Страница 25 из 99
Отныне я знал, кто и с какими задатками мне может быть нужен, как что создать или разрушить, а так же то, как сделать так, чтобы при этом самому не стать частью материи, используемой для достижения некоторых моих целей. И если я со своей командой не способен построить АЭС, запустить в космос корабль или отремонтировать мир, то это может значить только то, что у нас нет на это ни достаточных мощностей, ни государственных материальных ресурсов.
Скоро настанет момент, когда мы перестанем на время держать уши торчком день и ночь, и приоткроем на короткое время для некоторых ворота. А пока же, затыкая рот совести и человечности, я отправляю восвояси или отстреливаю голову любому агрессивно настроенному, набредшим на мой форпост, — одиночке или группе. Понятливые уходят дальше своими ногами. Упёртые закладываются на компост. У меня и так достаточно своих людей и проблем. Хватает тех, кого я должен кормить, беречь и о ком заботиться.
Принимай я всех, и через пару недель мы и сами пойдём по миру.
Вспоминаю гориллообразного угрюмого гиганта, занимавшего высокий пост где-то в порту. Его следовало гнать в шею, а он ругался, не переставая, пока Шур не истратил патрон, прострелив его башку и оставив в ней круглую, аккуратную дырку. А мужик в лохмотьях, которые некогда были хорошим костюмом? Он, напротив, — был вежлив и спокоен. Он оказался работником какой-то там «администрации». Он вылез из своей машины и наставил на торчащего над забором Хохла пистолет, спрятанный им ранее в рукаве.
— Поднимите руки.
— Вы хорошо подумали над тем, что делаете, уважаемый? — Хохол любил на досуге пофилософствовать.
— Да. Вы меня впустите.
— Хорошо. — Хохол поднял руки. И выстрел оставил господина среди истоптанной грязи за воротами. Потому что Юрий, сидящий невидимым на другом краю забора, плавно нажал на взведённый курок. Согласно ранее полученным инструкциям.
Большинство пришельцев достойны лишь того, чтобы их отсылали обратно. Но они будто прослышали о том, что здесь можно найти пристанище. Все беглецы выглядят одинаково: промокшие до нитки и чуть не умирающие с голоду. И с каждым днём вид их становился всё хуже.
В тот день выглядели они просто ужасно. Именно таким явились под мои ворота Хохол и Юрий в сопровождении ещё нескольких попрошаек. Скулящая и стонущая масса бездельников породила во мне острое желание надавать им пинков и поколотить палкой, не изводя патронов.
Но эти двое держались молодцом. И гордо предложили нам их пустить или пристрелить, чтобы окончить их мучения. Мужики оказались бывшими водолазами и механиками. Именно это и решило их судьбу. Остальная свора злобно взвыла и повисла на плечах «избранных», царапая им глаза и молотя по голове костлявыми кулаками. Нам пришлось пострелять в воздух для острастки.
Стоит вашему ближнему повезти — и вы уже готовы убить его, чтобы госпожа удача, не видя больше счастливых кандидатов, растерянно улыбалась в пустоту.
Так что вопросы морали передо мной не стояли, — я не мог позволить себе роскошь дать своим умереть с голоду и от холода.
Время «открытых дверей» снова настанет, и кому-то ещё повезёт. Только пусть не опоздают, — отбор будет строгим, и запись будет ограничена. И предупреждаю: истории с ледяной-лубяной избушкой не будет. Зайцы и лисы сдохли.
… Перед тем, как войти на Базу, мы издалека подаём условленный знак. Это значило, что мы одни и за нами не катят Троянского коня. Что за нами нет опасного для Базы «хвоста» и можно просто дать нам пройти и обнять, не предпринимая оговоренных заранее превентивных мер.
Скажу честно, меня такой расклад жутко радует, так как под видом «особых» условий у оставшихся на Базе есть мой прямой приказ: уничтожить нас вместе с вероятным противником или без него. Также, — по особому сигналу, который я подам, когда ситуация будет для нас безысходной. Главное, чтоб выжила База и те, кто находится в ней. Не хочется под прицелом принести домой нежданный «подарок» в виде фугаса за пазухой или заразной, быстро убивающей болезни.
Я постарался предусмотреть всё. В том числе и донёс до всех своих, что ввиду не каждой церкви принято размашисто осенять себя крестным знамением…
В этом мире у меня осталось две большие любви, — моя Семья и моя «конура», под завязку забитая разным полезным барахлом. За это всё я готов был остаться навеки лежащим в грязи за собственными же стенами.
Всё, что пленяло меня раньше и что красило мою жизнь прежде, теперь лежало теперь чуть сзади под толщей мутной рыжей воды и ила.
…Грохот наших башмаков по лестнице поднимает на уши всех, не находящихся на посту. Встреча такая, будто мы прошли через горнило межзвёздной войны и, как минимум, спасли от марсиан человечество. «Господи, какое же счастье быть чистым», — глядя на эти умытые физиономии, думаю я.
Перед нами тут же возникает и мелькает туда-сюда кто-то с из ниоткуда и одновременно взявшейся горячей водой, полотенцами, сменами одежды, мисками с кашей и стаканами с компотом, что ли… У рта уже дымится сухая (!) зажженная сигарета…
И это значит, что в обход распоряжения здесь снова втихую тратили лишнее топливо, чтобы держать воду горячей в любой момент.
Но я знаю, что не буду упрекать здесь никого, потому что сам в следующий раз, если выйду наружу вдруг не я, буду метаться среди этих стен, выглядывать беспрерывно в бойницу, переживая и подкидывая веточку — другую в топку над баком с водой. Для тех, кого жду живыми и невредимыми… Спасибо вам, родные…
Теперь сил уже нет. Последнее, на что реально хватает усилия победно квакнувшего на прощание мозга — взять в зубы сигарету, затянуться…
И всё. Счастливо заржав, разум, цокотя копытами, смотался за уходящим напряжением порезвиться на лужок. Хочется сидеть, вот так же тупо и отрешённо глядя в пол и дурацки улыбаясь всем вокруг. Усилием воли встаём и позволяем буквально уволочь себя в баню. Боже ж ты мой!!! Только ради этого стоило родиться на свет…
Когда нас, распаренных и полумёртвых, ни хрена не понимающих и глупо хихикающих, помещали каждого в ледяную купель, вместе с рвущимися на волю зубами торопливо появлялся в наших глазах разум. Громко стуча челюстью и вытаращив глаза, из бочки мы выпрыгивали уже сами.
В лучшие годы я гонял чаи исключительно по редкой своей прихоти. Теперь же за кружкой с этой травкой я ловил себя на мысли, что если кончится эта дешёвая, но по-своему приятная заварка, я погоню всех без исключения отрывать ножки пойманным тараканам для пополнения сих бесценных запасов.
Мысли понуро вернулись с виноватым видом, теперь послушно занимая каждая своё место в моей голове согласно ранее купленным билетам.
Вячеслав меж тем балаболил, радостно скалясь:
— Перевал пока перекрыт. Мы снова проверили глубину у последней отметки, — уровень воды упал за неделю почти на тридцать сантиметров. Начало вроде положено. К середине весны вода большей частью уйдёт.
Сабир согласно кивнул, но тут же, обернувшись ко мне, счёл нужным вставить:
— Плохо то, ака, что почти всё под слоем грязи и ила. Там тоньше, там больше. Но всё равно плохо. Пока высохнет-то всё это…
— Согласен, без вопросов. Значит, будем ждать, пока всё подсохнет и верить, что часть дряни вода подымет и утащит со штормами.
— Дядька, может, до самого-самого ждать нет смысла? Пока есть вода, двигаться и поднимать легче. Чё сидеть-то? — неугомонный Шур, как всегда, умеет думать. Что же, — в его словах есть божья искра.
— Хм-м-м-м…, попробуем. Дождёмся, пока ещё будет вода, и пока ещё сможет ходить лодка. Да чтоб не слишком глубина была, чтоб увидеть хоть нужное. И съездим на прощупывание ситуации. Генератор на лодке, в принципе, становится спокойно. Правда, придётся в дальнейшем мастырить плот.
— Иначе как доставлять топливо и прочее добро? Попрём на буксире плотик, заставим ёмкостями. А что, годится…,- пока я мыслил, мне подливали чаю.
Поднимаю голову. Мой взрослеющий сын. Моя надежда в прошлой жизни, моя патологическая любовь и моя бесконечная обеспокоенность. Храни Господи кого угодно причинить ему без моего ведома и согласия хоть царапину.