Страница 54 из 99
Устройство «человека разумного», особенно его мужских особей, таково, что более всего его радует блеск личного авто, вид поверженного соперника и блеск оружия. Ничто другое, так старательно культивируемое цивилизацией, не представляет для него такой ценности. Особенно в дни хаоса и вседозволенности.
Когда на «барже» спустя ещё четыре часа угнездились одиннадцать «цинков» с «пятёркой», два полусгнивших ящика с Ф-1, нашему счастью не было конца. Надо видеть, как распрямлялись плечи, проникались уверенностью в непобедимости лица… Уж теперь-то мы — о-го-го!
Мне кажется, что забей даже одиночке склад оружием и боеприпасами, он не побоится сдуру объявить войну всем китайцам и ещё половине Африки. И главный вопросом, который будет его заботить при этом, — где ж он всё это поверженное множество хоронить-то будет?!
Потому на остальное добываемое имущество смотрели уже без горящих глаз и весьма снисходительно. Всю прелесть этих вещей, чаще находящихся в ходу и дарящих больше пользы, они осознают позже.
В то время, пока патроны пылятся на складе, всетопливные аляповатые солдатские «примусы» и «лампы», с фитилём из тканевого ремня, служат и для освещения, и для обогрева, и для приготовления пищи. «Берцы» и простые ботинки когда-то изнашиваются, а из пустых гильз подошвы к ним не сделаешь.
Пусть не вся поднятая нами обувь годится в носку, но несколько пар всегда сохранятся, а оторванные неповреждённые новые подошвы мы всегда приладим к старой основе. Запас же брезента для пошива обуви у меня имеется.
Нательное бельё и полотенца становятся таким же дефицитом, а с голой жопой на морозе не шибко-то постреляешь себе в удовольствие. Однако массы понимают это лишь тогда, когда «клюнет». Поэтому приказываю брать все нужное мне, не вдаваясь в объяснения.
Только вид сорока двух небольших раскисших ящиков с тушенкой и кашей, долго перебираемых Сабиром в илу на дне и перекладываемых в мешки, вызвал у народа повышенный интерес. Ну, здесь и я с ними целиком единодушен.
Одиннадцать парашютных ранцев с надлежаще уложенным содержимым были восприняты мною, и только, с воодушевлением и ликованием. Единственным естественным врагом сей добротной ткани является огонь. Лежание же в илу и воде не слишком отражается на её свойствах несколько лет кряду.
И лишь возникшая из серо-сизой мути пара «Печенегов» поначалу почти заставила народ пасть ниц… Однако, присмотревшись, все увидели, что металл их активно коррозирует. И что над ними ещё придётся здорово повозиться. Дай Бог, чтобы из двух удалось собрать полноценного одного. Взяли на всякий случай. Правда, патронов к ним нашлось только не более трёхсот штук. Россыпью. Над приведением их в порядок тоже придётся попотеть. Может, в другой раз, когда придём, сможем порыться в илу, подобно ленточным червям, куда тщательнее? Если сможем ещё сюда потом добраться, — без воды, по слою ила и грязи почти в метр толщиной…
В силу всех этих обстоятельств появление на божий свет РГ-6 со ржавыми стволами, забитыми к тому же наглухо глиноземом и всяческим мусором, встретили уже более сдержанно.
Сделанные из менее качественного металла, этот плагиат на американские либо бундесверовские «погремушки» не выдержал испытания солью, водой и временем. Потому и полетел за борт без сожаления.
Тоскующие глаза Чекуна призывно «улетали» к торчащим неподалёку ангарам бронетехники, однако я не собирался и пытаться, подобно муравьям, вытягивать танки и БТРы на верёвочках. Подобное чудище не вывезет себя и само, будучи плотно «засосанным» в густую и вязкую субстанцию. Да и нет у меня на эти дела ни топлива, ни ремонтной базы. Ни времени. Эти танки мне не нужны и уже не опасны.
— Товарищ Босс, ну они же даже плавают… — попытался «подлещить» Чекун.
— Дерьмо тоже, Василий, плавает. Вот как они всплывут — и мы тут, как тут… Возьмём за ствол — и в народное хозяйство. Нежно так, бережно поведём по волнам. А пока… Пока не обессудь, старик… На хрен!
Василий скис. Перспективность «чудесного всплытия» самих по себе многотонных машин удручала даже его, свято верящего в почти всемогущество военной техники.
Поскольку провозились мы допоздна, решили заночевать на плавсредствах здесь же. На этот случай ждущие у машин были предупреждены. Охотничьи рации на таком расстоянии не брали.
Едва рассвело, мы тяжело двинулись к нашей следующей точке, решив по пути сбросить на транспорт наши трофеи. От нечего делать половина ждущего у машин охранения с ходу занялась первичной чисткой и приведением в порядок добытого. Немного посовещавшись, на сегодня решили ограничиться набегом на продовольственную базу и супермаркет. Поскольку были уверены, что не так уж и много там могло уцелеть. Скорее, почти всё могло быть унесено наступающей водою.
Как же мы ошибались…
Да, испорченного и разбитого, проржавевшего и раздавленного, раскисшего и безнадёжно утраченного там хватало. Всё это создавало в стоящей выше груди воде парящее облако бумажно — полиэтиленовой взвеси. И повсюду обнаруживались следы поспешного бегства немногочисленных людей, — сторожей, грузчиков, водителей. Брошенные «кары», опрокинутые столы и стулья конторок, перевёрнутые факсы и мёртвые компьютеры.
Многие углы помещений, в местах расположения распределительных щитов, носили следы короткого замыкания и начавшихся было мини-пожаров, быстро потушенных прибывающей водой. Слава Господу, здесь не было трупов. На ночь помещение покидало большинство работников. Очевидно, в разгар рабочего дня их утонуло бы очень большое количество.
Здесь повсюду царило лишь запустение и разорение. Но в некоторых углах очень неплохо сохранилось достаточно много неповреждённого.
Будучи закрытыми помещениями, склады в разных местах ещё были полны ледяной шуги. Местами путь преграждали завалы из крупногабаритных предметов, — гладильных досок, холодильников, ранее стоявших в коробках компьютерной и бытовой техники.
Пропавшего, сгнившего и попросту угробленного водой, грязью, снегом и морозами было на многие, многие миллионы. Десятки и сотни миллионов. Было грустно бродить по верхним этажам, свободным от воды, и созерцать олицетворение технологического упадка…
Тут и там попадались тушки полусгнивших рыбешек, не сумевших вырваться с отходом воды через узкие пробоины окон, а в одном из залов мы обнаружили зажатого техникой метрового катрана. Видимо, акула охотилась в этих дебрях за стайками рыб. Всё найденное было нам ни к чему. Это ни оживить, ни приспособить. Слишком уж чувствительные и нежные устройства. Слишком тонкий и слабый металл.
Но мы продолжали свои поиски, перепрыгивая через горы электронных обломков и бредя по пояс в воде в нижних залах. Как казалось, здесь уже кто-то побывал. И нам ничего постарались не оставить. Во всяком случае, складывалось впечатление, что склады обнесли начисто и со знанием дела.
Может, так оно и было в первые дни после катаклизма. И то, что оказалось в пределах досягаемости, некоторое время ещё кормило даже тех, кто не так давно стрелял в нас.
Как бы там ни было, на одном из верхних этажей, пройдя отчего-то пустой торговый зал, заполненный только опрокинутыми заиленными стеллажами и холодильными витринами, который я уже собирался дать команду покинуть, Шур наткнулся на небольшие, непримечательные запертые воротца. Не бросающиеся сразу в глаза, и заваленные сплывшимся в эту сторону зала строительным хламом, — пластиком, мешками и реечной щепой. Рядом с воротцами находился почему-то грузовой лифт. Именно это и привлекло Шура.
Что-то прикинув, Шур свистнул остальных. Быстренько раскидав мусор, отстрелив один и второй замок, хлопцы навалились на створки…и были буквально засыпаны алюминиевыми банками, пластиковыми мешками и прочим добром.
— Твою меть… Вот это мы удачно зашли… — потрясённый Шур, любитель «Пепси», потирал набитую банками голову и взирал на россыпи перемешанных с полиэтиленовой обтяжкой банок. «Пепси», «Севен Ап»… Горы! Слегка покрытая вездесущим илом, сквозь который всё ещё проглядывали радостные краски.