Страница 37 из 73
-- А мне плевать, -- Сианн вскинул голову. -- Мать с отцом... Эалвором я ей не прощу.
В очаге громко треснуло полено, взметнув сноп искр. Юный Сябик, вздрогнув и откинув со лба колючие волосы, напряженным голосом спросил:
-- А против меня вот Иса уже что-то имеет?
Мадре вздохнул, отвел взгляд от сына и пожал плечами:
-- Думаю, Себастьян (как-вас-там-опять-забыл), что вам-то бояться нечего. Если, конечно, вдруг не выяснится часом, что мы родственники...
Я негромко рассмеялась, глядя в его задумчивые кошачьи глаза.
-- Ой, Одрин, ты опасный чел... в общем, опасный...
-- Э... Надо спросить у отца... -- без особого энтузиазма решил Сябик. -- Впрочем, если уж даже вы с ней не в ладах... Я вот тут прикидывал, через какое время нарвусь на встречу с этой колдуньей -- ну и ведь обязательно не сдержусь... надерзю... -- сделал он неутешительный вывод.
Я тихонько фыркнула, прикрыв рот ладонью, а Одрин перевел на меня удивленный взгляд. Потом до него дошел смысл моей реплики, и он расхохотался, запрокинув голову. Отсмеявшись, чмокнул меня в нос и шепнул:
-- Ну, ты немного преувеличиваешь степень моей опасности...
Я спрятала лицо у него на груди. Ну нельзя же так светиться... хотя, почему нельзя?
-- Одрин, я... говорила, что люблю тебя?
-- Нет, -- он приподнял мою голову, и я снова встретила завораживающий взгляд этих странных глаз, отливающих серебром в свете очага. -- Но я и так знаю.
Я смотрела на него без страха, доверчиво, уверенная, что мевретт не предаст, не станет играть мною, и словно окуналась в текучее пламя.
А у Себастьяна этой ночью, похоже, появилась насущная потребность выговориться, потому как он снова начал бубнить себе под нос:
-- А вот интересно... может, мне тоже влюбиться? Хотя -- нет... ревнующая Ромашка -- это страшно... И для начала девушке придется ее убеждать...
-- Легко... А тебе чего, завидно? -- насмешливо поинтересовался Сианн, имея ввиду нас с Мадре.
-- Ну, не то, чтоб завидно... -- протянул мальчик, -- так, самую малость, -- он вздохнул. -- А вообще -- ну их, этих девушек, они, если честно, не сильно удобная компания для приключений на голову и прочие места...
О девушках было говорить намного приятнее, чем о Колдунье с Гнилого Болота.
Сианн оглушительно рассмеялся, и невесть откуда залетевшая ночная бабочка, норовившая пристроиться на голову Одрину, испуганно метнулась и хлопнулась на стол. Мадре неодобрительно покосился на сына, повернулся и, осторожно подняв насекомое, подул на серые крылышки.. Бабочка шевельнулась, взлетела и поднялась к висящему под потолком колесу с догоревшими оплавленными свечами.
Сябик медленно поднялся, грустно сообщил в никуда, что проведает Цветочка, и ушел во двор..
На лестнице наконец-то появился трактирщик, сжимая в руках груду полотенец. Осторожно спустившись по скрипучим ступеням, он подошел к нам и вывалил на скамью свою поклажу.
-- А ты, милейший, никак кружным путем шел? -- строго спросил его Мадре, наклоняясь и придирчиво разглядывая принесенное.
Корчмарь испуганно покосился на него, почесал затылок и невнятно промямлил:
-- Ну так... полночь же на дворе... страшновато одному-то ходить, вот помощника и дожидался.
-- А что страшно-то? -- удивился Одрин, сунув мне в руки мягкое, пахнущее скошенной травой полотенце с причудливой вышивкой по краям.
-- Ну так... -- корчмарь помялся. -- Вы вывеску-то нашу видали?
-- Ну да, видели. Сменить бы ее пора, уж больно потрепанная, -- поморщился мевретт.
-- Да нет, я про название! -- трактирщик боязливо оглянулся по сторонам и прошептал: -- Танцовщица! И рубашка у нее вот такая -- он выразительно провел ребром ладони по бедрам.
-- Кто? -- не понял Одрин.
Я, заморгав, посмотрела на трактирщика: ну, танцовщица, ну, в короткой рубашке... Что в ней страшного?
А он тем временем, сложив руки на животе, трепетно живописал, как в таверне померла девушка, от несчастной любви: то ли в колодец бросилась, то ли на сливе повесилась, лет пятьсот прошло, не упомнить. Но и после смерти своей каждый вечер, как отзвенит полночь, приходит она танцевать на столе, соблазняя стройными ножками одиноких мужчин. А если бы мевретты не пренебрегали и чаще сюда заглядывали, так давно это знали бы.
Одрин с сомнением посмотрел на трактирщика. Не похоже было, чтобы последний слишком сильно принял на грудь. Хотя, кто их, корчмарей этих разберет... Может, призраки танцовщиц появляются пред ними и после небольшой кружки?
-- Сын, ты боишься голоногих танцовщиц? -- обратился он к Сианну. Тот сонно мотнул головой.
-- А что она с ними делает? -- спросила я напуганного хозяина. Тот закатил глазки:
-- Танцевать заставляет! На столе! Ох, звезда спаси!.. Вам-то, девице, она не опасна. Ее только мужики интересуют, молодые да пригожие.
-- Так чего тогда ты боишься? -- усмехнулась я.
Трактирщик помрачнел и глянул на меня исподлобья.
-- Ишь ты... вкуса у тебя нет, милая, вот что! -- сделал он вывод.
-- Ну, о вкусах не тебе судить, корчмарь, -- сурово оборвал его Одрин. -- Скажи-ка ты мне лучше, комнаты у тебя свободные есть?
Толстяк испуганно примолк, косо зыркнул в мою сторону и молча кивнул.
-- Значит, так, -- отрезал Мадре. -- Одну -- мне, другую мевретту Сианну. Оплату получишь завтра у казначея в замке. Да не кривись ты, надбавлю за неудобство.
Я гордо выпрямилась, стиснув ладонь жениха:
-- Вкус у меня как раз есть!
И приглядела, как хозяин заведения резво потрусил куда-то за стойку.
-- А можно надеяться на то, что ты мне это сейчас докажешь? -- послышался над моим ухом тихий голос.
Я лукаво взглянула на своего мевретта и рассмеялась:
-- Ну, если постель окажется удобной и чистой, то с радостью, -- и первая полетела по скрипучей лестнице наверх, едва касаясь ногами ступенек. Наверху я оглянулась и увидела, как трактирщик притащил ключи и, кланяясь и слащаво улыбаясь, вручил их мевреттам.
-- И, да, -- окликнул его Мадре, направляясь к лестнице, -- если вернется этот, Сябик, ему тоже выдели комнату.
Я тихо рассмеялась -- Одрин не стал упоминать корчмарю об особенности мальчишки всюду таскать за собой единорога. Ну и правильно -- не все коту масленица: вон как глаза-то заблестели при упоминании о надбавке. Барыга несчастный...
Второй этаж встретил меня полумраком и тишиной, только половицы тихонько поскрипывали под ногами. Чадящая на стене лампа света давала немного, и дальний конец коридора совсем утонул во мраке. Пока я разглядывала ряд деревянных дверей с массивными медными ручками и прикидывала, куда все же решил поселить нас хозяин корчмы, одна из них с тихим скрипом приоткрылась. Я слегка вздрогнула -- сквозняк временами может выкидывать довольно жуткие шутки -- но любопытство пересилило, и, подойдя к двери, я сунула нос в темную комнату. Камин там не горел, в воздухе стоял кисловатый запах, а в забитое досками окно барабанил все тот же надоедливый дождь. Интересно, он когда-нибудь закончится? -- с этой мыслью я вошла внутрь и сощурилась в темноту, пытаясь разглядеть обстановку. В коридоре послышались шаги, и мне снова стало не по себе. Надеясь, что это Одрин, я выглянула, облегченно вздохнула и хихикнула. Мадре стоял посреди коридора, отбрасывая в свете лампы длинную тень, и растеряно оглядывался по сторонам. Я поспешно вышла ему навстречу и, помахав рукой, торопливо сказала:
-- А знаешь? Тут было открыто! Но, кажется, никто не живет. Вещей нет.
Мевретт улыбнулся, подошел к порогу, и я отступила, позволяя ему войти. В это время по какой-то странной прихоти дождь начал стихать, а свет луны, выглянувшей из-за туч, осветил голую постель без признаков матраца и пустой сундук в углу с откинутой крышкой, оббитый тускло сверкнувшим металлом. Одрин огляделся и, повернувшись ко мне, удивленно спросил:
-- А ты уверена, что нам сюда?