Страница 51 из 99
Наши женщины, штопая нашу выстиранную, уже всё чаще простреленную одежду, днём бодрятся и иногда поют нам милые песни прошлого. А ночью тихо плачут от страха грядущего в и без того сырую подушку.
Похоронив своих, мы некоторое время пребывали, словно в ступоре. Звуки заступа и лома о мёрзлую почву не навевают оптимистичных настроений. И именно поэтому сегодня я решил слегка «взбодрить» приунывший народ. Через силу, но нам нужно отдыхать морально. Сбрасывать груз накопившихся эмоций и негатива.
Иначе дело дрянь. Не вывезем. Сбрендим, взвоем, повесимся…
На этот вечер мною втихую запланированы баня, шашлык и пара, другая бутылок столь тщательно сберегаемой мною водки. А женщинам я выставлю золотистого вина. Ради такого случая я даже внепланово погоняю пару-тройку часов генератор и напомню уставшим и выдохшимся людям о том, что есть у нас и другая музыка, кроме визга пуль.
Напиться в хлам не получится, но стресс снять отчасти можно. Тем более, что с некоторых пор неким лицам пора б и объясниться в чувствах, если это ещё можно так назвать в свете нынешних реалий. А под «шафе» это куда как проще сделать. Так что пусть хоть что-нибудь слегка оживит напряжённую обстановку.
Решено, — «сегодня в нашем мрачном клубе будут танцы». Пойду, объявлю «выход»…
XXII
… Вот уж не думал, что наши наивные «гулянья», «дискотека» на утоптанном снегу и горстка мяса, смоченная кое-как спиртным, способны так разогнать кровь и согреть душу.
Как оказалось, мои предположения и подозрения оправдали себя почти полностью. Народ позабыл о многом, едва «приняв на грудь». Так что на конец апреля-мая, в зависимости от состояния дел и погоды, в тот вечер было назначено три «бракосочетания». Конечно, сказано громко, но, как говорится, «жизнью смерть поправ»? То-то и оно…
Само собой, — Сабир и Верка, а вот Ольга меня удивила. Кто бы знал, что наша тихоня и скромница так неравнодушна к Иену?!
Да и подраненная девица «лесников» подзапала, как видимо, на очухавшегося на Базе и ходко шедшего на поправку Бузину. Тоже мне, — пара лежащих по полатям инвалидов, а туда же! То и дело ползают друг к другу «поболтать», а на самом деле потискать друг друга по мере прибывающих сил.
А может, уболтать ещё и сына, да и оженить его на маленькой заразе Славика?! Чтоб рыжая тёща одновременно радовалась и мучилась? Тогда вечеринку закатим на четыре пары… Ладно, никаких пока ещё «свадеб», — пусть все сперва залижут раны. «Огород» свой пусть сперва отсеют.
Мои припасённые семена уже тайком достали из коробки и засунули в набранную и отогретую в жилье землю. Прямо нетерпячка напала на народ. Жажда деятельности и свежих овощей привела к тому, что мне пришлось чуть не палкой убеждать и отговаривать некоторых не бросать семена пригоршнями прямо в снег. И удалось отстоять запас столь дефицитных ныне удобрений от неумелого закапывания целыми вёдрами в землю.
Теперь подвал был похож скорее на оранжерею, чем на бункер, — все проходящие каждый час суют нос в поливаемые всеми ящики, коими заставлено всё и вся, и с нетерпением ждут всходов. Отряд Мичурина, нечего сказать! Стахановцы мотыги. Сырость и грязь от их «стараний» стоят невыносимая. Но я пока терплю…
Все эти «постпраздничные» дни отряд из семи человек, включая Носа и Переверзю, увлечённо выжигал из земли мороз, разведя сдуру по отмеренному периметру пал до небес. А затем, словно саранча, накинулся на работу. За пару дней ими был вырыт и обит выловленными ранее из затонов досками квадрат под устройство заглублённых теплиц.
Набив за доски для тепла всякого хлама, народ сколотил кое-какую обрешётку, и приготовился к рысканью по долине в поисках автомобильных или витринных стёкол. Но ввиду пока ещё перемёрзших городских затопленных районов пришлось сие полезное занятие отложить. Хотя Хохол во всеуслышание грозился раздеться и нырять в полынью. Как за шлемом Македонского.
И лишь известие о том, что лёд местами достигает толщины порядка восьмидесяти сантиметров, а вода около нуля по Цельсию, охладило его пыл.
— Нет, ну надо же, — ворчал он озадаченно. — Пяточкой-то не пробьёшь…
Особо рвались к «хозяйству» Карпенко, Переверзя, Хохол и, — что меня просто как громом поразило, — Иен. Складывалось впечатление, что за первый свежий кабачок или пучок задрипанной петрушки эта братия вырежет половину Азии.
Интересно, сможем ли мы раздобыть хоть какой домашней живности? Заламывающий трагически руки Карпенко чуть не каждый день полоскал мозги Чекуну, некогда имевшему несчастье (или глупость) вместе с Бузиной наобещать ему под вино поставить на наш двор пару коров.
Но поскольку возлежащий на матраце в нашем «госпитале» Бузина счастливо избегал нытья хозяйственного сверх всякой меры Карпенко благодаря женщинам, гнавшим вечно перепачканного землёю бойца из подвала взашей, то все муки отбрехивания доставались пройдохе и шутнику Чекуну.
Как только последний видел Карпенко или слышал его звонкий голос, великаном овладевало жгучее желание забраться куда-нибудь в махонькую щелку до утра. Карпенко умудрился достать лейтенанта до такой степени, что однажды я застал в их исполнении такую картину: стоя на коленях, Чекун, приставив вытянутые указательные пальцы к вискам, давал присягу раздражённому и красному Карпенко привести ему «вот ну точно такую же корову, гляди!».
— А заодно и козла бородатого! — трубно взревев, Чекун заставил Карпенко аж попятиться.
При этом лейтенант бодливо качал головой и старательно мычал, «наступая» на коротышку. Мужики, наблюдавшие за этой пантомимой во время перекура, уже не могли хохотать, а лишь тоненько подвывали, приседая и корчась у забора.
Завидев меня, Карпенко, позабыв об «атакующем быке», вытянулся во фрунт. Увлёкшийся Чекун ткнулся головой в его колени, ещё немного попаясничал, а затем так и замер с прижатыми к ушам пальцами.
— Товарищ Босс, вот провожу для крайних диких народов крайнего Севера урок биологии! Тема: «Российские козлы и коровы, их виды и методы обнаружения»! — вскакивая с коленок и отряхиваясь, «доложился» ранее столь прилежно и дурашливо мычавший детина.
— Вольно, выкрутился, — мне и самому удалось слегка поржать. — Выписываю вам в качестве премии два мешка пшеницы, которую вы должны вместе с вашим пастухом просеять и перебрать к севу. Как просили. Получите, распишитесь и исполняйте.
Ни хрена мы в этом году не посеем и не соберём, ребята…
Мне искренне жаль вас обманывать. И чертовски жаль вашего, уже впустую положенного труда. Пока окончательно не вернутся на круги своя погодные условия, нам не вытянуть за уши из земли даже занюханного зелёного хвостика…
Кроме усиленно отапливаемых теплиц, в которых, может быть, и вырастет получахлая зелень, ничто другое не даст в этом году урожай с открытого грунта. Просто не успеет.
Весна поздняя, «лето» будет коротким и холодным. Дождливым и ветреным. Мы попросту погубим напрасно семена.
Поэтому будем ещё долго, долго питаться тем, что есть. Экономя и растягивая, в надежде на те дни, когда в мир вернётся «мать Изобилие». И терпеливо ждать, когда планета оклемается, наконец, от поднятых столкновением тайфунов, смерчей, непрерывных движений чокнувшихся атмосферных масс и фронтов.
Запасённые мною семена хранятся в основной своей массе под углекислотой, в герметично запаянных контейнерах. Поэтому свободно протерпят ещё несколько десятков лет.
А пшеница и без углекислого газа сохраняет всхожесть по 15–20 лет.
Однако народу нужно же чем-то заниматься, потому и приходится мне уподобиться злой мачехе из «Золушки». Пусть уж перебирают, пересеивают и перетаскивают. Хотя… — а вдруг и высеем немного? Чем чёрт, как говорится?!
…Зыркнув на ни живого, ни мёртвого с перепугу Карпенко, Чекун вырвал у того лопату и, несильно треснув черенком друга по лбу, буркнул:
— Пойдём уже, Макар хренов! Надевай своё седло, Пастух небесный…
И они, ворча и беззлобно переругиваясь, утопали по направлению к дому, в который мы накануне подняли кое-какой выделенный мною для «развлечения» масс посевной материал и инструменты.