным. В моду входили самоубийства. Женщины одевали сиреневые и розовые «прикиды», пили уксус, чтоб выглядеть бледными и обреченными. В поэзии и живописи — яркие краски, за которыми скрывается тоскливая романтика и осознание собственного бессилия. Знаете, как в ранние-ранние сумерки все начинает выглядеть более контрастным. А потом наступает ночь. Во всем что делалось, чувствовалось изначальная обреченность. Самые выдающиеся умы, такие как Ницше, Достоевский, Марр, Хьюстон Чемберлен, Вейнингер, Зомбарт, Шпенглер рисовали мрачные картины надвигающегося века, сбывшиеся с достаточно большой точностью. Рецептов противодействия они не давали. Они их просто не знали! И хотя прогресс движимый интеллектуалами уже не сдерживался религиозными догмами и еще не сдерживался рамками политкорректности и политическими табу, все же, как констатировал Ле Бон, мертвые оставались хозяевами живых и все что впиталось в умы предыдущих поколений не могло быть выброшено одним махом. Здесь требовалась большая сила, хотя на уровне отдельных индивидов такие прецеденты наверняка имели место. До сих пор всё что делалось в физике могло быть проверено непосредственными наблюдениями и определялось однозначно, сейчас же наука сталкивалась с темной стороной мироздания, с процессами которые могли произойти, а могли и не произойти, всё зависело от степени вероятности. А ведь эпоха квантовой физики еще не наступила! Как раз в это время открывают рентгеновские лучи, невидимые, но всепроникающие. Люди в шоке. Упорно циркулируют слухи о неких тайных местах где «просвечивают души». Появляется информация о наличии устройств способных читать мысли и управлять ими. У сильных мира сего — свои проблемы. Цари и короли, кайзеры и принцы тоже впервые по-настоящему испугалась. Испугались вождей высокоорганизованных («низкоэнтропийных») пролетарских толп, уже довольно четко сгруппированных революционными партиями в организованные структуры. Оставалось ждать появления людей решивших применить схемы управления энтропией на практике. И такие люди появились, причем в короткий срок! В 1870 году родился идеолог и практик мирового коммунизма Ульянов. В 1879-ом идеолог перманентной революции Троцкий и создатель советской империи Сталин. В 1882-ом идеолог глобализма и американской гегемонии во всем мире Франклин Рузвельт, в 1883-ем идеолог фашизма Муссолини, в 1889-ом — создатель немецкого национал-социалистического государства Адольф Гитлер. Может кто-то решит, что это просто случайность. Но проанализировав даты их смерти приходишь к другим выводам. Да, Ульянов-Ленин-Бланк, умерший в 1924-ом году несколько выбивается из общего ряда. Но вот даты смерти Троцкого (убит в 1940-ом), Рузвельта (умер в 1945-ом), Муссолини (убит в 1945-ом), Гитлера (самоликвидировался в 1945-ом), Сталина (умер, а скорее всего был ликвидирован в 1953-ем) говорит совсем о другом. Эти люди реализовывали или пытались реализовать проекты создания государств «отрегулированных» по тому или иному признаку. Отрегулированных с максимально возможной степенью. То, что они воевали между собой — совершенно закономерно и вытекает из простых статистических соотношений и закономерностей, из системы организации их государств.
76
А. Эйнштейн «Творческая Биография». 1956. Оригинальное издание A.Einstein «Autobiographisches». The library of living philosophers. Illinoys, USA, 1949.
77
Bertalanffy L. von. Problems of life, N. Y., I960.